– Благодарю, мисс Грейвз. Как поживаете вы? Мне пришлось телеграфировать леди Фишер, с которой я собирался ужинать сегодня на Гросвенор-сквер, и сказаться больным, чтобы не ехать в Лондон. Надеюсь, она не раскроет мой маленький обман.

– Разумеется! – с легкой иронией заметила Эллен. – Леди Фишер многое потеряла, а мы – приобрели, хотя я полагаю, что вы нашли бы Гросвенор-сквер куда более интересным местом, чем Рошем. Однако позвольте представить вас моему брату, капитану Грейвзу, и мисс Левинджер.

Мистер Милуорд удостоил Генри кивка, а затем повернулся к Эмме и сказал:

– Здравствуйте, мисс Левинджер! Наконец-то мы встретились. Я был страшно разочарован, не встретив вас в декабре, когда навещал Кринглтон-Парк. Как поживает ваша матушка, леди Левинджер? Излечилась ли она от невралгии?

– Боюсь, здесь какая-то ошибка! – сказала Эмма, заметно робея под натиском этого бесцеремонного человека. – Я никогда в жизни не бывала в Кринглтон-Парке, а моя мать, миссис Левинджер, скончалась много лет назад.

– О, правда? Прошу прощения! Я принял вас за мисс Левинджер из Кринглтона, наследницу громадного состояния, с которой мы познакомились в Италии. Понимаете, я отлично помню, как леди Левинджер говорила, что никаких других Левинджеров не существует.

– Боюсь, что я – живое опровержение этому утверждению леди Левинджер! – ответила Эмма, вспыхнув, и отвернулась.

Эллен, кусавшая губы от досады, уже собиралась вмешаться в этот опасный разговор, но тут открылись двери, и в комнату вошли мистер Левинджер, сэр Реджинальд и леди Грейвз. Генри воспользовался возможностью пожать руку мистеру Левинджеру, чтобы немного изучить его внешность – и тут же понял, что это желание взаимно.

Мистеру Левинджеру было лет шестьдесят, но выглядел он намного старше. То ли в результате несчастного случая, то ли из-за ревматизма он так сильно хромал на правую ногу, что принужден был всегда ходить с тростью. Седина еще лишь тронула его волосы, однако слабое здоровье иссушило и скрючило его тело.

– Я сделал вывод, что соображаете вы не очень быстро

При взгляде на него Генри вполне мог поверить, что лет двадцать пять назад это был один из самых красивых мужчин в округе. И сейчас темные и угрюмые глаза мистера Левинджера были полны живого огня; лоб был высок и чист, черты лица безупречны. Это был человек, на которого возраст, казалось, обрушился внезапно и преждевременно – человек, сгоревший еще в молодости и теперь оставшийся лишь обугленным остовом самого себя, хоть и с пылающим до сей поры огнем в сердце.

Мистер Левинджер приветствовал Генри несколькими безукоризненно вежливыми фразами, представлявшими разительный контраст с вульгарной речью мистера Милуорда. Затем он предложил руку леди Грейвз, поскольку в этот момент дворецкий объявил, что обед подан. Следуя за ними, рука об руку с мисс Левинджер, Генри обнаружил, что ему весьма интересно – необычное для него состояние – кем был и чем занимался этот человек в юности, до того, как объявился в Брэдмуте и устроил свою судьбу, женившись на дочери своего домохозяина.

– Ваш отец служил в армии? – спросил он у Эммы, пока они неторопливо шли по длинному коридору. – Простите меня за столь прямой вопрос, но у него выправка военного.

Внезапно Генри почувствовал, что его слова встревожили Эмму.

– Я… не знаю… не думаю. Я слышала, как он рассказывал о Крыме – так, словно сам участвовал в боях, но он никогда не рассказывал о своей юности.

Все вошли в столовую, после некоторой суматохи заняли свои места – и разговор на время прекратился…

За ужином Генри оказался между мистером Левинджером и его дочерью. Вполне естественно, что он попытался завязать с девушкой беседу, но быстро обнаружил, что из-за своей стеснительности, или по какой-то другой причине Эмма не имеет никакого желания вести разговор, довольствуясь лишь односложными ответами на вопросы Генри.

