– Шнур вирните, уважяемий, – канючил Бадри.
– Руки уберите! – взревела заведующая. – Поскольку вы обманули меня, то сейчас собираете все свои сиськи-письки и покидаете ДК! Навеки! А здесь продолжит работу изостудия. Остаток арендной платы верну в бухгалтерии.
– Изольдя Мигеровна…
– Я не закончила. Буранов, на выход. На ушу шагом марш.
– Я не должен быть на ушу.
– А где ты должен быть?
– На соревнованиях в Сестрорецке.
– Еще лучше. Вместо соревнований Буранов здесь лысого гоняет. Замечательно! Медаль Буранову.
– Вы все перевираете!
В коридоре показался Леха Буранов, настолько бледный, что с его лица стерлись все веснушки. Увидев меня выглядывающим из туалета, хулиган сжал кулаки.
– Это ты, что ли, по сортирам прячешься?
– Нет, – сказал я как мог твердо, стараясь сделать вид, будто что-то ищу в кабинке.
– Ты, Лыжа, теперь жить в этом сортире будешь!
– Буранов, я все слышу! Прекрати угрожать Лежанскому! – вмешалась Мейеровна. И тут она обратилась к кому-то еще в зале. – Вадим Арнольдович, и вы тут? А я думаю, почему у нас постоянно закрыт «Ботанический сад». Табличка «Ушел на 10 минут» сутками висит. А Вадим Арнольдович здесь зелень орошает.
– Да я только зашел, чтобы рефлектор отдать, – послышался хриплый голос Вадима Арнольдовича.
– Спасибо, хоть штаны не сняли. Так, а вы кто? Совершеннолетний?
– Я инспектор пожарный.
– Так идите на службу. Страна в огне. Закругляемся, товарищи. Ключи я жду в кабинете. Что? Нет у нас в Нововоронеже ни гласности, ни плюрализма мнений.
Закончив разгром, Изольда Мейеровна вышла и поманила меня пальцем.
– Идем, Лежанский, на сольфеджио. Буранов, я чую запах табака! Быстро на ушу!
Тем не менее видеосалон в Доме Культуры продолжил работу. Но больше меня туда не пускали. Даже на ниндзей. Однако я быстро уяснил бизнес-модель.
Детей в нашем общежитии было множество. И я со всей возможной помпой открыл «видеосалон для детей». Составил и развесил расписание: «14:00 “Ну, погоди!” (детектив).
15:00 “Аленушкин колодец” (ужасы).
16:00 “Снежная королева” (детектив, фантастика).
Вход 5 копеек. До 5 лет – бесплатно.
Рыдать запрещено!»
Видака у меня, конечно, не было. Я завесил окно в своей комнате одеялом и крутил диафильмы. Подстрочник читал сам. Матвей продавал билеты перед входом. Сразу образовались аншлаги, многим не хватало места. Малыши иногда начинали плакать посреди сеанса, но, наученный заведующей, я хладнокровно выставлял брыкающихся колготочников за дверь. С деньгами приходили не все. Поэтому я открыл кредитную линию и стал записывать должников в специальную тетрадку. Все было на мази, пока двое задолжавших близнецов не стащили у родителей целый рубль. Их разъяренный отец ввалился в салон прямо посреди остросюжетного триллера «Черная курица». Мелюзга с визгом бросились врассыпную. Отец близняшек схватил меня за ухо и повел по коридору «в милицию». Но привел почему-то к моей матери. И мама закрыла наш видеосалон.
***
Мне исполнилось тринадцать. Заканчивались восьмидесятые. Все вокруг охотились за дефицитом. Мы с братом выстаивали километровые очереди в магазины. Однажды в городской универмаг привезли итальянские спортивные костюмы Campagnolo. Тысячи одинаковых костюмов всего двух расцветок: черной с красными полосами и красной с черными. Очередь окружила универмаг в три кольца. За несколько дней весь город поделился на красных и черных. В нашей компании мамы купили всем пацанам черные костюмы. И только Скворцу достался красный. Вскоре этот кудрявый толстяк стал нам сильно не нравиться. Пацаны начали ссориться со Скворцом, ставили под сомнение все, чтобы он ни сказал. Вскоре нарушитель формы одежды пропал.
– Видел этого козла на Космонавтов, – сказал как-то Балабан. – Переметнулся, сука, к красным!
