Первой из общей кучи сделала вперёд шаг Лис, высокая, бледная, стройная. Было видно, что она волнуется: она сжимала пальцы, явно подбадривая саму себя, и очень уж вздёргивала подбородок, откидывая волну чёрных волос на спину, что в её исполнении говорило обычно о неуверенности в себе.

– Рэми. – Решительно начала она, подойдя. – Я виновата. Я злилась и говорила, не подумав. Прости меня. – Её решительное лицо было весьма белым и напряжённым, но во взгляде стояло не смущение, а спокойное понимание невозможности исправить допущенную ошибку и готовность нести за эту ошибку ответственность.

– Мы тоже виноваты, – выступила вперёд Вин.

За ней незамедлительно сделали шаг Бени и Вента, встав по обе стороны от старшей подруги.

– Мы обижались, что ты так дурно о нас думаешь, – тихо добавила Вента.

– И мы не стали опровергать выдумку Лис, – мучительно покраснела Бени.

– Самый большой идиот тут я! – решительно поднял руку Эртан и оттеснил сестёр, выходя на первый план. Его серьёзный взгляд остановился на лице Рэми, и он продолжил: – Прости меня. Ты говорила, что хочешь уехать домой, а я отмахнулся от твоих слов и не рассмотрел их всерьёз. Я виноват.

– Я тоже, – оттеснил его плечом Рассэл. – Рэми, это я придумал всю эту историю, и если уж ты хочешь призывать громы и молнии, то зови их на мою голову, – покаянно опустил он обозначенную часть тела.

– Во всём есть и моя вина, – Аркаст встал рядом с братьями. – Это я настоял на такой поспешности, – он нахмурился, недовольный самим собой.

Рэми, потеряв дар речи, смотрела на них широко раскрытыми глазами с неимоверным удивлением.

Они все сейчас застыли в ожидании её решения, и все выглядели, с одной стороны, единым целым – семьёй, с другой – каждый отличался от другого с несомненной ясностью.

Лис с гордо поднятой головой, её волнение всё еще находило выход в крепко стиснутых в передний замок пальцах. Вин с мягким огорчением на лице и слегка искривлённым разлётом длинных бровей, словно удивлённых и хмурых одновременно. Притихшая потупившая взгляд Вента и красная как маков цвет Бени с мучительным взглядом. Решительный и непоколебимый, как скала, Эртан, который стоял в центре и чуть впереди всех, словно принимая ответственность не только за свой выбор, но и за действия каждого из них. Поникший по правую руку от него Рассэл, в чьём искаженном лице читалось осознание сделанной ошибки. Хмурый, сложивший руки на груди Аркаст, по левую сторону от Эртана воплощающий скульптурное недовольство собой.

С удивлением Рэми почувствовала, как у неё дрожат губы; какое-то странное, незнакомое ей чувство поднялось с самого дна сердца, бешеной волной снося внутренние опоры. В глубоком смятении Рэми взмахнула руками в совершенно нетипичном для неё жесте и сквозь слёзы пробормотала:

– Да что же это… да зачем же вы?.. Это я так виновата перед вами… – мгновенно вспомнились ей все сказанные колкости, которые теперь, казалось, вонзились в её собственное сердце.

Лис и Вин подоспели первыми. Подхватив принцессу в объятия с двух сторон, они тоже заплакали. Бени и Вента поодаль вытирали глаза и часто моргали. Аркаст, подойдя, гладил жену по волосам.

Минут пять длились всхлипы, ахи, вздохи и прочие сентиментальные штуки. Наконец, почти все А-Ларресы выкатились наружу, оставив в холле только Рэми и Эртана. Последний тоже моргал подозрительно часто, но крепился.

Рэми, в самом простом из своих домашних платьев, которое даже походило бы кроем на марианское, когда бы не подъюбник, прижимала кулачок ко рту и мотала головой, словно не веря или не принимая происходящее.

– Ничего не понимаю! – вдруг жалобно высказалась она.

Поскольку никого больше в холле не было – даже слуга ушёл выпроваживать хозяев – Эртан справедливо рассудил, что это риторическое восклицание можно принять в свой адрес.

– Ну, – пояснил он, помогая себе руками, – мы, это, были неправы.

