Телохранитель, скептически оценивший мою красивую черную униформу с Амурчиком, натягивающим лук на эмблеме, занял место у входа и скрестил мощные руки на мошонке. Блондинка стукнулась головой о качающийся под потолком двухметровый надувной фаллос, покраснела и поправила прическу. А хмурый Какаян, не обратив ни малейшего внимания на экзотический ассортимент магазина, расселся на банкетке, закинув ногу на ногу, так что места на сиденье хватило ему одному. Франкенштейн попросил продавщицу принести три стула и кофе.
Какаян не подал мне руки, но мы были с ним знакомы. В детстве мы занимались в одной велосипедной секции. Адик (тогда его звали Адик) был года на четыре старше меня и, как бывает в таком возрасте, казался мне каким-то недосягаемым небожителем. Он уже фарцевал и одним из первых в нашем городке облачился в полный джинсовый костюм «Ливайз» с красным флажком. Учился он чуть хуже среднего, озоровал в меру, в спорте звезд с неба не хватал, и это, пожалуй, все, что мне о нем запомнилось. Это, и ещё одна фраза из разговора двух старшеклассников, запавшая мне в память и до сих пор звучащая в ушах: «Адик Какаян пацан здоровый, но сраный».
Что касается дальнейшей биографии Какаяна, она слишком хорошо известна, чтобы её пересказывать. Это участие в вокально-инструментальном ансамбле «Светозары», служба в армии, учеба в политехническом институте, завод, комсомол, создание одного из первых в стране центров научно-фантастического творчества молодежи, приватизация металлургического комбината и, наконец, приобретение целой группы металлургических компаний, после которого Какаян был избран депутатом Государственной Думы.
Что касается последовательности этих событий, я вполне мог что-то перепутать, особенно в той части, где Какаян в одночасье превратился из верткого комсомольского секретаря Адика в грузного магната Ахава Налбандяновича. Это превращение не совсем уложилось в моей голове и кажется мне чем-то вроде перерождения мерзкой кожаной куколки в бабочку, только наоборот. Впрочем, подробности этой поучительной истории изложены на сайте www.kakayan.ru и прекрасно описаны в его иллюстрированной автобиографии «Вопреки обстоятельствам».
Там Какаян утверждает, что достиг высот исключительно за счет своего трудолюбия, всегда выделявшего его из толпы сверстников. Так, ещё будучи студентом, Адик предпочитал за мизерную плату драить полы институтских сортиров, пока его друзья бегали по танцулькам, и откладывал каждую копеечку, пока товарищи сорили родительскими деньгами. Такое происхождение чудовищного состояния Какаяна кажется мне довольно странным, ибо любая дворничиха в таком случае могла бы стать богаче Билла Гейтса, а любая кухарка – управлять государством. Однако и других причин вознесения Какаяна определенно не было. Ахав Налбандянович всегда обладал весьма умеренными умственными способностями.
– Вам, конечно, известно, какая у меня беда? – сказал Какаян, как-то странно избегая взгляда Франкенштейна, буквально пожирающего его глазами. – Я имею в виду своего сына Стасика.
– Я читал в журнале, что ваш сын – талантливый промотёр, – нашелся Франкенштейн.
Какаян отодвинулся подальше от директора, имевшего обыкновение брызгать слюной во время разговора, но Франкенштейн придвинулся на прежнюю дистанцию.
– Мой сын идиот, – просто и достойно сказал металлургический магнат и пронзительно поглядел на директора поверх очков. Теперь пришла очередь моего шефа прятать глаза. Франкенштейн пригорюнился.
– До семи лет мой сын почти не говорил, – продолжал Какаян будничным тоном, словно инструктировал. – Его не принимали в обычную школу, поэтому Стасик занимался с учительницей на дому. Постепенно ему удалось догнать своих сверстников, но он до сих пор читает по слогам. В июне ему исполняется двадцать один. Это крупный, физически развитой молодой мужчина со всеми физиологическими потребностями. Но мыслит он как ученик первого класса.
– Стас получил степень бакалавра экономических наук, – напомнила блондинка с почти материнской гордостью, несколько странной для её явно служебного статуса. – Он добрый мальчик, но у него не клеится с женщинами. Мы приглашали для него самых красивых девушек из кабаре «Соблазн». Но он только щиплется и кусает их за груди. А ночью кладет с собой в постель плюшевого мишку.
