Я жду… Жду взбалмошного старика, моего бывшего учителя. Единственного, кого на этой земле боится Том Риддл, повелитель пожирателей смерти, Тёмный Лорд.
Он является в ослепительной вспышке аппарационной воронки — в двух шагах от меня. Но привычный хлопок мгновенного межпространственного перехода тонет в надсадном вое ночной непогоды.
Альбус Дамблдор в светло-лиловой развевающейся мантии вскидывает руку. В длинных белых пальцах, унизанных перстнями, волшебная палочка. Тугой удар экспеллиармуса, посланного невербально, сбивает меня наземь, моё единственное оружие летит к ногам старого чародея.
— Не убивайте меня, профессор!
— А я и не думал! Вы звали меня поговорить, Северус. Поговорить, а не бороться. Но встретили с палочкой наготове… Что же я мог ещё сделать? Итак, что за весть шлёт мне ваш лорд?
— Нет… никакой вести… Разговор был нужен мне самому. Я пришёл по собственному почину.
— У вас сегодня странный вид, Северус. Я бы даже сказал — безумный. В чем дело?
— Я пришёл вас просить… пожалуйста, выслушайте!
— И какая же просьба ко мне может быть у вас — пожирателя смерти? — Дамблдор недобро усмехается.
— Речь идёт о пророчестве Сибиллы Трелони…
— Ах да, о том самом, что вы передали своему повелителю… И что?
— Лорд полагает, что в пророчестве говорится о Лили Эванс!
— Лили Поттер, Северус… Но ведь пророчество говорит не о женщине, а лишь о ребёнке, что появился на свет в конце минувшего июля…
— Он думает, что речь идёт о её сыне. И… собирается убить всю семью.
— Если она так много для вас значит, наверное, вы могли бы вымолить у своего хозяина её жизнь… В обмен на жизнь младенца.
— Я так и сделал, профессор… Я просил пощадить Лили… Только её одну.
— Как же вы мне отвратительны… Стало быть, на судьбу её сына и супруга вам просто наплевать? Пусть гибнут, лишь бы вы получили то, что хотите?
Ветер. Ледяной ветер, который, кажется, стремится сорвать не только одежды, но и саму плоть с костей. И ледяной взгляд старого учителя, только что опустившего палочку…
— Помогите им! Спрячьте их всех! Спасите её… их. Прошу вас…
Я не узнаю собственного голоса, внезапно ставшего хриплым и ломким, как когда-то вечность назад — в мои четырнадцать лет.
— А что я получу взамен, Северус?..
Вопрос ударяет в сознание, подобно оглушающему заклятию. Колокол ночи гремит над мокрой землёй, чугунное небо давит на плечи…
— В-взамен?..
— Да.
«Мерлин Всеведущий, а что я могу ему предложить, кроме… себя? Моя жизнь за жизнь Лили — достаточно ли этого, Альбус Дамблдор?»
— Располагайте мной, как угодно, профессор…
«Да, конечно. А теперь ещё Долг Жизни… Лили! Прости, тебе придётся немного подождать меня там, за гранью».
…Её ожидание затянулось на тринадцать с половиной лет, Мэри Макдональд. И неизвестно пока, сколько продолжится ещё. А ты… сама сочти, на сколько лет ты опоздала.
* * *
9.04.1995. Хогвартс
Третья встреча была столь же внезапной. И столь же некстати.
В школе царила министерская инспектриса Амбридж, преподаватель защиты от тёмных искусств, исполняющая обязанности директора. Хорвартс присмирел, стих. Съёжился пришибленным тараканом под тяжёлой кипой её дисциплинарных указов.
Движущаяся лестница вот-вот должна была завершить свой поворот, чтобы дать мне возможность спуститься с шестого этажа. Я шёл к себе из кабинета Макгонагалл и честно намерен был провести окно в занятиях за «изготовлением» очередной порции фальшивого веритасерума. Не прикажете же поить несовершеннолетних учеников настоящим!..
— Здравствуй…те! — ты, Мэри Макдональд, обернулась и неловко выдавила это слово.
…Должно быть, действительно неприступный у меня вид, если давние школьные знакомые начинают на «вы» называть!
Скулящий голосок одиночества ночным щенком взвыл в голове, разорвав мозг. Что же ты делаешь, глупая девочка, пусть и повзрослевшая с тех времён, когда меня ещё хватало на то, чтобы оттолкнуть тебя? Хватит ли теперь, когда я более не могу позвать на помощь образ Лили?..
