– Дом? – наигранно удивился Киану. – Я возвращаюсь через сто лет, и что я вижу? Ты всё-таки восстановил эту рухлядь?

Стараясь держаться непринуждённо, Вера стояла у левого крыла машины. Нужно ли говорить, что она была искренне рада увидеть брата Киану, но одновременно и взволнована, и растрогана. Правда, ей показалось, что братья поздоровались слишком машинально, что они всего лишь смущённо пожали друг другу руки, без тепла и чувствительности, которые обычно говорят о близости людей. Возможно, они не умели выразить своё душевное расположение, а может быть, никакого расположения и не испытывали. И всё же Вера заметила, что Эвальд ведёт себя почти естественно, а Киану старается выглядеть счастливым и внушительным перед братом.

– Как добрались?

– Превосходно.

– Устали с дороги? – спросил Эвальд и тут же сам себе ответил: – Конечно, устали. Сейчас я вас освежу. Проходите, осматривайтесь, а я пока по хозяйству.

Пытаясь отыскать в себе хоть немного уверенности, скованная неловкостью Вера вежливо посмотрела по сторонам. Дом был несовременный и не слишком изысканный, но огромный, наполовину деревянный, наполовину облицованный искусственным камнем, с овальной верандой, выбеленными известью стенами, покрытый покатой шапочкой красной черепицы. От дома открывался прелестный вид на виноградники. Вниз по склону ширился простор, раскинувшиеся там шелковистые лужайки доходили до самой реки, чей всплеск, казалось, слышался и здесь. Вдали виднелось каменное здание винодельни с широкими железными воротами, а ещё дальше – река с проплывающей и немного дымящей буксирной баржей. С южной стороны был высажен огромный фруктовый сад, где яблоневые деревья сплошь покрывали наливающиеся плоды, с северной же стороны дом сомкнутым строем окружали старые каштаны. Лёгкий ветерок гонял облака, шевелил листья деревьев и волосы Веры. Стало немного легче, дурацкая скованность отступила, хотелось выглядеть сдержанной и ровной. Чуть ли не впервые в жизни Вера раздражала саму себя, и, чтобы отделаться от этого раздражения, она начала разглядывать веранду.

Веранда с фасадной стороны дома делилась на две части: застеклённую и открытую. Деревянные колонны открытой веранды напоминали дорические, пол устилал чёрно-белый тротуарный плитняк, выложенный в шахматном порядке. Словом, деревенский особняк, но не без изюминки. Тут же стояла плетёная уличная мебель, клумбы перед домом пестрели цветами, дорожки засыпаны гравием. В глубине двора возвышалась постройка с решётчатыми окнами, похожая на дровяной сарай или кладовую для всякой утвари, у ворот припаркован довольно старый внедорожник с откидным верхом, больше похожий на фургон для перевозки домашнего скота, чем на автомобиль для комфортных поездок.

Возвратившийся с двумя стаканами белого вина Эвальд, видимо, уловил удивление, написанное на лице Веры, и пояснил, что в такую машину удобно загружать ящики с вином. В очередной раз Вера смутилась и стала ковырять гравий носком туфли.

После все направились в дом. Вино оказалось непривычно кислым и отдавало пробкой, но Вере было не до мелочей. Она взошла на веранду первой, вдохнула тот особый запах спокойствия, что хранят лишь старые деревянные постройки, и замычала про себя от удовольствия. Небольшая с виду веранда оказалось довольно просторной, светлой, уставленной фикусами в кадках, бегониями, орхидеями в горшках, лимонной геранью, комнатными розами и ещё множеством цветов, названия которых Вера не знала. Солнце радостно подсвечивало пыль на стёклах и на сочных зелёных листьях разросшихся фикусов. Из распахнутой двери навстречу Вере, лениво потягиваясь, вышли два старых кота с царскими повадками. Она протянула было руку, чтобы погладить их вздрагивающие уши, но коты равнодушно посмотрели на неё, отвернулись и уселись у ног Эвальда, как бы демонстрируя, кто в доме хозяин.

Без нужды пощупав в кармане платья зеркальце, Вера спросила:

– Как их зовут?

– Мистеры Иксы, – ответил Эвальд.

– Что, обоих сразу?

