«Я думаю, он действительно вырос с радио, в компании со своими мыслями», – говорила позднее жена Гринспена, Андреа Митчелл. «Я не знаю, было ли ему печально и одиноко, но это определенно сформировало того человека, которым он стал. Ему непросто найти подход к людям, и он очень застенчив».
«Очень застенчив», – добавила она24.
Обстоятельства подпитывали не только природную замкнутость Алана, но и его амбиции. Властный внутренний голос шептал, что он способен на большее – его талант к операциям с числами уверил его в этом, а материнское обожание устранило последние сомнения25. Но Алан также понимал, что мир никогда не узнает о его величии, если только он не докажет его, ибо ему не хватало легкомыслия и беззаботного обаяния, чтобы добиться признания без труда. Если ему суждено в будущем стать кем-то выдающимся, то для этого придется много работать. У отца Гринспена имелось четкое представление о том, как направлять амбиции мальчика. В 1935 году Герберт опубликовал трактат под названием Возвращение вперед! – победную песнь «Новому курсу», где он сравнивал Рузвельта с великим генералом, ведущим страну к «восхитительным вершинам процветания». Герберт написал этот текст ради денег, а не с литературными или научными целями; описание книги в New York Times обещало «схему, в которой писатель прогнозирует колебания на фондовом рынке по месяцам в течение 1935-го и 1936-го годов»26. Не смущаясь этим поразительным предвидением, Герберт подарил копию Возвращения сыну с надписью, в которой выразил надежду, что девятилетний ребенок будет интересоваться экономикой. «В зрелом возрасте ты сможешь оглянуться назад, попытаться интерпретировать обоснования этих логических прогнозов и начать свою собственную работу», – писал Герберт. Но хотя его сын в конечном счете последовал по предложенному пути, в то время совет отца ничего для него не значил. Алан прочитал несколько страниц книги, а затем сдался. Для девятилетнего мальчика это всё же было чересчур27.
Отложив знакомство с «Новым курсом» в сторону, Алан сосредоточил свои амбиции на бейсболе. Он не только анализировал матчи, но и сам начал играть. В подростковом возрасте Алан приобрел атлетическую внешность, которая дополнялась врожденными ловкостью и рефлексами, необходимыми для спорта. Он был левшой, что сделало его прирожденным игроком первой базы. Однажды, играя в местном парке со старшими подростками, Гринспен настолько уверенно ударил по закрученному мячу, что впечатленный старшеклассник заявил, что ему пора в высшую лигу. Этот комплимент вызвал у Алана прилив гордости. Он отправился на стадион Янки, чтобы увидеть своих кумиров: Лу Герига на первой базе, Джо Ди Маджио на дальнем участке поля, питчера Лефти Гомеса – даже 70 лет спустя Гринспен по-прежнему мог перечислить их. Иногда, когда он смотрел, как играют эти чемпионы, ему представлялся фантастический поворот собственной судьбы28. Вместо того чтобы наблюдать со стороны за людьми, которые сверкали словно изысканные бриллианты, он, возможно, сам мог бы стать одним из них. И тогда смотреть со стороны уже будут на Гринспена. Он займет свое место в центре Вселенной29. Станет игроком первой базы высшей лиги30.
Алан окончил среднюю школу в 1939 году, пропустив один год по совету своих учителей. Его следующей целью являлась полная средняя школа Джорджа Стингтона – угрожающего вида строение с итальянскими колоннами, расположенное на холмистом мысе с видом на реку Гарлем; драматический настрой усиливался массивностью и высотой здания, напоминавшего храм, перенесенный сюда из античности. Данная школа была одной из лучших в городе: она могла похвастаться отличными преподавателями, и в ней учились жившие по соседству амбициозные иммигранты, решившие начать свой путь к успеху в новой стране с успешной учебы31. Алан продолжал заниматься бейсболом в старшей школе, без сомнения, представляя себе, как он играет на стадионе Янки. Однако постепенно его спортивные успехи становились всё скромнее, и Гринспен понял, что ему следует направить свои стремления на что-то другое. И тогда его выбор остановился на музыке.
