– Я? На госпитализацию…

– Вам придется подождать в коридоре.

– Но прием закончится через пять минут…

– До завтра! Вы, что, не слышите? У меня связь расстраивается.

Я понял, она говорила обо мне. И говорила так, будто ничего не существовало приятнее и значимее, чем я, беспомощный и беспокойный, который ерзал на кушетке с перекатыванием сердца в груди уже больше часа.

Тщедушный мужчина снова заистерил:

– Мне нужна больничная койка!

– Ему тоже.

Когда девушка в белом холодно ответила прозрачному мужчине, а меня еще раз «отфлюорографировала», я догадался, что она не шутит. Подхватив жиденького с чемоданом, она быстро вывела его из кабинета. И здесь я заметил, что она прихрамывала. Я остался в кабинете наедине с осыпающейся и поблекшей лепниной, испытывая уже отдельные подергивания в коленках и плечах. Мой разум поплыл от простукиваний, обследований, кардиограмм и от бессмысленных расспросов. Мне уже было наплевать на мое «комильфо», и я из последних сил завопил:

– Сколько я могу еще сидеть и ждать? С меня уже капает…

– Вы больны?

Она опять начала что-то записывать на бумаге. Подкараулив подходящий момент, я как фокусник достал пятьсот рублей и незаметно подложил их под карточку. Ее пальчики продолжали танцевать на листе.

– Так, так! На чем мы с вами остановились, вспоминайте.

– На связи. Ответил я робко и добавил еще сто рублей, почувствовав приступ безнадежного полового влечения.

Девушка аккуратно отозвалась:

– Отлично, продолжим про связь.

– Я сейчас укушу вас за палец!

– Не надо так нервничать, смотрите, как вы покраснели. Я думаю, вас надо отправить к психологу.

– Ведьма! Крикнув в воздух, я схватил ее за волосы. Она немного подрыгала ногами и с облегчением вздохнула: «Наконец-то»! Я посмотрел вниз. Ее туфли разлетелись по сторонам, а левая нога была стерта в кровь от мозолей. Испытывая неописуемое блаженство, она зашевелила пальчиками обеих ног, и я нечаянно на них наступил. Она взвизгнула, как собачонка, и заплакала. Я вытер с ее лица слезы и смягчился:

– Но почему к психологу? У вас же нет психолога.

– Здесь нет, а в другом месте есть.

– Это в каком?

– Так, все! Прием закончен.

– К психологу, значит, говорите?

Я уставился на ее правую руку, которая уже судорожно что-то царапала на моей карточке:

– А где моя справка для банка?

– Отдохните в коридоре, вас запишут на другой день.

– Может, вам добавить?

– Зачем?

– Ну за этим…

– Выходите!

– Я не тронусь с места.

– Тогда госпитализация.

– Сумасшедшая!

Трясущимися руками я стал прыскать на нее из графина, со стоном приговаривая: «Не забудьте поставить печать», а потом так разошелся, что не заметил, как графин свалился на ее раненые ноги: Не то от боли, не то от воды она захлебнулась, и мне пришлось уложить ее на кушетку:

В дверь постучали. Я по-быстрому взял справку, снял с нее халат и пересел за стол уже в белом, как заправский врач-психиатр.

– А, это опять вы?

– Я на госпитализацию.

– Вижу. А почему с раскрытым зонтиком и без чемодана?

– Капает же…

– Ну да. Снимайте тапочки. Видите ее ноги?

– Вижу.

– Ну смелее же! Ложитесь на кровать.

– Рядом?

– Вы довольны?

– А укол?

– Какой укол? А. В этом смысле все правильно. Конечно же, укол. Но позже.

– Эта моя кровать?

– Ваша-ваша, чья же еще!

– Тогда почему она пихается?

– Ну ладно-ладно, не капризничайте.

– Сами сказали лечь сюда, вот я и лег. А иначе зачем мне сюда ложиться.

– Но не запретишь же вам. Подожмитесь – вот, что сейчас от вас требуется.

– Ну, делать все равно нечего…

– Вот именно! Любой, кто с вами ляжет, враг вам. Лучше заправьте майку, а зонтик закройте, он вам будет только мешать.

