– Ну, раз так, иди к папочке, дитятко! – расцвел Какаян и распростер объятия.

Внутри Аманды что-то тихонько прожужжало. Она осторожно поднялась с кресла, подошла к источнику звука, словно панночка, восставшая из гроба, повернулась к Какаяну задом, задрала платье и села на колени.

В комнате стало тихо, было только слышно, как у кого-то в сумке телефон выводит мелодию из фильма «Эммануэль».

– О, черт. Снимите её, – сказал Какаян и туго покраснел. Все поняли, что магнат возбудился.

Даже несмотря на значительную скидку, которой потребовал прижимистый миллиардер, продажа одной куклы перекрывала весь годовой бюджет магазина «Нежность». Франкенштейн изрядно рисковал, вкладывая деньги в эту авантюру, и вот, впервые в жизни, ему повезло. Через день-другой Какаян обещал перевести на его счет необходимую сумму, а через неделю, к дню рождения Анастаса, велел доставить Аманду в свой дворец.

Что касается лично меня, сделка века не принесла мне никакой выгоды. Напротив, Франкенштейн стал подумывать об открытии пункта проката кукол системы «Аманда» – своего рода автоматического борделя с услугами значительно дороже, чем у обычных девок. А для этого ему понадобился бы штат лицензированных бодигардов, к которым я явно не относился. У меня появилась реальная перспектива потери моего ничтожного места.

На личном фронте также было без перемен.

Юные красавицы не тащат под венец сорокалетних ночных сторожей. Их не расхватывают на белый танец манекенщицы в ночных клубах. И даже ровесницы, которые несколько лет назад томились от зрелости, теперь бывают заняты семь дней в неделю и предпочитают ложиться спать в одиннадцать часов – с кем-нибудь понадежнее. Единственное место, где я постоянно общался с хорошенькими женщинами, была моя работа. Но у одной из наших продавщиц был преуспевающий муж, у второй – криминальный покровитель, а у третьей – десятки сетевых бойфрендов из всех стран мира вдвое моложе и понятнее меня.

Я решил провести романтический вечер с Амандой.

По окончании рабочего дня я под надуманным предлогом позвонил Франкенштейну и убедился, что до конца недели тот действительно уехал в Турцию за пенисами. Следовательно, он не нагрянет ночью и не обгадит мне всю малину. Посреди торгового зала я накрыл стол с шампанским, конфетами, тортом и ананасом, который ранее пробовал только в замороженном виде. Потом я собрал Аманду и стал выбирать платье из её гардероба, составляющего чуть не половину всей стоимости девушки.

Демонстрационное длинное платье с вырезом до бедра, в котором кукла соблазняла Какаяна, почему-то вызывало у меня неприятные ассоциации. Кожаные наборы с шипами, ошейниками и фашистскими фуражками явно не годились для ужина при свечах. То же относилось и к костюму католической монахини с высоким рогатым колпаком, закрытому спереди под горлышко и открытому сзади до булок. К костюмчикам медсестры, школьницы и стюардессы я отношусь с пониманием, но стриптизерша не может быть Музой. А уж от костюма милиционера, который ушлые японцы вложили в комплект специально для российской действительности, меня чуть не стошнило. Достаточно одного цвета серого правоохранительного сукна, чтобы лишить меня остатков потенции.

Наконец, я остановился на простом (по форме, но не по содержанию) маленьком черном платье, соблазнительном и благородном. Я переоделся из черной униформы с Амуром на рукаве в светло-серый костюм, который успел снова войти в моду со времени моей последней свадьбы, и даже повязал желтый шелковый галстук. Затем я поудобнее усадил Аманду в кресло напротив себя, поправил юбку на её лаковых коленях и нажал кнопку пульта.

Компьютер девушки тихонько зажужжал и загрузился. Кукла закинула ногу на ногу и культурно сказала:

– Здравствуйте, Александр.

Невероятно! Она даже знала мое имя. Мы разговорились.

