– Что ж, – после некоторого размышления сказал доктор Чайлдс, – пока оставим вопрос с сиделкой и посмотрим, как пойдут дела.

Он знал, что миссис Джиллингуотер была весьма способной и находчивой женщиной, к тому же сильной и неутомимой – он не раз имел с ней дело при родах, когда она выступала в роли повитухи, и знал, что она пользовалась среди местного населения почти незыблемым авторитетом.

Около полудня доктору сообщили, что леди Грейвз и мистер Левинджер ожидают в гостинице и будут рады увидеть его. Доктор Чайлдс нашел их в маленьком баре; Эмма Левинджер тоже была здесь и выглядела еще бледнее и бесплотнее, чем обычно.

– О, доктор! – воскликнула леди Грейвз. – Как мой бедный сын, что с ним? Миссис Джиллингуотер говорит, что я его не увижу, пока вы не разрешите. Я была в постели – не очень хорошо себя чувствовала, – когда получила вашу записку. Эллен уехала в Апкотт, а сэр Реджинальд, разумеется, не в силах выдержать такую дальнюю дорогу. Я сразу же поднялась и отправилась сюда.

Она замолчала, с тревогой глядя на доктора. Он покачал головой.

– Конечно, вам не стоило приезжать, леди Грейвз! Вы и впрямь не очень хорошо выглядите. Я надеялся, что приедет ваша дочь. Что ж, вы все равно уже здесь… Итак, у капитана Грейвза довольно неприятный двойной перелом. К несчастью, после получения травмы он довольно долго пролежал на голой земле, но сейчас, кажется, ему стало немного лучше. Вот пока и все, что я могу сказать.

– Как это случилось? – подал голос мистер Левинджер.

– Джоанна Хейст расскажет об этом лучше, чем я, – отвечал доктор. – Она уже встала, я видел ее в коридоре. Сейчас я позвоню.

При упоминании имени Джоанны лицо мистера Левинджера на короткое мгновение дрогнуло – и даже эта мимолетная судорога не укрылась от глаз наблюдательного от природы доктора. Казалось, мистер Левинджер не хотел, чтобы Джоанна пришла – но леди Грейвз тихо прошептала: «Да, прошу вас… обязательно!» – и он передумал, не сказав более ни слова. Доктор Чайлдс открыл дверь и позвал Джоанну; вскоре она уже стояла перед собравшимися.

Ее лицо было очень бледным, нижняя губа разбита, а правую руку на перевязи девушка бережно прижимала к груди; однако именно бледность и тревога в темных глазах придали ее облику еще большую прелесть и даже некоторую утонченность. Джоанна поклонилась мистеру Левинджеру, который кивнул в знак приветствия, затем коротко поздоровалась с леди Грейвз и уже собиралась заговорить – но тут ее взгляд упал на Эмму Левинджер. Взгляды девушек встретились, и Джоанна продолжала молчать…

Они встречались и раньше, а в детстве даже разговаривали друг с другом, но с тех пор ни разу не сталкивались лицом к лицу – и теперь казалось, что каждая из них была очарована видом другой. Джоанна вспомнила, что капитан Грейвз прошлой ночью в бреду говорил об Эмме Левинджер – и это почему-то сделало Эмму еще более интересной и загадочной в глазах Джоанны. Почему мысли Генри обратились к этой девушке, как только он впал в беспамятство? Был ли он влюблен в Эмму Левинджер или помолвлен с ней? Вполне возможно – ведь он ехал в Монкс Лодж, а там сроду не принимали гостей.

Джоанна почти утвердилась в этой мысли, но тут вспомнила, что там, на церковном дворе, Генри Грейвз говорил и о ней тоже – причем такими словами, которые явно подразумевали некое чувство, похожее на привязанность или даже близость между ними. Вспоминать об этом было приятно – и, тем не менее, Джоанна подумала, что было бы замечательно, если бы Генри действительно был влюблен в мисс Левинджер. У нее такое милое и одухотворенное лицо, а в чудесные серые глаза просто обязан влюбиться любой мужчина!