– У вас есть дети? – перебил девушку Какаян.
– Дочь шестнадцати лет. Тоже идиотка, – простодушно ответил Франкенштейн и прикусил язык под недобрым взглядом охранника. Впрочем, Какаян не обратил на эту бестактность ни малейшего внимания. Мужик он был простой.
– Тогда вы понимаете, что отец не пожалеет для своего дитяти ничего, – сказал магнат. – Я сделаю все, что можно за деньги, чтобы моему мальчику было хорошо. Луну закажу по Интернету и прикажу отбуксировать на мою стоянку. Вы меня поняли?
Франкенштейн хлопнул себя по лбу, словно муху уничтожил.
– Я вас прекрасно понял, Ахав Налбандянович! Вас устроит модель «Аманда»!
Я вынес из подсобки коробку с Амандой и приступил к монтажу девушки. Франкенштейн метался надо мной, как орлица над орленком, и так меня напрягал, что я чуть не вставил руку в задницу. Впрочем, надо отдать должное японским кудесникам, несмотря на фантастическую начинку, Аманда была очень проста в сборке. Привести её в действие мог любой идиот, который справляется с пультом от телевизора, а вывести из строя её можно было разве что ударом кувалды. Я надел на куклу ажурное белье, чулки на подтяжках, туфли на каблуке, вечернее платье с вырезом до попы, причесал её и посадил в кресло напротив Какаяна. Затем я нажал на пульте “on”, подождал, пока программа загрузится, и передал пульт директору.
Спутница Какаяна уставилась на куклу во все глаза. Аманда выглядела так шикарно, что по сравнению с ней блондинка казалась продавщицей с овощного развала. Самому Какаяну игрушка тоже понравилась. Лицо его едва заметно потеплело, но он принципиально не признавался, что доволен товаром. Он считал, что большой человек всегда должен быть немного не доволен покупкой, обслуживанием или подчиненным, чтобы ему не сели на шею.
– Ну? – ворчливо справился он.
– Вы можете управлять куклой при помощи клавиатуры, а можете отдавать команды голосом, четко проговаривая слова, – сказал Франкенштейн. – В её память, кроме английского, французского и немецкого языков, внесен весь толковый словарь Ожегова. Она выполняет пятьсот команд в повелительном наклонении или отвечает на поставленные вопросы в пределах средней школы. Для того, чтобы кукла вам не изменила, её можно запрограммировать на ваш голос. Сейчас я включу демонстрационную программу.
– Здравствуй, Ам-манда! – от волнения Франкенштейн заикнулся.
– Здравствуй, сладенький! – мелодично ответила Аманда, шевеля бесстыжими губищами, и медленно закинула левую ногу на правую, а затем – правую на левую.
Зрители остолбенели. Конечно, движения Аманды были несколько деревянными, а губы, если присмотреться, шевелились не совсем в такт словам, но все же – эффект получился поразительный. Перед нами сидела мисс Вселенная, тем более похожая на оригинал, что вела себя неестественно. И эта мисс была готова на все.
Спутница Какаяна нервно улыбнулась и закурила длинную сигарету, стряхивая пепел раньше, чем он успевал нагорать. Какаян трижды хлопнул в ладоши.
– Хотите попробовать сами? – прогнулся Франкенштейн.
– Что значит – хочу? Я попробую, – отвечал Какаян, не в силах сдержать довольной улыбки, портившей его волевое лицо. – А что сказать?
– Скажите, например: «Иди к папочке»! Только отчетливо произносите слова.
Молитвенно сложив руки на утлой груди, Франкенштейн отошел в сторонку и наблюдал за этой трогательной сценой с умилением родителя, дочь которого лезет на табуреточку читать стишок.
– Ну ты, иди к папаше! – угрожающе отчеканил Какаян.
Кукла сдвинула колени и закрыла лицо руками. Между пальцами по её щеке пробежала слеза.
– Да нет же, – ласково поправил Франкенштейн. – Вы должны говорить естественным, негромким голосом, а то кукла испугается. Она же все-таки барышня.