– Я не сдамся, – шепнул он, зная, что будет услышан. – Кто-то из нас умрет!

Друг ничего не ответил, крестовины мечей расцепились, противники сделали по паре шагов назад.

Есть секунда, чтобы глянуть по сторонам. Хотя… Что там можно увидеть? Только дело рук своих да рыцарей, смотрящих на поединок.

И – кровь. Кровь на белом снегу. Его запятнали те, кто первым вступил с ним в бой. Вон Бриан де Ли, рассеченный почти надвое его коронным ударом, отработанным до мелочей. Бриан когда-то на одном из турниров носил его копье, было такое.

Алан ле Фог, которому он отрубил руку, поймав на ложный финт. Весельчак и бабник, теперь он лежит, скорчившись, в красном пятне, которое так выделяется среди снежной белизны.

Зигфрид фон Рихерт, совсем еще юноша, получивший рыцарские шпоры перед самым исходом сюда, на Север. Ему он разрубил голову возвратным ударом, сразу после того, как отсек руку ле Фогу.

Впрочем, вроде фон Рихерт вроде еще шевелится. Может, и не умер пока.

Но умрет. Если случится чудо, и ему удастся сначала убить своего побратима, а после всех остальных, то он об этом позаботится.

Увы, но теперь назад дороги нет. Жалей о том, что было, не жалей, но он сделал свой выбор, и поменять ничего не получится. Пусть даже ему жалко этого смешливого и наивного мальчишку фон Рихерта.

Вот только ему не победить. Да, возможно, своего противника он еще сможет сразить, но остальных… Пусть их осталось меньше десятка, только что это меняет? Меч кого-то из них все равно раньше или позже найдет дорогу к его телу. И все. И смерть.

Нет-нет, он не боится эту молчаливую гостью. Не зовет, но и не боится. Умер в нем этот страх в тот день, когда пришла весть о смерти Зои.

Зои. Его любовь, его мечта, его боль.

Ее сожгли те, кто сейчас находится здесь. Ее сожгли те, кого он называл друзьями и братьями.

Да, умом он может их понять. Зои была ведьмой. Она ненавидела род людской. Она несла в селения Севера мор и страх. Ее называли «Чумной», и это прозвище прекрасно отражало суть его избранницы.

Именно Зои стала той последней гранью, ступив за которую, он отсек от себя прежнюю жизнь, став для всех Ательстаном Проклятым.

Проклятым всеми. Друзьями, северянами, даже землей этой. И небом, что над ним.

Нет!

И все-таки он не жалеет ни о чем. Ни об единой минуте не жалеет. Им не понять, что значит быть рядом с той, кто является твоей судьбой. Знать это, и быть счастливым от того, что все это происходит с тобой.

Нет, умом он понимает своих бывших друзей. Но не сердцем. Там понимания и прощения нет, только ненависть и жажда мщения.

Стоило оно того! Стоило! Прочь сомнения!

Вот, даже сил прибавилось. Поворот, удар, еще удар. Что, старый друг Сонарола, не ждал такой прыти от меня?

Хотя нет, ждал.

Он всегда был таким. Как тогда сказал король? «Ательстан идет напролом, гремя доспехом и сверкая блеском стали, а Сонарола сначала думает, а потом делает. До той поры, пока они рядом, Западной Марке нечего бояться».

Нечего бояться. Смешно. Короли, как показало время, тоже ошибаются.

Сначала грянул Исход Богов, положивший начало бедствиями Раттермарка, потом десятки катаклизмов, от проснувшихся вулканов до нашествия нежити, а после еще мор и глад… Тут не хватило бы усилий не то что двух, но и двухсот тысяч рыцарей, даже обладай они все достоинствами неразлучных друзей, маршалов Западной Марки Ательстана и Сонаролы.

А еще – пал Адальфрик. Командор и старший брат. Пал в двух шагах от победы, на пороге храма Витара, близ того самого алтаря, который он должен был разбить, дабы власть богини Тиамат стала если и не безграничной, то близкой к тому. Витар был тем рубежом, преодолев который богиня Ночи могла начать наступление на остальных.

