Через минуту мы вышли. Я скрывал ладонью ссадину на щеке, Матвей держался за ухо.

– Это чем вы там занимались?

Мы медленно шли, пряча заплаканные лица, и через пару шагов побежали.

– Вы не все говешки там смыли! – кричал нам вслед дядя Толя.

***

В конце 80-х по всей перестроечной империи открылись видеосалоны. Вообразите пропахший потом и наглухо зашторенный зал, ряды стульев с изодранной обивкой. По центру – стол, на нем – маленький телевизор и видеомагнитофон.

Был видеосалон и у нас в районном Доме Культуры, куда я ходил брать уроки фортепиано. Правда, до кабинета музыки я часто не доходил, оказываясь, сами понимаете где. Вход стоил рубль. Деньги я незаметно вытаскивал из маминого кошелька. Маленький экран японского телевизора открывал передо мной бездны бытия. Однажды я посмотрел ужастик Джона Карпентера «Нечто» про вирус на антарктической станции. По окончании фильма я, совершенно бледный, долго мялся на выходе из ДК, по всем признакам убедившись, что в кустах меня поджидает мертвая голова на паучьих ногах. Домой я решился идти, только пристроившись к случайным взрослым попутчикам.

Самыми любимыми у нас с Матвеем были фильмы про японских киллеров – ниндзя. Особенный трепет вызывали хитроумные ловушки, которые мастера тени устраивали своим врагам. В одном фильме ниндзя долго и торжественно готовился к заданию: облачился в черную форму, проверил оружие и снаряжение. Проникнув на запретную территорию с помощью арбалета и троса, ниндзя оказался в здании. И вот перед ним – закрытая дверь. И тогда он достал из кармана металлические шипы и раскидал их позади себя в узком коридоре. После этого ниндзя присел перед дверью на одно колено и стал возиться с замком и отмычкой. Вдруг в конце коридора появился охранник с пистолетом. Киллер в черном даже не посмотрел в его сторону. «Глупый ниндзя, что же ты делаешь? – волновался я, ерзая на стуле. – У него пистолет, а ты там ковыряешься. Что твои жалкие колючки сделают вооруженному амбалу?» Далее произошло немыслимое. Охранник заметил нарушителя и побежал в направлении ниндзя. Но хитрый мастер, не отвлекаясь от взлома замка, достал из кармана горстку шариков и швырнул их под ноги врагу. Амбал наступил на шарик, смешно покатился на них, а затем грохнулся и напоролся на колючки. Пистолет отлетел в сторону, а я испытал полнейший экстаз.

– Ну как твой этюд Шопена? – спросила мама, когда я вернулся из салона.

– Отлично, – машинально ответил я, размышляя о том, где бы раздобыть шипы и шарики, чтобы повторить фокус ниндзя с училкой по инглишу.

Как оказалось, в видеосеансах были не только красивые драки. До девятилетнего возраста я видел лишь краешек соска в фильме «Анжелика и король». И думал, что знаю о сексе все. В том же видеосалоне я, недавно принятый в пионеры мальчик, испытал свой самый большой психологический шок в жизни. Однажды вечером там поставили порнуху и забыли прикрыть дверь. Я проходил мимо, намереваясь наконец посетить занятие по фортепиано, но заметил на экране соприкосновение человеческих тел, похожее на борьбу, притом один из странных спортсменов смотрел совершенно осоловевшими глазами. Из-за того, что мужик был голым, что-то шептал, закрыв глаза, я подумал, что он пьяный. И тут камера взяла общий план. Присмотревшись, я понял: происходит что-то немыслимое. Перед мужиком на коленях стояла женщина и равномерно двигала головой взад-вперед на уровне его паха. Дядя же не только не возмущался и не отпихивал сумасшедшую бабу, но и потакал этому сраму. Я в ужасе побежал в туалет, не веря собственным глазам. Взбудораженный до предела, я закрыл дверь и метался по туалету, пытаясь объяснить себе, что могло заставить взрослых людей подносить чистый рот к грязной писе. И если они преспокойно вытворяют подобное, то чего от них можно ожидать еще? Определенно, я знал о людях не все.

