— Всегда, — сказала она. Помогла ему раздеться. В чаше уже была вода. Хотя пришлось бы несколько раз менять воду, чтобы смыть всю кровь с него.

— Ты понимаешь, Намир? — сказал он. Она придерживала его, а он медленно намочил тряпку и стал вытираться. Он не смотрел на нее. — Я не буду спрашивать, был ли я прав, — сказал он. — Другим не нужно такое пятно. И правильность… это невозможно, — он посмотрел на свои ладони в засыхающей крови.

— Я не могу знать, — сказала она.

Он говорил пустым тоном, отвернулся от нее, отмывая ладони.

— История о слабом короле Элдакаре… навредила больше, чем я. Так нельзя продолжать. Землю нужно объединить, чтобы выжить. Эта победа будет временной, если о слабом короле продолжат говорить, и провинции будут и дальше воевать. Так я думаю. Я всю ночь думал об этом. Я хотел ошибаться. Но не вижу другого пути.

Его ладони были почти чистыми. Он позволил ей надеть на него халат. Она помогла ему улечься на кровать, стала заваривать настой.

— Вам нужно поспать, — сказала она. Этого было мало, и она взяла его за руку. — Элдакар, — сказала она. — Для меня честь, что вы — мой король.

Он сжал ее ладонь.

— Ты всегда была добра ко мне.

* * *

Когда она покинула его палатку, ноги понесли ее сами. Было сложно думать. Она дошла не до своей палатки и вошла.

Палатка Алейры Сюзен не изменилась. От жаровни пахло пряностями. Свет мерцал. Маг сидела на стуле, странно неподвижная. Она сказала:

— Я тебя ждала, Намир. Или лучше сказать Мелила. Таким было твое имя. Я нашла его на звездах. Мелила Хазан, оторванная от дома, лишенная языка. Ставшая оружием, чтобы жить, — Алейра смотрелась на свой возраст, была печальна. — Все хорошо, — сказала она. — Я знаю историю.

Намир не могла говорить.

— Хотела бы я спасти тебя, — сказала Алейра. — Я долгое время спасала только себя. Прости.

Намир опустилась на колени возле стула Алейры. Вблизи от женщины пахло костром и другим знакомым запахом. Не манящим или экзотичным. Тем, что влекло ее к другому времени. Кухня, яркий дом, безопасное место. То, что позволило ей опустить голову на колени женщины и оставаться так какое-то время.

ГЛАВА 18

Сны пропали. Всего две ночи, но Джулиен знала. Две ночи простых снов. Простых желаний и страхов.

Ненависть была металлом на языке, когда она проснулась. Не утешало и место, где она проснулась: холодная комната, твердая кровать, ни капли света дня за ставнями.

Она оделась, прошла по провисшей лестнице — доски ослабли от воды и времени — и миновала шипящие угли в камине гостиной. Она покинула гостиницу. День был серым, ветер бил по ней. Она куталась в плащ и шла. Черные камни обрамляли берег, рядом была полоска янтарного песка. Тропа вела как приглашение. Не важно, куда.

Она не думала, что ненависть к себе можно было убрать прогулкой, но она могла отвлечься.

Они прибыли вчера. Это нельзя было назвать деревушкой — несколько домов рыбаков, и все. Но тут была небольшая гостиница на берегу, обдуваемая ветрами.

Их путь был решен. Утром они вызвали паромщика забрать их с Острова-лабиринта.

— Мы не можем посетить другие острова? — спросила она у паромщика. Хотя уже знала ответ.

— Они закрыты для вас, — он даже не посмотрел на нее.

Не нужно было уточнять, что метка Пророка позволила ей приблизиться к границе. И метки уже не было.

Дорн старался скрасить ситуацию.

— Ну и ладно, — сказал он. — Нам уже нечего отдавать.

— Тогда к континенту, — сказала она паромщику, стараясь звучать твердо. — Туда, откуда мы сможем отправиться в путь.

И он доставил их сюда, к этому месту со скрипучей гостиницей и домами. В лодке Дорн Аррин и она придумали план: они скажут, что они — брат и сестра. Они не обсудили, куда идти дальше. К нему домой? К ней? Они не знали, где сейчас было безопасно. Белая королева искала Дорна.

