– Снега, Чего задумала? – улыбалась своим большим ртом Алена, ухватив за рукав подругу, – что-то новое опять? Твой отвар спас от смерти нескольких стариков с слабым сердцем..

Гильда тоже посмотрела на рисунок на земле, но не сказала ни слова, лишь понимающе улыбнулась, смотря на ведунью с восхищением. Снега после излечения навсегда стала для дочери вождя непререкаемым образцом.

– Пока не знаю… – она опять как будто не слышала никого, – можно и по-другому, на колеснице, – и в задумчивости наклонила голову, взяла веточку, и стала чертить на земле.

Алена стояла и смотрела на рисунок, на колесницу, на длинное копье у воина в колеснице. Да, Снега прямо ведунья, ишь чего удумала…

Юноши закончили выездку, побежали умываться сами и коней протереть от пота, а затем и Ван пришел к сидящим девушкам вместе с Веттом, приятелем.

– День добрый, славницы, – поздоровался Ван, поклонившись девушкам, и эти слова повторил за ним Ветт. Отроки вытянулись, стали как молодые дубки, которым еще предстояло окрепнуть, но рост был у них уже немалый.

– Привет, Ван, – широко улыбаясь, поздоровалась Гильда, с досады краснея, убирая шитье в суму на боку, – отлично в повозке держишься.

– И вам обоим привет, – сказала после всех Снега, – время у меня немного, Ван. Вот, посмотри на рисунок, – и она показала юноше набросок на земле.

Юноша посмотрел, задумался, вставал и так и эдак, помотал головой. Достал из сумы фигурку воина на колеснице, приставил прутик длинный к его руке, повозил по земле, обдумывая.

– Непросто будет при скачке, с длинным копьем, если трясанет и им земли коснешься-то вылетишь из повозки на манер сводного брата кукушонка. Значит, опускать копье надо уже приближаясь к врагу, а так держать его острием вверх, – думал он вслух, – без щита, значит, доспех усилить надо, а копье делать таким, что бы ломалось при попадании в цель, с втулкой из меди, и при ударе оскепище цело, а наконечник остается в неприятеле. Надо будет попробовать.

– Я и снадобье придумала, что бы боец сильнее стал и быстрее все успевать в бою- и уклоняться, и колесницей править,

– Непросто так ты к нам попала, – усмехнулся Ван, – или на удачу, или на погибель.

– Зачем говоришь такое, – вскинулась, покраснев Алена, – Снега скольким помогла, скольких вылечила.

– Я пойду, Ван, приходи с сестрами к нам домой, давно ведь вы у нас не были, – и она посмотрела на него с грустью. И будто вспомнила, повернулась, уходя, – Привет тебе, Ветт, – и пошла домой, еле переставляя ноги, оставив всех на поляне.

Ван посмотрел на удаляющуюся фигуру девушки, вздохнул, посмотрел и на укоризненные глаза сестры, и на осуждающее покачивание головы Снеги, и вздохнул снова.

– Чего, ты, Ван? Нельзя быть таким злым, – сказал, смеясь Ветт, и тут же осекся, взглянув на Алену с поджатыми губами.

– Виноват, простите, сестры. То одно, то другое, и не ровня я ей. Но виноват, это точно, – покраснел юноша, – прости, сестра названная, – и поклонился в пояс, – а что за зелье? Готово?

– Завтра сварю. Не испугаешься? На следующий день, после того, как его напьешься, будет очень плохо, или надо выпить другое, после урочных дел, тогда легче будет. Но в день когда выпьешь отвара, и сила, и быстрота возрастут невероятно.

– Стоит попробовать. Спасибо тебе.

– Рано еще благодарить, – вздохнула девушка, – посмотришь сам.

На следующий день пришла Снега с Аленой, принесли баклажку зелья, и ждали их Ветт и Ван.

– Привет, сестренки, – шумно поздоровался отрок, а Ветт кивнул знакомицам, – давайте, что у вас.

– Выпей, но не больше, чем полковша, – и ведунья налила в ковшик Вану, тот взял, улыбнулся и весь скривился, будто чего-то горького отведал.