Два шага. Всего два шага. Столько оставалось от победы и от бессмертия, которое та богиня ему пообещала. Впрочем, что бессмертие! Эти шаги отделяли его от руки и сердца прекрасной Соагды.

Богини Соагды.

И Адальфрик был достоин ее любви более, чем кто-либо другой. Да что там! Он достоин того, чтобы стать богом.

Ибо человек, взявший в жены богиню, сам становится подобным ей.

Но – не получилось. Адальфрик был сражен воинами Витара. Его тело изрубили на куски, а после надругались над тем, что от него осталось.

Боги, боги, куда вы смотрели? И ты, презренная Тиамат! Это ты отправила брата на смерть, обещая ему свою помощь, и трусливо отвернулась, когда этому сильному и смелому человеку проклятые северяне выжигали глаза!

Удар! Удар! Надо же, сколько сил придало ему воспоминание о том, что случилось с его старшим братом.

И кто говорил, что ненависть плохой советчик?

Северяне! Дети снегов! В этот снег зарыть бы вас всех, да так, чтобы никто никогда не нашел.

Да, собственно, он так и поступал. Для начала, само собой, пришлось немного схитрить. Причем ему поверили все, ибо знали – Ательстан никогда не врет.

Он создал орден Плачущей Богини, посмеиваясь про себя над его названием. Нет, эта Соагда в самом деле прорыдала всю ночь, целуя мертвую голову его брата. Может, потому он тогда ее и не убил. Он увидел, что та в самом деле страдает, и подобные терзания не могут быть притворством.

А может, потому что ему была нужна не она, а ее мать Тиамат.

И Соагда пообещала, что проведет его к ней, чтобы он заменил своего брата в служении грозной и могучей богине.

Но – не получилось. Боги пали и без его помощи, нашлась на них управа. А он остался со своим гневом и неутоленной жаждой мести.

И с осознанием того, что его снова обвели вокруг пальца. Даже Соагда, которая была помилована Демиургами, обманула его, не захотев жить в мире, где нет ее любимого, и отправилась в добровольное заточение. Напоследок она даже пришла с ним попрощаться, целовала в лоб, просила не таить в сердце печаль.

Вот как такую убивать было? Рука снова не поднялась.

Зато ему остались северяне, которым и предстояло ответить за все. И за всех.

Сюда, на Север, с ним отправилась сотня рыцарей. Лучших из лучших. Их короля к тому времени уже не было, его унесла Черная Чума, те же личности, что одна за другой менялись на троне Запада, были недостойны того, чтобы им служили лучшие воины королевской гвардии. Рыцарь никогда не станет слугой торгаша или насильника.

А вот Соагде его друзья согласились служить охотно. Они все знали, что Адальфрик преклонил пред ней колено, назвав своей единственной любовью, а память о его брате для этих вояк к тому времени стала святыней.

И Соагда стала такой же святыней, пусть даже и потеряв свое первоначальное имя, став просто Плачущей Богиней.

Хотя рыцари, по сути, служили вовсе не ей, а тому, кто ее любил больше жизни. Его мертвому брату, своему бессменному Командору Адальфрику.

Сначала все шло так, как нужно. Рыцари навели на Севере порядок, перебили кучу нечисти и нежити, и местные жители поверили им.

А потом… Потом он устал ждать.

И встретил ее. Зои. Неистовую, грозную, безжалостную, и в тот момент он понял – пришло время крови. Алой, горячей!

И лилась она реками, он постарался!

Вот только коротким оказалось это время. Думалось – впереди десятилетия, только и пяти лет не прошло, как все закончилось.

Зои мертва, а он рубится со своим лучшим другом, под взглядами тех, кто некогда прикрывал ему спину в сражениях.

Но ничего, даже если ему суждено умереть, то все равно семена, что он посеял, дадут всходы! Дочь вырастет и доделает то, что он не успел.

А его друзья… Они получат то, что хотят, они увидят его смерть. Но никогда не узнают, куда ушла та, которой они поклялись служить. Про это ведомо только ему. Может, со временем еще малышка Гедран узнает. Именно ей он оставил бумаги, в которых написана вся правда – и про то, где упокоилась Соагда, и почему он стал тем, кем стал.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».