«Я не дам ничему с тобой случиться», — сказала она, когда спасла его и Овейна от волков. И через несколько дней она стала помехой. Одно было ценным, и то могло не пригодиться. Имя, которое можно было произнести лишь раз. Плохая сделка, наверное. Она не знала. Может, кто-то умнее принял бы другое решение. Она бросила роль Пророка, но не гордилась этим. Может, она заслужила все потерять.

Она шла по тропе вдоль берега. Солнца не было, и вода была цвета железа. Она била по камням, пена застревала в трещинах. Шум воды и ветра сливался. У берега летала птица на широких черных крыльях. Пеликан.

Она шла дальше. Песок был влажным и плотным. Из него выпирали побелевшие ракушки. Скрытые сокровища. Она подумывала выкопать одну. Взять что-то осязаемое об этой части жизни.

Она помнила, как в детстве — четыре или пять лет — собирала ракушки на теплом южном берегу. Простая радость. Никаких амбиций, никакого осознания того, что она крохотная в мире. Она не думала о себе тогда. Просто была счастлива, что нашла своими руками сокровища на берегу.

Солнце стало подниматься. На западе была полоска светлее над водой.

Свет становился ярче, и она заметила движение среди камней впереди. Серая, как день, фигура. Она приближалась. Там был мужчина. И он шел к ней.

У нее не было времени испугаться. Он опустил капюшон, чтобы она узнала его. Чтобы увидела, что это был архимастер Хендин.

Он крикнул, чтобы было слышно поверх шума волн.

— Вот и ты, — она не успела осознать, а он обнял ее, мокрый от брызг моря, щекочущийся бородой. — Дорн. Он…

— Он со мной, — она оправилась от шока.

Он произнес молитву Киаре и богам.

— Как вы нас нашли? — спросила Джулиен. Она сомневалась. Это точно был он? Но она знала это доброе лицо. Единственного доброго архимастера.

Он указал на свой глаз.

— Придворный поэт отправила мне сообщение. Она ощутила, что вы покинули Остров, и это обеспокоило ее. Я смог отследить вас меткой до берега. А потом метка потемнела, — он поморщился. — Я боялся худшего.

— Мы живы, — сказала она. — Но рассказать нужно многое.

Он разглядывал ее.

— Ты была ребенком, когда я тебя видел в последний раз, — сказал он. — Я хотел бы, чтобы ты оставалась такой.

— Это меня не защитило, — сказала она, не зная, откуда слова. — То, что я юна. Так лучше.

* * *

Они жались вместе в углу гостиной как можно ближе к огню. Комната была пустой. На завтрак была густая каша без вкуса, и они давно отодвинули миски.

Джулиен думала, что, несмотря ни на что, архимастер Хендин был счастлив. Он просиял, увидев Дорна, хотя не обнял его, как Джулиен. Он замер, словно стыдился. Только когда юноша приблизился, старик позволил обнять его, и Джулиен увидела, как он сдерживал слезы.

— Я не перестану винить себя, — сказал Хендин, когда они посмотрели друг на друга.

Дорн покачал головой. Он даже улыбался.

— Я видел то, что думал только услышать в песнях, — сказал он. — Я никогда не верил в такое. Я не пострадал, благодаря Джулиен.

— Да, — Хендин посмотрел на нее блестящими глазами. — Я у тебя в долгу, юная девица, хотя не знаю, как отплатить.

— Не надо о долгах, — сказала Джулиен. — Нужно многое обсудить.

Дорн Аррин взглянул на нее с тревогой. Она знала, что должна была радоваться, что за нее кто-то переживал. Но ей было горько, что он не видел ее так, как ей хотелось. Это утро было полным эмоций.

Они ели и обменивались историями. Хозяин гостиницы игнорировал их, и отсутствие интереса было искренним. Тощий мужчина пах табаком и старался не попадаться на глаза. Архимастер Хендин оставался в этой гостинице днями, выглядывал их и гадал, что делать, если они не прибудут.

С их отбытия с острова Академии прошло больше, чем два дня, если Придворная поэтесса отправила весть неделю назад. Казалось, в западном море время шло иначе. Оно было запутано и когда они до этого возвращались домой.

Но архимастер все еще был потрясен, что Элиссан Диар был мертв. Смерть короля и то, что это значило. Не то, что произошло потом. Придворная поэтесса, связавшаяся с архимастером Хендином, боясь за них двоих, больше ничего ему не передавала.