Несколько разочарованный, Генри решил обратить свое внимание на отца девушки, и вскоре выяснилось, что мистер Левинджер – самый интересный и блестящий собеседник, которого только можно вообразить. Он мог с легкостью говорить на любую тему, причем какого бы вопроса ни касался – всюду демонстрировал прекрасную осведомленность, что было особенно примечательно в человеке, последние два десятка лет ведущем жизнь отшельника. В какой-то момент разговор перешел к обсуждению археологии – по странному совпадению Генри искренне интересовался некоторыми ее разделами, в частности – кремневыми орудиями древних обитателей Восточной Англии. Оказалось, что мистер Левинджер является обладателем одной из лучших из существующих ныне коллекций – наряду с коллекциями уникальных золотых украшений и оружия древних бриттов, данов и саксов.

Тема оказалась настолько интересной для обоих собеседников, что еще до окончания обеда Генри получил и с благодарностью принял приглашение посетить Монкс Лодж и провести там пару дней, чтобы лично осмотреть древние сокровища – причем на этот раз приглашение делалось без всякой задней мысли.

В тишине, последовавшей по завершении этого приятного разговора, Генри расслышал, как мистер Милуорд старается разговорить мисс Левинджер.

– Мисс Грейвз говорила мне, что вы… эээ… живете в том прелестном старинном доме под… эээ… Брэдмутом… эээ… в этом приюте призраков…

– Да, мы живем там, если вы имеете в виду Монкс Лодж, – отвечала Эмма. – Это действительно старинная постройка, монахи укрывались там во время чумы, потом она была логовом контрабандистов, но вот о призраках я никогда ничего не слышала.

– О, умоляю, не лишайте меня иллюзий, мисс Левинджер! Я как-то проезжал мимо вашего дома вместе с вашими соседями, Марчемами, и вдовая леди Марчем – та, что носит очки – уверяла меня, что однажды видела призрак священника, который гнался за монахиней в сером… Или монахиня в сером гналась за священником, что кажется мне куда более вероятным. Я уверен, леди не могла ошибаться! Она никогда раньше не была замечена в увлечениях спиритизмом и всяким таким… разве только ее возраст…

– Леди Марчем, возможно, и видела призраков, но я – нет! – отвечала Эмма.

– О, я не сомневаюсь, что она видела – она всегда всё видит. Вы же знаете ее, разумеется? Добрая старая душа…

– Мы встречались с леди Марчем, но я ее не знаю.

– Не знаете леди Марчем?! – с подчеркнутым изумлением возопил мистер Милуорд. – Да это все равно, что плыть по Северному морю и не знать Северного моря! Леди Марчем в буквальном смысле слова окружает вас, как и Северное море! Я вас не понимаю, мисс Левинджер.

– Я хотела сказать, что не имела чести быть представленной леди Марчем, – смущенно откликнулась Эмма.

«Если этот парень не заткнется, я сам его заткну!» – подумал Генри, пребывая в тихой ярости.

– Вот как? Вы не повздорили с ней, нет? – продолжал безжалостно допытываться Милуорд. – Знаете, на вашем месте я бы не стал так рисковать, она очень опасный враг! Кроме того, это же ужасно неловко – не быть представленной той, с кем видишься буквально в каждом доме по соседству…

Эмма в отчаянии оглянулась, и пока Генри задавался вопросом, как лучше вмешаться в разговор, не давая воли собственному темпераменту, который уже поднимал голову, мистер Левинджер вежливо извинился – и заговорил необыкновенно звучным и резким голосом:

– Возможно, вы позволите мне кое-что объяснить, мистер Милуорд? Я инвалид и отшельник. Дочь моя живет той же жизнью, что и я. Я не имел чести быть представленным ни леди Марчем, ни всем остальным достойным леди и джентльменам, о которых вы соизволили упоминать. Я понятно выразился?

– О, вполне!

– Я очень этому рад, мистер Милуорд, поскольку, исходя из того, что я слышал до сих пор, я сделал вывод, что соображаете вы не очень быстро.