Со дня возвращения Тёмного Лорда в мир, который я обязан от него защитить, я не вправе более произнести её имя даже в мыслях.
Видишь ли, Мэри Макдональд, Долг Жизни перед Альбусом Дамблдором и Джеймсом Поттером платить нелегко. И мне приходится еженедельно видеться с белёсым красноглазым монстром, искусственным и фальшивым насквозь. Физический облик обаятельного джентльмена покинул Тома Риддла в Годриковой Лощине, в тот час, когда Лили не стало. Но душа, изуродованная многими злодеяниями, старанием преданного слуги с недавних пор обрела новый. Омерзительный облик недочеловека-полузмея…
Так сказать, форма пришла в соответствие с содержанием.
Он считает себя талантливым легилиментом, Мэри. Ты не знала об этом? Дай же тебе Создатель и не узнать никогда…
Чтобы нам успеть вырастить Избранного до той поры, когда он сможет, в соответствии с известным предсказанием, истребить воплощённое в Лорде зло, мне нужно теперь вновь бывать на собраниях пожирателей смерти.
Чтобы этот монстр даже мыслью не мог прикоснуться к тени Лили, живущей в моей душе, мне нужно держать под замком всё, что светло, больно и безмерно дорого. Всё, что до сих пор заставляет жить…
А тут снова ты, со своим пронзающим до нутра тёплым приветствием…
И ты, признаюсь, менее всего нужна мне в эти дни.
«Или — более всего нужна?..»
Орден презирает своего шпиона. По крайней мере, Муди, Шеклболт, Блэк и, отчасти, Тонкс даже не считают нужным это как-либо скрывать. Сообщество пожирателей недалеко ушло от Ордена. Терпят, пока доверяет Лорд. Ошибусь — с удовольствием порвут, так что нечего хоронить будет.
Но с этим можно было бы до поры мириться, Мэри. В конце концов, даже лучше, когда друзей, по большому счету, нет ни с той, ни с другой стороны. Эффективность агента, информатора и дезинформатора, неизбежно страдала бы от наличия у такового каких-либо собственных симпатий. Или антипатий.
Но, Мерлин Всемогущий, как же порой одолевает тоска по простому доброму разговору без многослойных ментальных барьеров и постоянных попыток собеседника просадить их побыстрее насквозь! По понимающему молчанию глаза в глаза. И надо ещё самому себе признаться в том, о чём в действительности тоскуешь и мечтаешь...
Я знаю, Мэри, с твоей точки зрения я веду себя при встречах не лучше, чем два десятка лет назад. Нагрубить и тут же поторопиться исчезнуть — мальчишество, недостойное человека, давно разменявшего четвёртый десяток лет! Но ты ведь не знаешь и не можешь знать всех непростых поворотов моего пути.
Ты — случай, досадный, мимолётный, нелепый случай, способный только растревожить незаживающую рану сердца каждым новым своим появлением. Только причинить боль. А мне сейчас некогда заниматься бесплодным копанием в собственных ошибках прошлого. И лишняя боль, парализующая волю, тоже не нужна.
В юные годы тебе удалось несколько раз застать меня в ситуациях непростительной слабости и безволия. В лазаретном крыле. В гневе. В смятении. Даже в слезах… Неужели ты рассчитываешь на то, что время стёрло эти минуты, о которых я и без тебя не в силах был вспоминать?
Но мне известно также и то, что ты ни разу не воспользовалась своим знанием слабых моих сторон. Ни единого слова о них мои недоброжелатели не услышали от тебя. Ты этим очень помогла мне. Но это особое искусство — нести груз благодарности чужому человеку, не теряя достоинства, — видимо, недоступно мне. Особенно с учётом того, сколько раз ты меня прощала.
Это была твоя ошибка, Мэри. Таких, как я, опасно прощать. И потому не нужно. Лили поняла это в пятнадцать лет. Ты не желаешь понять до сих пор.
Второй — и главной! — твоей ошибкой было объясниться мне в любви, точно зная, кем занято моё сердце уже пять лет к тому времени. И — по сей день, Мэри. Тебе никогда не дотянуться до единственной звезды на моем небосклоне, которая носит имя Лили...
