Элоиза де Шатийон живёт в Риме и работает в аналитической службе музеев Ватикана. Работа предполагает тишину, спокойствие и служебную квартиру с обслуживанием. Его высокопреосвященство кардинал д’Эпиналь, её непосредственный начальник, очень ценит её как сотрудника и просто как образованного человека, с которым можно обсудить не только работу, но и другие интересные вещи.

Именно в рамках работы Элоиза оказалась втянута в расследование истории о двух предметах из музейной коллекции — медальоне и статуе. Медальон хранился на шее статуи и был оттуда похищен. В процессе расследования ей пришлось вспомнить о себе такое, что она считала давно забытым и похороненным — ей вдруг понадобились и даже очень пригодились унаследованные от предков сверхъестественные способности.

Именно Элоизе удалось найти информацию и восстановить историю мадонны Фьоры — дамы, послужившей моделью для портрета в медальоне и для мраморной статуи. Похититель был пойман и наказан, медальон вернулся на своё место, а Элоиза получила уникальный опыт и приобрела друзей среди сотрудников его высокопреосвященства.

Один из коллег, глава службы безопасности кардинала Себастьяно Марни, уже некоторое время влюблён в Элоизу и всячески добивается её взаимности. Однако, их единственная встреча закончилась странными видениями у Элоизы, и теперь она не отваживается приближаться к Марни, хоть он и очень ей нравится — и как видный мужчина, и как интересный человек.

Марни же решил, что если Элоиза не хочет с ним встречаться, то нужно организовать совместную работу. Поиски медальона удались им отлично, и он заручился согласием Элоизы консультировать службу безопасности и в дальнейшем.

С момента возвращения медальона на место прошёл месяц…

Он имел одно виденье,

Непостижное уму,

И глубоко впечатленье

В сердце врезалось ему.

А.С. Пушкин

* 1 *

Как водится, изначально ничего не предвещало. Элоиза взяла нужные на совещании бумаги и отправилась в кабинет кардинала, там собирались обсудить процесс выкупа из частной коллекции одной картины. Она была благостна и довольна еще с вечера накануне — удачная тренировка, наконец-то было найдено равновесие в сложной связке движений, отличная теплая погода, фотографии от французских родственников — о том, как в Шатийоне цветут розы — а утром удалось проснуться и встать без протестов организма. С утра посетителей не ожидалось, поэтому она попросила брата Франциска звонить, если вдруг кто, а сама заперлась, включила музыку и на удивление много сделала. Послеобеденное совещание было приятным разнообразием в текущей работе, она практически предвкушала отличную компанию его высокопреосвященства, отца Варфоломея и… и да, Себастьена Марни тоже, он обязательно придет. Можно будет перекинуться с ним парой-тройкой фраз совершенно естественным образом, спокойно и безобидно.

После истории с медальоном к ней пока больше ни разу не обращались ни за какими консультациями. Вероятно, переговоры вели Марни и Лодовико, раны лечил Бруно, а если нужно было стрелять во врагов, то это тоже делали специально подготовленные люди. Впрочем, раз в неделю она ходила тренироваться в тир службы безопасности, расположенный в подвале, с Лодовико они нашли общий язык. В отличие от неизменно шумного и болтливого Карло, он был очень сдержан в проявлении разного рода эмоций. Также неизменно вежлив и корректен, но при этом проницателен, и обладал какой-то особой душевностью, которую невозможно было в нем предположить при поверхностном знакомстве. Впрочем, посмеяться вместе с Карло за завтраком тоже было неплохо. Да и вообще, когда она, наконец, выбралась за пределы своего кабинета и своих комнат, то оценила здешнюю компанию, прониклась и была вполне довольна и работой, и жизнью в целом.

История о медальоне и статуе дала ещё один странный эффект: на занятиях по классике Элоиза начала вспоминать, что есть такое танец эпохи барокко и откуда в нем растут ноги и руки. Оказалось, что с юности помнится довольно многое, а несколько месяцев тренировок подготовили корпус и прочее к основным шагам и связкам. Элоиза искренне не знала, для чего ей это нужно, но ей было просто приятно танцевать перед зеркалом менуэт или сарабанду. Она нашла себе консультанта — сумасшедшую пожилую даму Амалию, абсолютно больную барочным танцем, зазвала её в свой зал, и та увлечённо правила Элоизины шаги и жесты, и тренировала точность и выразительность.