Обращение Алана к музыке подтверждало влияние на него матери и отсутствие такового со стороны отца. Помимо того, что тот подарил мальчику свою книгу по экономике, Герберт взял его с собой навестить дядю, бухгалтера, который жил в завидном великолепии в квартире, расположенной в южной части Центрального парка. Учитывая склонность Алана к математике, отец, возможно, решил, что в подростковом возрасте он примет своего дядю за образец для подражания. Но ничто, исходящее от Герберта, не вызывало отклика в его сыне; он был гораздо больше привязан к родственникам со стороны матери. Дед Натан был кантором в синагоге в Бронксе; дядя Марио мог играть самые сложные пьесы для фортепиано с листа; кузина Клэр шла к тому, чтобы стать профессиональной певицей. И конечно же, музыка являлась любовью Роуз. Звуки концерта Баха или баллады из мюзик-холла погружали Алана в счастливое состояние, когда его мать пела, а ритм и мелодия связывали их вместе32.
В 12 лет Гринспен услышал, как Клэр играет на кларнете. Эти звуки покорили его, и он тоже начал играть. Постепенно бейсбольные устремления Алана таяли, и в это время он добавил в свой репертуар тенор-саксофон. Мелодии бигбенда конца 1930-х годов, слияние танцевальной музыки 1920-х годов с блюзом и рэгтаймом захлестнули его, как волна. Гринспен настойчиво упражнялся, иногда проводя в своей комнате по шесть часов в день. Он любил музыку ради нее самой, но его привлекало и кое-что еще. Музыка, как и бейсбол, включала элемент шоу. Это был еще один способ для одиночки стать звездой, привлечь внимание толпы, не сливаясь с ней.
В 15 лет Алан совершил музыкальное паломничество, схожее с его поездками на стадион Янки. Он отправился на метро в центр города, к отелю Pennsylvania, прямо до одной из главных станций Нью-Йорка, чтобы послушать Гленна Миллера и его оркестр. Выбор Гринспена был не случайным; Миллер создал вариацию для бигбенда, которая вращалась вокруг тенор-сакса и кларнета, двух инструментов, на которых играл Алан. Как он много лет спустя вспоминал в мемуарах, юноша подобрался к эстраде, оказавшись всего в десяти футах от самого Миллера; и когда группа начала играть вариацию танца из Шестой симфонии Чайковского под названием «История звездной ночи», восхищение взяло верх над застенчивостью 15-летнего подростка.
«Это невероятно!» – выкрикнул Алан. «Это потрясающе, малыш», – ответил Миллер33.
Восторг от того, что джаз-идол обратился к нему, не покидал Алана. Миллер произнес только три слова, но это было больше, чем ДиМаджио или Гериг когда-либо говорили ему.
В безмятежную юность Алана периодически врывалась бурная политика 1930-х годов. Начиная с середины десятилетия евреи из Австрии и Германии начали наводнять собой Вашингтон-Хайтс, в их числе был подросток по имени Хайнц Альфред Киссинджер, который вскоре сменил свое имя на Генри и поступил в Джордж Вашингтон-Хай на два года раньше Алана. К тому времени, когда Гринспен прибыл туда, военно-морской флот США поместил телескоп на макушке церковной колокольни, которая высилась над школьной крышей; его предназначение состояло в том, чтобы следить за рекой вниз по течению, на случай если в нее проникнут немецкие подводные лодки. Двумя годами позже, спустя несколько месяцев после поездки в центр города с целью послушать оркестр Гленна Миллера, Алан включил радио в своей спальне во время перерыва в музицировании на кларнете. Диктор объявил о нападении Японии на Перл-Харбор.
Алан игнорировал ход войны, как только мог. «Я был более обеспокоен тем, выигрывают ли Brooklyn Dodgers, чем падением Франции», – вспоминал он спустя годы34. Вместо того чтобы переживать о геополитике, он присоединился к объединению ансамблей, игравших на танцплощадках, исполнив пару мелодий в выходные и заработав $ 10 за свои усилия. Самые высокие его оценки были по музыке; он продолжал преуспевать в математике, но не мог блистать в других областях, поскольку проводил много времени, играя на музыкальных инструментах. Окончив 12-й класс, Гринспен получил специальную грамоту от музыкального отделения школы. На фотографии в выпускном альбоме представлен молодой человек, сильно напоминающий чертами своего отца: высокие скулы, орлиный нос и высеченная челюсть. Подпись сообщает: «Быстр умом и к тому же талантлив. Сыграет для вас на саксофоне и кларнете»35.