Главное преимущество Аманды относительно живых женщин состояло в том, что она умела красиво молчать. Нет, в принципе она немного говорила и реагировала на мои тирады короткими высказываниями. Обычно она отвечала одним – двумя словами или междометиями. Но её реплики были так уместны, что выдавали незаурядное знание жизни. Точнее – природы. Ибо мудрость женщины, как и мудрость природы, заключается не в словесном хитроумии. Как раз наоборот. Мудрая женщина таинственно наблюдает за умственными пируэтами мужчины и говорит минимум слов, при этом разумея: «Болтай-болтай, но я-то знаю». И мужчина изнемогает.

Можно сказать, что Аманда была глупа как пробка. В определенном смысле она и была куском пробки, а точнее – пластмассы. Но после нескольких бокалов вина в её односложных репликах мне стало мерещиться некое высшее значение, исходящее из деревьев, камней или воды, если таращиться на них слишком долго или обкуриться.

Я поделился с Амандой коммерческими замыслами Франкенштейна и спросил, что она думает по этому поводу. И знаете, что она ответила? Она ответила:

– О!

Она произнесла это с такой интонацией, какую используют опытные кокетки, когда их берет за колено незнакомый мужчина. Даже если бы Аманда применила такой ход при ответе на головоломный дзен-буддистский коан, вряд ли можно было вообразить что-либо более удачное. Но не слишком ли я идеализировал эту куклу под действием винных паров? Только наличие юмора отделяет агнесс от козищ в мире женщин.

– Аманда, вам не кажется, что кака – ян? – ввернул я.

Компьютер задумчиво пожужжал несколько секунд, и Аманда безмятежно пролепетала:

– Как и писа. Инь – Ян.

Я был очарован. Аманда обладала именно тем парадоксальным чувством юмора, которое я обожаю в женщинах, да и вообще. Она маскировала хитрое содержание наивной формой. Циничные вещи она говорила с детской простотой, романтичные – грубовато. На мгновение я пожалел, что у меня нет тридцати тысяч евро, но вспомнил, что завтра протрезвею.

Я пригласил Аманду на медленный танец. Не скажу, чтобы она отплясывала с ловкостью финалистки конкурса латиноамериканских танцев, но мне её неловкость показалась трогательной. Аманда просто положила мне на плечи пластмассовые ручки и стала переминаться с ноги на ногу, как семиклассница, впервые пришедшая на школьный бал. У меня в голове промелькнула абсурдная мысль: скромная девушка, не таскается по дискотекам. Чтобы проверить качество покрытия, я чмокнул куклу в прохладную щеку. Её сердечко заколотилось, как у зайчика, а ладошки вспотели, как и указано в буклете.

– Я не такая, – сказала она.

Честно говоря, после этих слов мне захотелось разобрать Аманду на части и спрятать обратно в коробку. Но я вспомнил, что имею дело всего лишь с электроприбором наподобие чайника, обижаться на который бессмысленно. Кроме того, я и не собирался заходить в своих экспериментах слишком далеко. Ведь я был нормальный мужик, а не какой-нибудь Стасик. По крайней мере, в момент описываемых событий.

После того, как мы закончили наш целомудренный танец, я усадил Аманду на место и решил провести последний эксперимент перед тем, как произвести демонтаж и замести следы моего служебного злоупотребления. То, что она умеет более-менее внятно болтать, сносно танцевать и ловко кувыркаться в постели, ещё не означало, что она женщина. Все это, за гораздо меньшие деньги, может и манекенщица. А сможет ли кукла, за те чудовищные деньги, который в неё вложены, сделать то, что проделывает изо дня в день, из года в год, из века в век самая обыкновенная, бесплатная женщина? Простая, так сказать, русская баба?

Если Аманда сможет и это, то японцы во главе западной цивилизации действительно достигли решительного превосходства над естественным миром, и роботизация вселенной в ближайшее время не только вероятна, но и желательна.

– Аманда, убери со стола, – скомандовал я с деланной небрежностью.

Компьютер внутри куклы надрывно загудел, однако Аманда не сдвинулась с места.

– Слышь, чертова кукла, со стола сотри! – проворчал я, прямо как муж.

Жесткий диск Аманды застучал, как сходящий с рельсов трамвай, она задергала руками, задрыгала ногами, и вдруг из её ушей повалил дым.