Мы назвали нашу банду в черных костюмах «Таталия». Это звучное название Балабан вычитал в книге Марио Пьюзо про итальянскую мафию. Работали мы точечно. В начале девяностых «комки» открывались на первых этажах жилых домов. Непуганые предприниматели решеток еще не наваривали, сигнализаций не ставили. Двое членов «Таталии» заходили в комок перед закрытием. Первый отвлекал продавщицу просьбой показать товар с дальней полки. Второй незаметно открывал задвижку форточки. Ночью мы возвращались к беззащитному магазину. Тощий как прут Балабан проникал через форточку внутрь. Остальные принимали товар снаружи. «Таталия» свозила награбленное коммерсу, который не задавал вопросов. Делюга расплачивался деньгами или ваучерами. Общак хранили в штаб-квартире, оборудованной в заброшенном доме. Сейф находился внутри антресоли. Вскоре бабла стало так много, что дверь не закрывалась. Когда мы нуждались в деньгах, то просто открывали дверь антресоли. Бабки сыпались на голову.
Однажды зимой Балабан, Кафтан и я пошли на дело. Погода как нельзя лучше подходила для криминала, поднялся буран. Для отвода глаз я прихватил собаку – кокер-спаниеля по кличке Пепси. Вместе с ней занял наблюдательный пост на углу дома. Кафтан подогнал санки к окошку. Балабан запрыгнул на подоконник, выдавил форточку внутрь, проник в комок. Круг света от карманного фонаря блуждал по полкам, выхватывая то влюбленных на коробках жвачки Love is, то Шварца с пулеметом на стене.
Снег залеплял глаза, поэтому я не сразу заметил, как белый вихрь на углу загустел, вылепился в трехглавый силуэт. Главная голова этого Горыныча располагалась как надо – по центру, а две поменьше – по бокам. Я выкрикнул условленный сигнал тревоги: «Пепси! Ко мне!» Кафтан вжался спиной в обглоданную ветром стену. Выдвинул из рукава пуховика острие кортика. Оружие Кафтан выменял на литр спирта Royal у отставного моремана на прошлой неделе. Из бурана материализовалась дородная женщина в каракулевой шубе с двумя пузатыми сумками в руках. Мы с Кафтаном замерли в надежде, что эта снежная каракатица нас не заметит. Но нас подвела собака. Чертова псина завиляла хвостом, заскулила. Тетка уловила движение, замедлила ход.
– Федор, ты? – спросила она.
– Я не Федор, – бросил я первое, что пришло на ум. – Я Альберт.
Это была наша классная руководительница Ольга Самуиловна Гробоконь. За глаза ее звали дохлой Клячей.
– Пепсенька, милая, иди сюда, свиным желудком угощу, – сказала ласково Ольга Самуиловна и опустила сумки в снег.
Предательница-псина завиляла всем задом, вырвала поводок, побежала к училке.
Кафтан тихо выругался, но кортик спрятал в рукав.
– Что же ты, Федя, с физики убежал? – спросила Кляча. – Закон Гей-Люссака кто за тебя учить будет?
Кафтан прыснул и спрятал кортик. Ольга Самуиловна вытянула шею.
– Кто там? Кафтанатий? Я тебя узнала, не прячься. Топор когда вернешь на пожарный щит?
В этот момент из форточки выпорхнул блок сигарет Marlboro. Красная коробка вонзилась торцом в снег. Рядом приземлилась зеленая More c ментолом, затем синий Rothmans.
К счастью, Ольга Самуиловна не заметила разноцветные вешки на снегу, так как уже угощала собаку мясом.
– Завуч говорит, – продолжала Кляча, почесывая собачье ухо, – что ты перед обедом утащил поднос с йогуртами. Ты, Миша, не доедаешь?
Внезапно из окна вылетел тяжелый блок Snickers. Коробка взрыла снег как минометный снаряд. За ним последовали бутылка коньяка Napoleon, видеокассета с художественным фильмом «Вспомнить все», бутылка орехового ликера Amaretto, водка «Зверь».
– Это еще что такое? – удивилась Ольга Самуиловна бомбежке.
Мы молча ожидали развязки. Училка поднялась, подошла к окну. Поверх ее головы просвистела упаковка с пишущим видеоплеером Akai.
– Балабанов! Это ты? Что ты там делаешь?
Свет за стеклом дрогнул, погас.
– Грузчиком подрабатываю, – не сразу ответил Балабан.
– Каким грузчиком? Шестнадцати еще нет. Вот что, заканчивайте тут и ступайте по домам домашнее задание делать. Завтра нулевой урок – литература. Хэмингуэй «Зеленые холмы Африки». Не забыли?
