– Я Иван! – Иван тоже приложил руку к груди, – моего племени только малая часть. Оно многочисленно, словно песок на берегу, словно листьев на деревьях – так нам много!
Могур растерянно улыбнулся, не доверчиво глядя на песок, на листья: неужели может быть так много народа? Им же не хватит зверей на мясо? Не хватит хвороста для костра?
Иван торопливо соображал, как провести Могура домой? Может, лучше оставить его в бане? В каком качестве представить его жене? Саше с Машей? Старикам? Как быть с его одеждой? С его обликом? Так размышляли они, каждый о своём, одинаково нахмурив брови, сжав губы, только Могур задумчиво чесал свою голову, а Иван пощипывал подбородок. Их молчание прерывает громкий лай большой рыжей собаки. Из леса, вдоволь набегавшись, выбежал Шарик и сразу набросился на пришельца. Тот вздрогнул, единым рывком вытащил кол из изгороди, замахнулся. Шарик визжал, подпрыгивал, стремился дотянуться до кола.
– Шарик, свой, фу! – строго крикнул Иван на пса, – отпусти кол! – повелительно приказал Могуру, – собака тебя не тронет! она моя!
Постепенно успокаивались человек и собака. В какое-то мгновение Пришелец снова хотел было вернуться к оврагу, но там уже росла одна берёза, рос один без ивняка, шиповник, а серебристый туман, редея, поднимался к небу. Но, так, же плавно текла река, стояли кусты и деревья, в гуще которых щебетали птицы. Иван успокаивающе предложил гостю погладить собаку, для которой он станет потом своим. Могур недоверчиво протянул руку, осторожно погладил вздрагивающего Шарика. Никогда раньше он никакого зверя не гладил, а только загонял его в яму и забивал там его камнями. Шарик косился, но больше не рычал и тем более не лаял, хотя от Пришельца сильно пахло дымом, глиной, сыростью чем – то чужим, пугающим. Однако хозяин приказал, и собака терпела, покорно склонив голову. Могур, осмелев, погладил одежду Ивана, удивляясь мягкости его серых хлопчатобумажных брюк, синей футболки, причудливому, на его взгляд, пошиву кед. Интересно, из шкуры какого зверя у него одеяния? Таких зверей Могур ещё не встречал, тут нет ни шерсти, перьев, щетины, чешуи. С особой тщательность пришелец провёл рукой по топорищу, стараясь запомнить все его изгибы. Коснулся он и обуха топора, проверить лезвие ему не позволил Иван.
– Очень острое! – Предупредил он, – порежешься! Нельзя!
Могур послушно отвёл руку. Он теперь смотрел на фермера, как на могущественного бога, имеющий такой удивительный скребок и сумевший приручить такого дикого зверя. Своё появление здесь Могур не считал не поправимым несчастьем. Ранним летом, не раз он наблюдал появления на небосклоне два солнца (одно яркое, другое тусклое). Тогда к одной их берёзе прирастала другая, а к их ивняку примешивался шиповник. Всё окутывалось густым серебристым липким туманом. Его соплеменник Машур однажды исчезал в загадочном тумане. Вернувшись, он рассказывал о виданных им, существах, похожих на человека. Только не обычной шкуре, о широкой, чистой от травы, тропинке, о больших зверях, бегающих на круглых ногах. Он вспоминал о прочных больших укрытиях, сделанных из дерева. Он принёс с удобной деревянной ручкой, очень острый скребок, что когда Олиста, очищала от жира шкуру барана, то порезала свою руку. Тем скребком очень удобно чистить шкуры, перерезать жилы, отрезать мясо, сдирать берёсту с берёзы и даже закидывать горячие камни в горшок с водой. Чудно рассказывал его соплеменник. Сегодня Могур, увидев загадочный туман, тоже решил <<заблудиться>>. Он специально шагнул к берёзкам, забрался в кусты ивняка и шиповника.
Пришелец поделиться своими сомнениями с Иваном. Он выразил сомнения, есть ли такие звери, быстро бегающие на круглых ногах? В лексиконе Могура отсутствовало определение о ширине, длине и круге. Он только представлял в воображении форму колеса, а более образованный мозг Ивана сам находил ему определение.
– Есть такие звери, машинами называются, – прилаживая обратно кол, развеял он сомнения Могура, – залезешь в его нутро и едешь быстро-быстро!