2014 год

В такие дни приятно дарить подарки, и я решился! В Рождественский сочельник моя законная супруга загрустила, и я подумал, что для праздничного настроения наступил самый подходящий момент. Надо начать первым, а слова сами побегут, но слова без смысла до неба не дойдут, и я с разбега заверещал:

– Дорогая, у меня для тебя сюрприз!

– Какая прелесть, Ромашек.

– Это непростой подарочек…

– Золотой?

– Бриллиантовый, Маришек.

Изумленная Маришек пошлепала за мужем в спальню в надежде увидеть обещанный подарок. Но Ромашек не спешил и, перед тем как вальяжно развалиться в креслах, решил размяться, потому как его переходный возраст из этого света в тот требовал ежедневной тренировки. Он резво запрыгал козликом вокруг супруги для зачина первого акта (Ромашек режиссировал в своем театре главным). Но затянувшаяся одышка вовремя приостановила забег, ничего тут не поделаешь, «нежный возраст», господа!

В этот раз Ромашек потянулся за сигарами в паническом состоянии, стукнул себе по руке, сморщился и недовольно плюхнулся в кресло Людовика 14, сложив ноги крестиком.

– Я долго думал, Маришек, что в такие дни Богу особенно нужна наша жертва. Да-да, жертва, в исправление грехов наших. Мы же небезгрешны, Маришек, с этим не поспоришь… Но мы не злые люди, можно сказать, добрые, очень добрые. Маришек, а что делают добрые люди? Добрые делают добрые дела. И я Маришек увидел свет в конце туннеля! Мы просто обязаны пролить на себя этот свет.

– А чем, Ромашек?

– Взять к себе проститутку.

– Прос-ти-тут-ку?..

– А ты что подумала? Юную рыжеволосую дьяволицу с красивыми ногами., на днях я приведу ее в наш дом, во имя нашей любви, Маришек!

– Ты с ума сошел?!

– Вот именно, только так мы будем доказывать верность друг другу, Маришек.

– Какой ты волшебник, Ромашек!

– Я не шучу! Ты же умная женщина. А умная женщина тоже подарок!!!

Пойми, в ней живет злой дух, он ее наказывает. На днях пристрою ее в свой театр, и вот увидишь, как она через полгода, ну что там полгода, через месяц преобразится в Мальвину.

– У нее большой нос, мой Карабас Барабас?

– Маришек, ты, как всегда, шутишь. У Пиноккио длинный нос, а у Мальвины маленький, курносенький, такая она вся хорошенькая…

– Лучше обо мне позаботься.

– Ты ангел, Маришек, давай переставлять мебель?

Маришек была огорчена разговорами любимого супруга, но не подавала виду, в душе мучилась, жалела, прощала, потому как, прожив без малого пятьдесят лет вместе, состарилась, располнела и была уже никому ненужная, забытая всеми актриса. А Ромашек, щеголяя в звездах, орденах и медалях театрального собрания, продолжал руководить театром, в перерывах между антрактами давал интервью и с усердием заботился о своей ранимой душе!

Набравшись храбрости, в силу исключительной интеллигентности, Маришек продолжила с интонацией взволнованной собачонки:

– Так вот какой твой подарочек…

– По-хорошему добрый жест! Ты только представь себе, Маришек, что стоит она на дороге замерзшая, голодная, умереть может.

– А у нас дела, Ромашек, тоже плохи. Инфляция все доплаты съела по социальной карте. Денег на еду совсем не осталось., проели все сбережения., зачем только купили загородный дом? Лучше бы я в Америке осталась.

– Дорогая, сокращай расходы, а проститутку я беру на себя.

– Как на себя?

– Для начала подумаем о твоей работе? Не будите же вы толкаться с ней в одной квартире целый день.

– Ромашек, но мы еще не достигли дна, хотя ты совсем мне денег не даешь?

– Ты же актриса, Маришек? Ты можешь нам помочь! Знаешь, мне неприятно об этом говорить, но, пожалуй, это единственный способ! Нужно идти…

– Идти, Ромашек, куда?

– Торговать собой!!!

– Ты в своем уме? Мне же 75 лет!

– Ну и что, мы не собираемся расстреливать бедных и обманывать законных вкладчиков. Будем делать добрые дела, только незлые люди спешат делать добрые дела.

– Ромашек, в Германии для бездомных один добрый человек переделал свой грузовик в дешевый отель, но его угнали.