Литмир - Электронная Библиотека
A
A

С уходом посетителей в карманном блокнотике Жабатулиной аккуратно вычеркивалась фамилия очередной жертвы.

Из черного списка Жабатулиной приходилось вычеркивать не только фамилии тех, кто хоть и поздно, но пришел за выпиской. С досадой приходилось вымарывать бесперспективных пациентов, которые состоят в прямом или косвенном родстве к сотрудникам больницы, где она работает, а также всех тех, с кого опасно брать деньги за лечение. Самой Жабатулиной было все равно, за что брать деньги – за лечение или излечение. Природное, почти звериное интуитивное чутье позволяло ей вынюхивать родственную принадлежность пациента к работникам прокуратур, санэпидстанций, милиции, суда, налоговой инспекции. Развелось этих контролирующих и карающих инстанций, что работать нормально не дают хорошему врачу. С них купоны стригла Жабатулина другими, особенными методами, чтобы комар не смог и носа подточить. Методика по отношению к такому контингенту клиентов заключалась в чрезмерно повышенном внимании, что позволяло создать имидж чрезвычайно вдумчивого и очень внимательного, грамотного специалиста. В доверительной беседе с работником прокуратуры, например, «нечаянно» выдав блок информации о полной безграмотности того или иного специалиста, Жабатулина сравнивала имеющиеся традиционные и общепринятые методы лечения с «новыми», до которых она уже давно дошла, а остальным еще далековато. Вот только одна небольшая проблема: такого препарата нет пока в арсенале учреждения, но его уже можно достать в столице. Прокурор, пользуясь телефонным правом, максимум через два звена в цепочке звонков на следующий же день обеспечивает доставку «сверхценного и нового препарата» по назначению. Ему, опытному специалисту в криминалистических асследованиях, и в голову не приходит, что это одна из разновидностей Жабатулинского лохотрона, в результате которого она приобретает дешевый авторитет. Дешевый, потому как пациент в любом случае запрограммирован на излечение. Для доступности изложения и легкости восприятия уважаемым читателем возьмем такой пример, когда у больного респираторная вирусная инфекция. Известно, что, поболев недельку, больной поправляется. А если начать его лечить, то он поправляется за семь дней. Известно не так уж много неизлечимых болезней по сравнению со всем огромным количеством заболеваний человека, которые классифицируются, и периодически эти международные классификации пересматриваются. Сейчас уже вся страна работает по классификации X пересмотра. Злокачественные опухоли, например. Да и то современные возможности химиотерапии и лучевой терапии позволяют смягчить страх скорой смерти до такой степени, что больной успевает смириться с мыслью о предстоящей кончине. По этому поводу один из наших преподавателей детской хирургии, участник Великой отечественной войны, ныне покойный Дудоров Н. Е. говорил, что иногда не так важно, какая болезнь у ребенка, важнее, у чьего ребенка эта болезнь.

Мастерски научилась Жабатулина пользоваться моментом во время доверительных и конфиденциальных бесед с влиятельными людьми, которым ничего не жалко ради близкого человека. Им не жалко было тратить и время свое драгоценное, тем более производственное, возможно, еще более драгоценное, на то, чтобы навестить родственника и, естественно, поговорить не с лечащим врачом, а с самим заведующим отделением. Заведующая умница, терпеливая, умеющая ждать, настоящий позиционный игрок, из нее гроссмейстер шахматный мог бы получиться, если бы не заплыли жиром мозги. Она хорошо усвоила, что на прием ни к одному из этих влиятельных фигур в обычной жизни она не попадет, но будет ситуация, и они сами к ней придут, будут готовы слушать ее столько, сколько ее душе угодно. Вот тогда и вила она из них веревки. Веревки получались разной длины. Это была идеальная возможность очернить своих коллег, неугодных и вошедших в ее черные списки, можно было, например, связать ухудшение состояния больного с тем, что дежурил именно этот негодный врач. Кому докажешь, что «после чьего-то дежурства» еще не означает «от этого дежурства». Но малюсенькое зерно недоверия посеяно, раз Жабатулина смогла заметить неграмотный подход дежурного врача к заслуживающему внимания больному, значит, она опытнее, клинически и логически мыслит, она более чуткая.

Чуткий врач Жабатулина могла и выписать иного больного досрочно, чтобы место драгоценное не занимал, можно и в амбулаторных условиях долечиться, тем более проблемы с платежеспособностью у них на лицо. Пусть лучше не тратятся на транспорт, приезжая из района каждый день, что же с них возьмешь? Вот народ! Еще жалуется на тяжелую жизнь, не продать ли ему корову, спрашивает, с надеждой так, а может, дескать, обойдется? Ну конечно обойдется, поезжайте ради бога к себе в кишлак и делайте там что хотите, тот, кто хотел бы вылечиться, не спрашивал бы, продать или не продать корову. На чувствах хотят сыграть, знаем мы таких, нас теперь не разжалобишь. Кому сейчас легко, все хотят хорошо жить. Раз вам корова ваша ближе, раз не хотите врача отблагодарить, то лечитесь у себя в районе. Даром захотели! В конце концов, у ваших районных врачей такие же дипломы, как и у меня, что я вам здесь, козел отпущения, что ли? Ой, как тяжело с этими кишлачными работать, они никак не поймут, что хороший врач, такой как Жабатулина, – штучный товар, интеллект ее не могут оценить, но в город к ней в стационар рвутся, как будто медом здесь намазано. Еще и про клятву Гиппократа могут напомнить, а в ней черным по белому, хоть и в самом конце клятвы, написано: «Обязуюсь лечить даром, т. е. тех, у кого нет страховки», – звучало бы теперь. Но Жабатулина об этом не знала, она спинным мозгом чувствовала, что это должно быть именно так, за мзду. Вместо клятвы Гиппократа она, как и все советские выпускники медицинских институтов, давала Присягу врача Советского Союза, штампик в ее дипломе есть об этом. Из текста Присяги сведения о платности медицинских услуг были исключены цензурой. В Конституции страны было написано о бесплатном доступе к квалифицированным медицинским услугам независимо от любых признаков индивида, в том числе и от места проживания. Дискриминации пациентов на бумаге не было, она была в отдельно взятых эпизодах, которые сливались между собой в сплошное пятно, как сливная крапивница, и подводили общество к отеку Квинке, анафилактическому шоку. О синдроме эмоционального вырождения на почве профессиональной деятельности среди врачей в те времена еще не знали, хотя и сейчас трудно представить, что врач, человек в белом халате, может равнодушно относиться к человеческим страданиям, может спокойно принимать пищу у себя в кабинете в рабочее время, зная, что в этот момент его ждут в родильном зале, где на свет появляется новый гражданин страны, имеющий право на жизнь. Подождут, зря что ли она дрессировала этих акушеров, чтобы правила безопасного материнства соблюдали. Случится что-нибудь с ребенком, Жабатулина сможет доказать, что виноваты они сами, зря что ли патологоанатом ее друг.