С Марни они вежливо здоровались, осторожно обсуждали дела, если таковые возникали, но кроме дел — ничего. Он всегда радовался встречам с ней и не думал это скрывать — сиял улыбками, не скупился на комплименты. Она же сдержанно благодарила и — ничего более. Он писал ей хотя бы по нескольку строк каждый день, она всегда отвечала, но — немногословно и вежливо. Потом, вечером, разрисовывая очередными бестолковыми завитушками страницу в блокноте, вспоминала его взгляды, его улыбку, его слова. Как пятнадцатилетняя дурочка, честное слово. Но как же здорово мечталось такими вот одинокими вечерами!

Мурлыкая про себя песенку, Элоиза зашла в приемную и приветствовала отца Варфоломея и уже стоящих там юристов.

— Добрый день. Отличная погода, не правда ли?

— Добрый день, госпожа де Шатийон. Садитесь, подождите немного, Шарль сейчас освободится, — отец Варфоломей кивнул на свободное кресло.

— С совещанием все в порядке?

— Да, просто на него свалился родственник. Ничего, он сейчас все решит, и будем думать про картину. Поверьте, картина намного приятнее.

Дверь в кабинет кардинала начала медленно открываться.

— Вот прямо сейчас пойдешь, возьмешь у юристов документы по благотворительному фонду и будешь разбираться в ситуации, понял, Винченцо? Отчет завтра после обеда. И если ты этого не сделаешь, то отправишься обратно. Все ясно? — в голосе кардинала отчетливо слышались металлические нотки.

Элоиза и не подозревала, что его высокопреосвященство Шарль д’Эпиналь так умеет.

— Ясно, дядюшка. Я… я постараюсь, правда. Я не хочу обратно, — пробормотал собеседник кардинала.

— Вот и отлично. Ступай, у меня сейчас будет совещание.

Дверь отворилась, и в приемную вышел холеный толстый священник. На складчатой шее висела цепь с лучившимся бриллиантом крестом, а на пальце сиял крупный аметист. Он обвел любопытным взглядом стоящих и сидящих, задержался на Элоизе и только собрался заговорить, как в дверях появился кардинал.

— Винченцо, я сказал — прямо сейчас. Доступно?

— Да, дядюшка, — священник опустил глаза, — я иду прямо туда.

И шмыгнул из приемной с удивительным для такого сложения проворством. Кардинал пригласил сотрудников в кабинет.

— Что это за чудо? — вполголоса спросила Элоиза у Варфоломея.

Его лицо было ей откуда-то знакомо, только она никак не могла вспомнить, откуда именно.

— Племянник Шарля, редкостная бестолочь. Отец Винченцо Анджерри. Ой, Элоиза, с вами все в порядке?

Зрение, вдруг совсем было расфокусировавшееся, вернулось в норму, и она увидела перед собой встревоженного Варфоломея.

— Да, спасибо, все в порядке, — тихо сказала она.

Вот не было печали! Впрочем, почему бы среди священников, живущих и работающих в Ватикане и вокруг него, не встретить одного, которого зовут Винченцо Анджерри?

Совещание Элоиза запомнила плохо. Она отвечала, если к ней обращались, но сама ничего не говорила, показывала документы, но никак не могла сосредоточиться на происходящем. И даже не поняла, кто именно присутствовал и что говорил.

Когда кардинал всех отпустил, она не стала возвращаться к себе в кабинет, и в свои комнаты тоже не пошла. А пошла в зимний сад, забралась в самый дальний от главного входа угол и села на бортик фонтана. Павлин Максимилиан, обитавший в саду, подошел поздороваться, но был проигнорирован. Элоиза смотрела на крупный колючий круглый кактус, на котором утром распустился ярко-розовый цветок, и не видела ни кактуса, ни цветка.