– Не мед конечно, Ветт, пей и ты, – передал он ковш другу, тот выпил остальное, и они пошли к привязанной колеснице. Рядом с ней уже стояло приготовленное оскепище двенадцати локтей длины, и Ван взял его, и залез в колесницу, а Ветт размотал вожжи, и тронул колесницу с места, и погнал своих каурых рысью, развернул, подъехал к месту, где они поставили шесть мишеней из дерева и соломы. Юноша пока пробовал управлять, объезжая кругами соломенных врагов, вдруг Ван ему крикнул, и Ветт погнал колесницу не в лоб мишеням, а сбоку, под углом, подъезжая за сорок шагов, отрок опустил громадное копье, девицы услышали треск, в руке Вана остался кусок оскепища, а остальное осталось торчать в отброшенных мишенях, сбитых на землю. Ветт еще раз пробовал так же развернуть повозку, и еще раз, привыкая, как лучше приближаться для атаки. Он закладывал такие повороты, чудом удерживая равновесие повозки, что касался земли лишь одним из колес, удерживая равновесие колесницы, свешиваясь своим телом в противоположную сторону. Повозка порхала между деревьев, как бабочка между цветов, не задевая и не разбиваясь, лишь копыта покрытых потом коней стучали по покрытой травой земле. Наконец, он перевел галоп на рысь, а потом и на шаг, подъехал к ожидающим гостьям, спешился, и привязал коней к дереву. С колесницы сошел улыбающийся Ван, не выпуская обломанное оскепище из руки, только потом прислонил его к дереву, снял кожаный шлем, и его локоны на еще обритой голове смешно топорщились.

– Великолепно, сестры, – говорил он непривычно громко, но его язык заплетался, – видели, как мы ездили, – и он ударил Ветта по плечу, – а Ветт как управлял упряжкой? Нет, и длинное копье- это просто чудо! Мы всех победим, – он очень быстро говорил, лицо его покраснело, и часто дышал.

– Ван, – сказала ему Снега, – а теперь попей другой отвар, ты успокоишься.

– Да все хорошо, сестричка, – громко и невпопад захохотал отрок.

– Выпей, тебе говорят, – уже строго сказала Снега, протянув ему питье, Ван отпил, и передал Ветту. Лихорадочное возбуждение стало спадать, и нездоровый румянец исчез с их лиц.

– С зельем лучше, Снега. – согласился Вн.

– Не вздумай, – строго взглянула на него ведунья, – если не выпьешь другого, оборотного, будешь потом целый день пластом лежать, ослабнешь на день.

– Я не чувствовал никогда себя таким быстрым и сильным, я мог делать такое, что и представить не мог, – делился Ветт своими чувствами, – отличное зелье.

– Только до боя будете его получать, и когда действительно это надо, – предупредила Алена.

– И атаковать длинным копьем- это просто… – не мог подобрать слова Ван, – спасибо. Но надо уметь, конечно, а то вылетишь из повозки. И без зелья не выйдет, все так быстро же… – и он показал ладонью, жестами, как несётся колесница, надо свешиваться на поворотах. Много чего.

– Я мог так управлять… – восхищённо говорил Ветт, – раньше так не мог, такие повороты, такое вывешивание… Это почти как зимой кататься за конем или оленем на лыжах, – все не мог выразить восхищение Ветт.

– Вот еще что, Ван, и ты Ветт, послушайте, – и Снега достала из свое сумки два прекрасно сработанных гудка, и стала наигрывать бешенный ритм, Алена, подумав, достала свой гудок, и с небольшим отставанием в полтакта, принялась подыгрывать ведунье. Музыка несказанно бодрила и звала в бой, не давала уставать, и позволяла отвлечься. Названные сестры продолжали играть, видя, как разгораются глаза юношей, и усталость покидает их.

– Ну этот наигрыш, конечно, не для колесничих, а для пешцев, построенных рядами. Запомнил, Ван? – строго спросила Снега, – пригодится, ты не думай.

– А как ты назвала это, сестра, – спросил юноша, запоминая про себя мотив музыки.

– Пиррих, танец огня, – ответила с гордостью девушка, – понравилось?

– Великолепно, я запомнил, Ветт тоже. Ты здорово помогла. Но мы пойдем, нам пора. Хотя чего там? Ветт, позови наших, человек тридцать наберется, и проверим, как все получится. Но вы, сестры, будете играть, – и Ван засмеялся.

Ветт ушел быстрым шагом, на дальнюю поляну, где отроки отдыхали. Вскоре по тропинке послышался несильный шум, шуршали листья и скрипели ветки, будущие воины старались идти скрытно, но со щитами и копьями не у всех это удавалось. Пришли как раз тридцать человек, без Ветта, с закинутыми за плечами щитами из дерева, не обшитыми кожей, выданными для обучения. Смотреть на них Снеге было чуточку забавно- юноши с обветренными щеками и носами, но еще с детскими локонами на голове, впрочем, отросшими до плеч у каждого, крепко держащие древки копий.