Задача историка – интерпретация фактов, а не только их поиск и описание. Причем интерпретация сегодняшнего дня. Сегодня нам нужна не история в традиционном «школьном» смысле – величавая летопись королевских союзов и войн, – но интересен целый набор подходов к ней. Гендерный подход к истории – потому что мы узнали о социальных полах; экономическая история, с ее пересчетом древней валюты в современную – потому что мы научились анализировать события настоящего, исходя из актуальной денежной теории; микроистория – потому что после демократизации общества и социальной установки на индивидуализм нам хочется прислушаться к голосам представителей молчаливого большинства или понять повседневный быт и привычки каждого отдельного человека. Книга МакКоя тоже не отстает от прогресса и предлагает актуальный подход к пересказу мифов скандинавских первоисточников: их нужно интерпретировать, ставить в контекст, убирать из них лишнее, проверять, где оригинальный текст, а где – добавления христиан, средневековых или современных историков. Мифы викингов не застыли в вечности, они продолжают жить благодаря исследованиям ученых, которые конструируют их не в вакууме, а в сегодняшнем дне. Именно конструируют – как и древние певцы-скальды, как и средневековые историки, современные ученые добавляют к северным мифам свою ангажированность, свое видение, свои размышления. И в этом нет ничего плохого, если осознавать, что рудименты исследовательской оптики заключены даже в простом пересказе «фактов». Автору хватает мужества признать, что он, как и все историки, не доносит до читателя истину в последней инстанции, а только пробует воссоздать, переизобрести мир, который навсегда исчез, привнеся в него частичку себя. Я уверен, что читателю будет интересно включиться в этот процесс мифотворчества вместе с МакКоем. Помните, что, пересказывая своим друзьям прочитанную в этой книге легенду, вы волей-неволей наследуете скандинавскому скальду, который искусно нанизывал на всем известные истории новые подробности.

Сергей Зотов

Узкая и длинная ладья викингов раскачивается в ветреном море, как погрузившийся в транс пророк. После многих дней трудного плавания сквозь дожди и штормы команда утомлена. Их грубая, коричнево-серая одежда отяжелела от воды и и никак не просыхает несмотря на то что дождь давным-давно закончился. Июльский воздух не по-летнему прохладен. Промокшие мужчины ежатся от холода, сидя на сундуках со своими пожитками и развлекая друг друга игрой в кости.

Несколько дней назад они отправились в путешествие с западного побережья Скандинавии, взяв курс на восточное побережье Англии, страны, о богатстве которой слышали множество поразительных рассказов от побывавших там товарищей-викингов. Нога ни одного из мужчин во всем флоте из десятка внушительных кораблей никогда не ступала на этот великий остров. Но они были опытными мореплавателями и знали, какие знаки на небе и на воде приведут их на запад.

Сверрир достает из своего мешка с едой кусок отсыревшего ячменного хлеба. Хлеб, который молотили на земле, полон песчинок и грязи. Хотя Сверрир едва вышел из подросткового возраста, его зубы значительно пострадали от того, что он всю свою жизнь питался грубой пищей. Нескольких у него уже не хватает. Как бы то ни было, у этого хлеба есть что-то вроде начинки: в нем запекли сосновые иголки, чтобы обеспечить воинов столь необходимыми витаминами и предотвратить цингу. Хотя жалкого куска недостаточно, чтобы наполнить его желудок, Сверрир благодарен богам за то, что голод отступает, и за саму пищу.

Сверрир был сыном процветающего фермера. Он начал выполнять трудную, опасную и кажущуюся бесконечной сельскохозяйственную работу, когда был еще маленьким мальчиком. Пережив два голодных года (из-за чего вырос не таким высоким, каким мог бы стать), он обнаружил, что часто скучает по относительной безопасности и уверенности в будущем. Ему всегда хотелось унаследовать отцовскую ферму, но, когда Сверриру было семнадцать, его отец умер от болезни.