Но если Джоанна была впечатлена обликом Эммы, то Эмма была не менее потрясена обликом Джоанны. Когда их взгляды впервые встретились, у Эммы в голове промелькнула мысль, что никогда раньше она не видела и не могла представить такого физически совершенного образца женственности. Она могла сколь угодно долго разводить теории о духе и плоти, описывать красоту как некую случайность – а значит, качество, не стоящее особого уважения, – но была слишком честна, чтобы не признать тот факт, что эта девушка, Джоанна, была совершенно восхитительна. Кроме того, храбрость и самоотверженность этой девушки спасли капитана Грейвза от верной смерти. Глядя на нее, Эмма почувствовала укол зависти, сравнив свои черты и формы с женственным обликом Джоанны. Однако это не было завистью в полной мере – что-то внутри Эммы тянулось к Джоанне, и она приняла бы ее без раздумий, не будь между ними еще и ревности.

В самом деле, последнее время все мысли Эммы занимал капитан Грейвз, и теперь она не могла не ревновать к этой прелестной деревенской девушке, с которой Генри каким-то образом успел познакомиться, и которая смогла защитить его от куда более тяжких последствий ужасного несчастного случая.

В этот самый миг в душе Эммы прозвучал некий тревожный голос, настойчиво твердивший, что эта очаровательная девушка не отпустит так просто мужчину, которого ей послала сама судьба, что она будет сражаться за него так же яростно, как сражалась бы и за свою собственную жизнь. Эмму эта мысль ужасно перепугала, вернее – ее испугал тот безотчетный и неведомый ей доселе страх перед подобной мыслью. Никогда раньше она ничего подобного не испытывала, но теперь задрожала, и в глазах у нее помутилось. Эмме захотелось, чтобы Джоанна Хейст никогда не появлялась в ее жизни, чтобы они жили в разных концах света – и ни при каких обстоятельствах не могли бы встретиться.

Все эти мысли пронеслись в головах обеих девушек за какие-то доли секунды, ужас Эммы тоже был всего лишь короткой леденящей вспышкой – а затем заговорила леди Грейвз.

– Здравствуйте, Джоанна Хейст! – любезным тоном произнесла она. – Насколько я понимаю, вы были с моим сыном в момент этого страшного несчастья. Вы расскажете нам, как все произошло?

– О, миледи! – взволнованно отвечала Джоанна. – Это была моя вина, по крайней мере – в некотором смысле, хотя я-то была уверена, что он не совершит такой глупости и не полезет на эту башню!

Джоанна быстро и довольно связно изложила всю историю, стараясь как можно меньше упоминать о своей роли в ней.

– Спасибо! – сказала леди Грейвз, когда девушка умолкла. – Похоже, вы вели себя очень отважно, и я боюсь, что вы сильно пострадали. Надеюсь, вы скоро поправитесь. А теперь, доктор Чайлдс, скажите мне: могу ли я повидать своего сына?

– Что ж, пожалуй, на одну-две минуты вы можете зайти, только прошу вас не разговаривать с ним и не тревожить! – с этими словами доктор Чайлдс повел леди Грейвз к Генри.

К этому времени действие снотворного уже закончилось, и потому мать застала Генри бодрствующим и разговаривающим с миссис Джиллингуотер. Он встрепенулся, узнав шаги матери, и радостно приветствовал ее, стараясь не показывать, как сильно терзает его боль.

– Здравствуйте, матушка! К несчастью, вы видите меня не в самом удовлетворительном виде, но все же мне гораздо лучше, чем я сам ожидал, пока висел на стене этой проклятой башни. Мне очень приятно, что вы навестили меня, и я надеюсь, что новости об этой неприятности не слишком расстроили отца.

– Мой бедный мальчик! – сказала леди Грейвз, склоняясь к сыну и целуя его. – Я боюсь, ты очень страдаешь!

– Ничего страшного! Впрочем, разбился я довольно сильно, и мне, видимо, придется провести в постели несколько недель. Какой удивительный старый дом, не так ли? Эта добрая леди как раз рассказывала мне о нем. Я лежу в комнате ее племянницы. Во всяком случае, весьма интересная постройка. Вы только взгляните на эти дубовые панели и старинную каминную полку. Кстати, я надеюсь, что мисс Джоанна – она сказала, что так ее зовут, – не слишком сильно пострадала. Очень храбрая девушка, должен вам сказать. Если бы она не поймала меня, когда я падал, боюсь, я бы рухнул плашмя на эту жуткую гробницу, а тогда…

– Если бы не она, ты бы не полез на эту башню! – вздрогнув, произнесла леди Грейвз. – Не представляю, что заставило тебя совершить подобную глупость, мой мальчик – в твоем-то возрасте!