Могур сел на траву, подпёр голову руками, задумался: разве зверь может впустить в себя, даже, если и захочет? Куда же он денет свою утробу? Это не возможно? Зачем Иван обманывает его? Но, для чего тогда пролегает здесь эта длинная широкая тропа, пересекающая речку и убегающая вдаль? Тут Могур заметил синие, как <<Жигули>> с шумом пронеслись по дороге, оставляя за собой лёгкую пыль и слабый запах бензина. Так не пахнет ни один из знакомых ему, зверей. Могур со страхом повалился на землю – окружающий мир перестал быть понятным ему. Что ещё его ожидает? Может, деревья зашагают? А звери залетают? Огонь перестанет греть? В речке не будет воды? Что происходит на свете? Куда он попал? Он перестал понимать мир.
Иван озадаченно смотрел на Пришельца. На его согнутую широкую спину, крепкую шею, на длинные, жилистые руки с толстыми пальцами с чёрными обкусанными ногтями. Чёрные потрескавшиеся пятки выставились из прорехи мягкой шкуры, стянутой у шиколодки тонкой жилой. Внешне, если его вымыть и переодеть, он ни чем не отличается от современного человека. Чтобы поведение Могура не вызвало подозрений, его можно представить доктором исторический наук. Он исследует первобытно – общинный строй и сам старается вжиться в ту далёкую эпоху. Он застенчивый, малоразговорчивый человек. Всё же пришельца необходимо подстричь, вымыть, переодеть его в старую отцовскую одежду. После грубых шкур мягкая материя должна ему понравиться. Им бы только не заметно перейти мост, загон для овец, а потом они свернут к баньке, скроются с глаз в её тёплой духоте.
Семён Петрович и Мария, его родители, оба худощавые, поседевшие, со сгорбленной временем, спиной, не многим отличались от сильного молодого Могура. Они тоже боялись шумного города, быстрых машин. Привычное житьё на природе с минимум информации, под опёкой любимого сына, их вполне устраивала.
– Пошли! – Иван тронул пришельца за плечо, повёл в перелесок. Могур послушно поднялся. Он сейчас во всём подчинялся Ивану, потеряв ориентировку в происходящей действительности. Фермер ловко орудовал топором, выбирая длинные гибкие ветки ивы. Ветки мигом отлетали от ствола, стоило лишь топору коснуться их. Потухшие глаза пришельца оживились, удивляясь мастерству, которое не посильно даже сильному Машуру с его острым скребком. Он охотно подхватил охапку длинных веток, водрузил их себе на спину. Под прикрытием веток они благополучно перешли мост, добрались до заветной тропки, ведущей к спасительной бане. Иван и на себя взвалил ветки. Он шёл с боку Могура, заслоняя его от проезжавших машин, от возможных любопытных прохожих. В загородке они бросили ветки подбежавшим овцам, и Иван потащил пришельца быстрей в баню. Лишь когда они зашли в её мягкое тепло, Иван облегчённо вздохнул. У своего дома он заметил бродившего Сашу, но, может, он не заметил их. Сдержанность Ивана подействовала на пришельца успокаивающе. Он с любопытством трогал деревянный полок, оконные стёкла, присел на сколоченную скамейку в предбаннике. погладил там поверхность маленького низенького столика.
Баня кажется Могуру дворцом по сравнению с его шкурами, развешенными поверх сучьев дуба. Могур сразу догадался, что на скамейке племя Ивана сидит, а на стол удобно вложить разные вещи, вроде горшков, скребков, тонких длинных жил.
– У нас тоже сиденье есть, – припомнил Могур, – мы с Олистой, с Машуром, с Пеплом, с Уланой, – загибая пальцы, перечислял Могур жильцов своего племени. – Притащили в стойбище длинное бревно. Ветки обломали, бросили в костёр, а на бревно садимся, удобно. Оно широкое и длинное, – Могур не смело улыбнулся, довольный, что и у его племени есть нечто похожее. Он снова серьёзно задумался, увидев ведра, тазики, увесистый ковш и широкую железную ванну. Он не знал, из чего сделаны эти вещи? Он не встречал их ни в лесу, ни в реке, ни на поляне. Окружающий мир снова предстал перед пришельцем чужим и не понятным. Если топор ещё можно сравнить с большим, знакомым ему валуном, как то объяснить появления в нём отверстия, то как понять появления круглых, гладких вёдер, белого тазика и блестящей белой ванны? Он ждал понятных объяснений происхождения этих вещей от Ивана, которые бы могли успокоить его. Из чего они сделаны? Пришельцу хотелось понять мир, в котором он заблудился. А Иван спешил выполнить свои желания, вполне уверенный в справедливости и правильности своих действий.