Сверрир понимал, что, будучи четвертым, самым младшим сыном, едва ли получит в наследство что-либо из отцовского поместья. И он был совершенно прав. Поэтому из-за трудного положения и больших амбиций вступил в отряд воинов своего ярла[1].

Теперь Сверрир участвует в первом набеге. Ему всего восемнадцать лет, он боится, но жаждет славы, которую это предприятие, разумеется, принесет ему по возвращении домой. И его командир, ярл Харальд, уже показал себя как благородный, щедрый и чрезвычайно умный человек. Юноша горд, что служит ему.

Сверрир поднимает голову и видит ярла, стоящего на носу корабля, наблюдающего за небом и дающего указания команде. Он думает, что так должен выглядеть Один, направляющий богов в битву против гигантов. Сам Сверрир посвящен Тору, и за день до того, как покинуть дом, он пожертвовал гуся своему богу-покровителю в обмен на удачу в набеге.

Кричит чайка, пролетающая над головой. Члены команды на мгновение бросают свои дела и смотрят на нее. Ее появление означает, что земля близко. И правда, вскоре сквозь рассеивающийся туман появляются первые очертания бело-зеленого побережья Англии.

Повсюду на корабле слышно бряцание и звяканье металла: воины приводят свое оружие в порядок. Немногие, у кого сохранились хоть какие-то части брони, надевают их. Сверрир правит свой топор. Они с Хауком, его лучшим другом с детства, который тоже стал одним из воинов ярла, подбадривают друг друга. Харальд произносит воодушевляющую речь, разжигая пламя храбрости в сердцах своих людей.

Х. Эгидиус. Иллюстрация к «Саге об Олафе Святом»

Корабли причаливают, и люди сходят на берег. Никого не видно, но, если доносчики сказали правду, за похожими на дюны холмами, окружающими песчаный пляж, должен быть богатый торговый город.

Перевалив через гребни холмов, викинги видят большой город, в центре которого стоят великолепные, богато украшенные здания со множеством шпилей. По-прежнему никого не видно. Но по мере продвижения через фермы к краю города, к стене, которая огораживает его, воины видят на столах половинки буханок хлеба и дымящиеся угли в очагах. Обитатели ферм покинули их совсем недавно – и очень быстро.

К тому времени, когда войско добирается до городских ворот, многие воины впадают в экстатическое безумие, они воют, лают и рычат, как волки или медведи. Все кричат и стучат оружием по толстым деревянным щитам. Первый шквал стрел обрушивается на них из щелей в каменной стене над огромными створками ворот. Воины поднимают щиты, чтобы укрыться от стрел. Раздаются крики боли, но отряд движется вперед. Удивительно быстро он попадает за ворота, в город. Но вокруг снова никого не видно. Даже лучники, кажется, исчезли. Воины рассыпаются вокруг. Они разрушают все на своем пути и забирают все, что может иметь хоть какую-то цену. Причем таких вещей оказывается до странности мало.

В конце концов, викинги добираются до грандиозного здания в центре города. Сверрир шепотом говорит Хауку, что здание похоже на один из тех великих храмов, которые, как он слышал, существуют на этой земле. Там проходят такие странные церемонии, что в них едва ли можно поверить, и здесь почитают бога, который, говорят, правил один и ненавидел всех других богов и богинь. Сверрир говорит, что если легенды о нем правдивы, то люди, молящиеся в таком месте, едят плоть и кровь одного из своих героев. Всегда скептически настроенный Хаук хмыкает и отметает все подобные рассказы как чистой воды выдумку.

Вначале воины не слышат никаких звуков изнутри здания. Но по мере приближения до них доносится приглушенный голос человека. В его тоне и манере говорить чувствуется властность вождя, хотя голос ломается и дрожит, как будто от смертельного ужаса. Викинги вонзают в двери топоры, так что обломки летят от замысловатой резьбы, и вскоре прорываются внутрь.