Внезапно снаружи послышался стук каблуков по паркету. Ошибиться было невозможно – это перемещалась по коридору Изольда Мейеровна, заведующая Домом Культуры. За глаза ее называли Мегеровной. Я затих и молился, чтобы она не дошла до мужского туалета, а свернула на лестницу. Да и что ей делать в мужском тубзике? Я решил переждать. Но стук каблуков становился все ближе, и вдруг дверь туалета отлетела на петлях в сторону. На пороге стояла строгая Изольда Мейеровна в черной обтягивающей водолазке и коричневой расклешенной юбке. У нее была прическа, похожая на фашистский шлем. Мама говорила, что прическа называется «под пажа». На далеко выступающей вперед груди Мегеровны покоились золотые очки на цепочке. Я решил, что она моментально исключит меня из пионеров. Но вместо того, чтобы немедленно сорвать с меня красный галстук, заведующая стала подозрительно осматривать углы, словно выискивая что-то.

– Лежанский, ты что тут делаешь? – спросила Изольда Мейеровна, заглядывая в урну. – Сольфеджио проходит не здесь, Лежанский. А почему ты дрожишь?

Она подошла ближе.

– Я за-заболел, – пролепетал я.

– Заболел? – Мегеровна стала медленно обходить меня, стараясь заглянуть за спину. – Ну-ка, посмотри на меня. Ты почему такой бледный? Ты клей нюхал? А ну, иди ближе! Дыхни. Еще раз! Тебя кто-то побил? Откуда ссадина на шее?

– Старая.

– А почему ты трясешься? Что произошло?

– Ничего, Изольда Мейеровна. Голова закружилась.

– Не ври мне! Ты один здесь? – строго спросила заведующая, приглядываясь к закрытой двери кабинки.

– Один я. Я просто увидел, и все…

– Увидел? Что увидел? – Она принялась ощупывать мои карманы.

– Там целовали…

– Целовали? Хорошо, что целовали. Люди так выражают любовь. Это прекрасно, Лежанский. Ты побледнел от вида поцелуя? И решил не идти на сольфеджио? Детский лепет, Федор.

– Там целовали не то…

– А что?

– Другое…

– Выражайся яснее, Лежанский.

– Штуковину эту…

– По-мужски говори, прямо. Не виляй хвостом!

– Пи целовали, – выпалил я, отвернувшись. – И все. Я ушел.

– Что? Ты можешь не мямлить? Целовали, и что?

– Целовали пи.

– Пи? Что за «пи»?

– Сю.

Шлем на голове Изольды Мейеровны тут же пополз наверх. Она подошла к закрытой двери кабинки и резко толкнула ее. В кабинке было пусто, только валялся растерзанный рулон бумаги. Заведующая надела очки и властно взяла меня за подбородок. Ее взгляд просвечивал мою маленькую душу насквозь.

– Где это происходило, Лежанский? Говори. Кто участвовал? К тебе приставали? Ну-ка открой рот!

Я решил, что и так выболтал, что мог, и теперь помалкивал.

Внезапно из-за стены донеслись приглушенные вскрики. Девушка за стеной вроде жаловалась, но кричала почему-то «Да! Да! Да!»

Зрачки Мейеровны хищно сузились. Как киборг, получивший координаты новой цели, она вдруг утратила ко мне интерес, повернулась на каблуках, вылетела из туалета и двинулась по коридору. Дойдя до видеосалона, заведующая без всякого страха шагнула в царство порока. Пораженный, я вжался в стену туалета.

Послышалась возня, но уже явно не эротического свойства, какие-то щелчки. Стоны прекратились. Из видеосалона в коридор пролился электрический свет.

– Что ви делаете? – раздался голос билетера Бадри. – Это дарагой техник. Вирнити провода.

– Руки убери, любезный, – ответила Мегеровна где-то в глубине салона. – Все на выход. Голливуд закрывается.

– Люди деньги платиль.

– Где Таймуразов? Я предупреждала: никакой порнухи.

– Это эротик!

– Тогда почему у меня пятиклассники по туалетам прячутся? Расходимся, что не ясно?! Договор расторгнут. Кто там ползет на заднем ряду? Буранов, я тебя вижу. Вылезай!

– А я и не прячусь! – раздался раздраженный голос.

Я сглотнул. Это был десятиклассник Буранов. Он состоял на учете в детской комнате милиции и бил «вертушку» как Брюс Ли. Если он увидит меня – убьет.

– Что ты скуксился, Буранов? Ширинку застегни. Ты где должен быть?

– Нигде.

– А если спросить у Арсения Карповича? Я думаю, у него иное мнение. Ты должен быть на ушу, Буранов.