– Да, – запросто ответил он. – Когда-то, будучи котятами, они так славно наперебой мурлыкали, что их хозяйка… – он почему-то смутился, будто сказал что-то не то. – В общем, это Мистеры Иксы.

– Они милые, – вежливо ответила Вера, не зная, куда девать глаза.

За верандой располагался выбеленный огромный холл со множеством закрытых дверей, лестница на второй этаж и распахнутая двойная дверь, ведущая в большую, хорошо обустроенную кухню. Чистая, как стекло, кухня пахла сушёными фруктами, свежей зеленью и кофе. Пожилая тощая женщина, покойницкого вида, в строгом коричневом штапельном платье и туфлях без каблуков, наливала там чай. Облезлые коты уже были здесь и, как старая пара носков, обвивали её ноги. Одной рукой женщина держала чайник, а другой придерживала крышку. Увидев входящего Киану, женщина заметно побледнела, хотя, казалось бы, бледнеть было уже некуда, замерла, будто уснув, и не замечала, что заварка течёт через край чашки прямо на дубовый стол. Через мгновение женщина очнулась, выпустила чайник из рук, и лоб её тут же сложился множеством некрасивых складок. С труднообъяснимым недоверием она посмотрела на Веру, неуклюже повернулась и, не выразив ни малейшего сожаления по поводу своей неловкости, вышла из кухни, видимо предоставив лужицу на столе заботам хозяина. Коты лениво поднялись и поплелись за ней. Воцарилась гробовая тишина, воздух как будто слегка накалился, братья словно чего-то испугались и поэтому старались не смотреть друг на друга. Первым подал голос Эвальд:

– Вера, это Ида… – хватая тряпку и немного смутившись, сказал он. – Она робка и малахольна, но ничего, она привыкнет к вам. У нас тут, понимаете ли, своя провинциальная галантность…

Вера недоумённо пожала плечами, сомневаясь, что такая странная особа сможет к ней привыкнуть.

Настало время позднего обеда или раннего ужина. Стол накрыли на улице. В тени каштановых листьев, под небольшим тентом хозяйничал Эвальд, сервируя стол. С подносом в руках на улицу вышла та самая тощая кухарка в штапельном платье. Бледные растрескавшиеся губы её, хоть и были плотно сжаты, но всё равно заметно дрожали. Смотрела она пустыми, ничего не отражающими глазами. Со смутной жалостью Вера отметила, что это самые странные глаза, которые ей довелось видеть, хотя в больнице она насмотрелась всякого.

– Здравствуйте, – наконец сказала женщина, и даже не сказала, а как-то простонала.

Это был самый настоящий стон, вырвавшийся из груди с непонятной, необузданной болью. Вере показалось, что приветствие Иды предназначалось только Киану, но на всякий случай она кивнула головой и тоже поздоровалась. Киану смутился и ушёл в машину доставать вещи. Эвальд отправился за ним. Вера же сломила своё внутреннее сопротивление, набралась храбрости и без единого звука стала помогать Иде накрывать на стол.

– Что за прелестная Гретхен? – Эвальд по-свойски хлопнул Киану по спине. – Колись, где ты нашёл это экзотическое чудо?

Киану сделал вид, что не совсем понял вопрос. Он наклонился, поправил шнурок на своём ботинке, посмотрел по сторонам, вытащил из багажника два разномастных чемодана, стонущих под тяжестью уложенных в них вещей, достал кожаную сумку, затянутую ремнями, и лишь после этого спокойно ответил:

– Вера работает медсестрой в больнице. А что?

– Хм, – недоверчиво ухмыльнулся Эвальд, легко подхватив один из чемоданов. – Теперь, братец, ты отдаёшь должное не только студенткам-третьекурсницам, которые никогда не стареют, но и медицинским работникам?

– Это не то, о чём ты подумал. Это совсем другое, – сказал Киану сдавленным голосом, показывавшим, что ему неловко обсуждать эту тему с братом. – Я собираюсь сделать ей предложение.

– Ого, не узнаю тебя! Ты стал сентиментальным или теперь тебя привлекают игры в несвободу?

– Никаких игр. Всё более чем серьёзно.

– Ладно, тогда присмотрюсь к ней повнимательнее.

– Только прошу, не оценивай её в известном смысле, соблюдай декорум, – предостерёг брата Киану.