Принцесса повернула к нему бледное лицо и повторила с некоторым даже отчаянием:

– Я не понимаю! Ладно Лис, хотя и там больше моей вины, – резко рубанула рукой она. – Но вы-то все! Я не понимаю. Это же политический брак, – почти по слогам пояснила она, словно это должно было всё объяснить, но по виду Эртана догадалась, что ничего ему не объяснила и повторила: – Это политический брак! Он не должен учитывать чувства людей, которые в него вступают, и это нормально!

Она никогда не предполагала, что брак такого рода когда-нибудь будет грозить ей, и, безусловно, её характер не позволял ей со смирением принять участь подобного рода. Но то, что А-Ларресы, кажется, чувствовали себя искренни виноватыми за то, что втянули её в эту историю, не укладывалось у неё в голове.

– Это нормально! – повторила она, пытаясь убедить то ли его, то ли саму себя.

Эртан нахмурился и сложил руки на груди. Несколько секунд он прожигал её суровым взглядом, а потом тихо, но веско ответил:

– Знаешь, Рэми. Нет никакого толка в том, чтобы быть правителем страны, если ты не можешь открыто признать, что браки, которые не учитывают чувства людей, – это ненормально.

Рэми удивлённо заморгала, потрясла головой, словно пыталась вытрясти его слова из своих ушей и отчаянно нахмурилась. Вот уж кто-кто, а правители стран более всех друг понимают, как мало значат чувства там, где начинаются политические интересы!

– Хмм, – с любопытством понаблюдал за её реакцией Эртан, склоняя голову набок, после чего с весёлой улыбкой заметил: – А как же реплика о том, что с таким политическим курсом и столь безмозглым правителем недолго Мариану стоять?

Принцесса приняла достойную позу, скорчила надменную физиономию и в том же тоне ответила:

– Ба! Явно не в моих интересах учить вашего правителя в этом вопросе уму-разуму!

Эртан одобрительно рассмеялся. Лицо его ощутимо расслабилось, а поза стала менее напряжённой.

– Окажешь мне честь приватной беседой в парке? – поинтересовался он, протягивая ей ладонь в приглашающем жесте.

Рэми посмотрела на его руку с тем же недоумением и скепсисом, что и всегда, но согласие дала. В отличии от своей руки.

В саду Эртан завёл её в беседку и некоторое время собирался с мыслями, подперев подбородок рукой и хмурясь самому себе. Потом начал издалека:

– Понимаешь, Рэми, мы тут, в Мариане, вообще не сильны в политических браках, – попытался объяснить он. – Во внешнеполитических, – тут же поправился он. – Хотя и… нет, знаешь, – потерял мысль он, – последним А-Ларресом, который женился по расчёту, был мой прадед.

Рэми вежливо слушала, не понимая, к чему он ведёт.

Запустив пальцы в волосы, Эртан продолжил:

– И, наверное, мне стоило подумать как раз о нём, но, понимаешь, все помнят, что его брак был счастливым, но как-то забывают, что начался-то он с того, что моя прабабка целый год носилась за ним по всему Мариану с кинжалом в руках и пыталась убить.

– Впечатляет, – бледно улыбнулась Рэми, всё ещё не понимая, как это введение в семейные хроники относится к ней.

– Не то слово! – неожиданно рассмеялся Эртан и тут же посерьёзнел: – Она ведь его убила, Рэми. Ну, почти, – снова быстрая поправка. – Сама зарезала, сама потом и выхаживала. Прадед так потом всю жизнь и смеялся, что не знает, с чего бы такая честь, не иначе как кровь ему к лицу оказалась, – слабая усмешка. – А прабабка отшучивалась, что уж больно хорош был, бледный с красными подтёками, рука не повернулась добить. Но с тех пор у нас в семье как-то и завязали с этим делом… ну, чтобы по расчёту, – пояснил он.

Рэми очаровательно улыбнулась:

– Пока Рассэлу не пришла в голову блестящая идея женить тебя на ниийской принцессе.

– Да! – обрадовался неожиданной помощи Эртан, совсем сбившийся с мыслей. – Ты даже себе представить не можешь…

Он опять запнулся, но она с понимающей улыбкой подхватила:

– Всех выгод открывающихся политических перспектив. Как раз могу. Зачем этот брак понадобился вам, я понимаю. А вот зачем он был нужен отцу… – её лицо искривилось застарелой обидой.