Жалко, конечно, что был среди этих азиатов и неучей один, который с Нуратинских гор спустился и отличался любознательностью. Из-за него Жабатулину сняли в свое время с заведования отделением реаниматологии. Этот Турсун Бобоевич не раз ей настроение портил. Однажды он обратил внимание на то, что у Жабатулиной во время дежурства ребенок умер не от ОКИ, а от болевого шока и ожогов: грелка, наполненная кипятком с плохо закрытой крышкой, протекла на его ножки. Жабатулина так здорово придумала насчет того, что это не ожоги, а трупные пятна, договорилась уже и с патологоанатомом, продажной душой, а этот упрямец, спустившийся с гор, никак не соглашается с ее гениальной версией. Возражает еще, мол, если не установит ожоги патологоанатом, то опыт судмедэкспертов позволит справиться с этой пустяковой задачей за считанные секунды. Даже главный врач не смог тогда повлиять на Турсуна Бобоевича, он так и настоял на своем. А такое не проходит бесследно, вот и накопилось негатива столько, что ее сняли с заведования отделением.

Второй раз подмочил ее репутацию Турсун Бобоевич, когда пришел в ее отделение консультировать сложного больного как ассистент кафедры, взял да и поменял ее диагноз. Вот нахал, поменять диагноз самой Жабатулиной, которая заведует отделением, что-что, но этого она не могла ему простить! Вызвала на консультацию супруга своей подружки Альфии, тоже ассистента кафедры. Поговорила по телефону на татарском языке, чтобы эти не догнали, о чем речь, и все уладила. Приехал солидный сотрудник кафедры, человек в возрасте, и подтвердил диагноз Жабатулиной. Конечно, куда им всем, этим горным жителям, до диагностики пневмонии у ребенка. Хрипы-то слышит Жабатулина лучше, чем любой из них. Да и слух у нее музыкальный. Зря, что ли, внучка теперь ходит в музыкалку, это все наследственная одаренность по бабушкиной линии из Булунгура. Как она ликовала, когда Турсун Бобоевич был вынужден согласиться с мнением маститого ученого. Как она наслаждалась тем, что выглядел он в тот момент так понуро, что собака побитая смотрелась бы более достойно, чем он. Знай наших, выскочка. Но проходит буквально один день, и эта понурая собака заявляется к ней в отделение со своей группой студентов, которые, как рой, пчел облепили именно этого ребенка, слушают и слушают его легкие. А мама, вместо того, чтобы цыкнуть на них, дура такая, услужливо поворачивает и поворачивает свое чадо, то спинку подставит, то грудь, чтобы все до единого его послушали. Подошла Жабатулина поближе, желая послушать, как молодой ассистент перед студентами признается в своей диагностической ошибке, как он прозевал пневмонию у ребенка. Самый момент вставить словечко-другое, как бы между прочим, и заявить о себе студентам, чтобы знали, какое ничтожество им преподает. Подошла поближе и глазам, точнее ушам, своим не поверила. Этот упрямый горец продолжал настаивать на своем. Настаивал он, что у ребенка никакая не пневмония, а сальмонеллез с сольдефицитной формой обезвоживания. Он диктовал студентам, которые, как олухи, всю эту ересь записывали, да еще одна из них переспрашивала, в очках которая, буквально каждое слово. Где же коллегиальность тут, где же субординация, как же это так? Турсун Бобоевич подставляет себя под удар, сомневаясь в правоте более опытного консультанта и отвергая его диагноз. Жаль, что сегодня суббота, подумала Жабатулина, у маститого консультанта суббота – это святое. По субботам он пораньше уходит с работы, чтобы тещу навестить, она ему чебуреков накидает, водочки на рябинушке на стол поставит, баньку горяченькую приготовит. Не жизнь, а малина. А на следующее утро молочко парное в кринке, сметана, сливки, чак-чак, чай с олень-травой. И день воскресный так быстро проходит, что и не заметишь, как возвращаться в город пора из тихого райского поселения возле речки Булунгурки. Ничего, завтра тоже будет день, думала Жабатулина. Может быть, даже и лучше, чтобы не портить ему и подруге уикэнд. Выйдет в понедельник на работу свеженький, отдохнувший, она ему шепнет незадолго до пятиминутки кое-что на ухо, и он растерзает прилюдно этого молодого щенка Турсуна Бобоевича. Ай да моська, держись в понедельник.

4
{"b":"707028","o":1}