Через десять дней я получил телеграмму из Магаданской области о задержании Золотаря и сразу же направил туда конвой. Сам же стал тщательно готовиться к его допросу. Теперь он должен все рассказать. Главное: связи с артельщиками. Арестованные Кирюхин и Грибанов по-прежнему молчали. Ревизии и экспертизы не были закончены. Потому я надеялся на Золотаря.

Изучая его пенсионные дела, я обратил внимание на то, что во всех случаях пенсии ему были назначены на основании выписок из трудовых книжек, заверенных работниками отделов социального обеспечения. В них значилось, будто Золотарь с 1936 по 1962 год непрерывно работал рыбаком Дальневосточной флотилии. В делах имелись справки о размере заработной платы. С помощью лупы я установил, что печати и штампы на документах Золотаря подделаны.

— Здорово мы ему наступили на мозоль, теперь не выкрутится, — потирал руки. Тутов.

— С Золотарем у нас все ясно, а вот кирюхинская компания пока не сдвинулась с места, — напомнил я Тутову. — И из Симферополя — ничего.

Вскоре привезли Золотаря, и, как я и предвидел, он задал нам много хлопот. О фикции с пенсиями он рассказал без запирательства. В течение пяти лет Золотарь получал четыре пенсии. Всего — свыше двадцати шести тысяч рублей.

У читателя может возникнуть вопрос, каким образом можно одновременно получать пенсии в нескольких местах, поскольку для назначения пенсии необходимо представить справку с места жительства, а прописаться одновременно в нескольких населенных пунктах невозможно.

Золотарь пользовался халатностью работников отдела социального обеспечения и коммунальных отделов. Например, в Ровеньках ему назначили пенсию, не потребовав справки с места жительства. Трудовую книжку ему заполняли со слов. Так поступил Кирюхин. Что касается штампа о прописке, то его ставили или в гостинице, куда он устраивался на временное жительство, или на частной квартире, как произошло в Павлограде. У хозяйки он занимал одну комнату, исправно платил квартплату, но не проживал. Это устраивало квартиросдатчика и, конечно, Золотаря, так как стоимость жилья была ничтожна по сравнению с получаемой пенсией. Деньги он получал в собесе лично или же через своих знакомых, которым выдавал доверенности.

О своих преступных связях с артельщиками Золотарь умалчивал. Лишь новые обстоятельства, возникшие впоследствии, принудили его развязать язык. А произошло следующее.

Был субботний день, на работу я пришел рано. Около прокуратуры стояла женщина средних лет, худенькая, просто одетая. Увидев меня, пошла навстречу.

— Вы следователь? — робко спросила.

— Да, я, проходите, пожалуйста, — ответил я.

Зашли в кабинет. Прикрыв за собой дверь, она остановилась у порога, осмотрела кабинет и тут же произнесла:

— Удивились, почему я так рано?.. Я уже приходила вчера. Вас трудно застать… Знаю, вы ведете дело об утильщиках.

— Слушаю вас.

Она спохватилась, будто очнулась, и нерешительно произнесла:

— Пора уже утильщиков прибрать к рукам. Я вам кое-что подскажу… Ах, да, я и не представилась. Извините, зовут меня Клара Ивановна.

Тут она опять запнулась, пристально посмотрела на меня и продолжила:

— Председателя артели «Красная Звезда» знаете? Так я его бывшая жена. Нечестный он. Потому и разошлись.

А дальше она рассказала следующее.

…Прожили они чуть ли не пятнадцать лет. Первые годы будто все ладилось. Позже появились у него женщины. А став председателем артели, он зазнался, у него появились лишние деньги. Это насторожило ее. Попыталась добиться от него правды — не получилось… Как-то вечером в отсутствие мужа по телефону позвонил мужчина, назвался Львом и попросил передать мужу, чтобы тот приготовил две тысячи рублей и ждал дальнейших указаний. Она пыталась узнать, что это за деньги, но он бросил трубку. Рассказала об этом мужу. Тот сразу встревожился, а затем махнул рукой, мол, не беспокойся — ошиблись номером. В ту же ночь звонок повторился. Голос был тот же: шипящий, заикающийся. Трубку передала мужу, тот, перекинувшись несколькими словами, оделся, взял с собой деньги и ушел. Вернулся утром. На вопрос, где был, только сдвинул брови, буркнул: «Не твое дело». Но она догадалась. Ровно через неделю снова тот же голос… И снова муж уходил. Позже так исчезли из дома золотые часы, серебряные ложки, облигации…

Клара Ивановна затихла, открыла сумочку, достала носовой платок, вытерла глаза.

— Ну-ну, продолжайте, — попросил я.

Но она не спешила. Вновь полезла в сумочку, порылась там и положила мне на стол записку.

— Вот, подкинули…

Я прочитал:

«Ждем пять кусков. Положи на старом месте, не то — сядешь надолго. Император».

— Потом звонки прекратились, — снова заговорила Клара Ивановна, — и я успокоилась. Но вскоре они последовали один за другим, причем с разными угрозами, что, мол, если муж не принесет деньги, то его посадят. Выход был один — выключить телефон. Так я и сделала. Тогда мне под дверь подсунули эту записку.

Оставшись один, я внимательно прочитал записку. Она была написана печатными буквами, химическим карандашом. Я еще раз прочитал протокол допроса Клары Ивановны. А может, это месть? Бывает, что люди расходятся, а затем долгие годы пишут, обливая грязью друг друга.

Мы встретились с Тутовым.

— Говоришь, Император? Такая кличка где-то проходила, — он стал вспоминать.

— Может, поручим району, пусть займутся сами? — предложил я.

— Поручать другим нельзя, — озабоченно произнес Тутов. — Сами они ничего не сделают. Я вот думаю, с какой целью они шантажируют Дунаева…

Решили выделить на это дело новых оперативников.

Переговорили с Кларой Ивановной. Она пообещала нам помочь. Первым делом решили засечь телефон Императора. Из первых попыток ничего не вышло — Император звонил из автомата. Но однажды он позвонил с квартиры Нечко, работавшего в артели «Красная Звезда» грузчиком, ранее судимого за аферы. Сделали у него обыск и изъяли на огромную сумму различных облигаций, которые тот скупал по дешевке. Кроме того, были обнаружены золотые часы, принадлежавшие Дунаеву, серебряные ложки, шесть сберкнижек на предъявителя и разные клише на изготовление печатей и штампов. Самого Императора дома не оказалось. Впустила нас в дом его мать, семидесятилетняя старушка.

Задержали его на рынке при продаже поддельных документов. Привели ко мне на допрос. Это был мужчина лет сорока, обрюзгший, без единого волоса на голове, с шипящей картавой речью. Конечно, он все отрицал. Пришлось произвести эксперимент. Дунаева узнала его по голосу. Оказалось, Император и Золотарь вместе отбывали срок в колонии. Золотарь вернулся позже, и Император изготовил ему фиктивную трудовую книжку.

Теперь Император уже не запирался, стал охотно рассказывать о своих проделках. О том, как он «кинул» Дунаева, то есть сделал «операцию» по извлечению у него нетрудовых денег. Он также назвал случаи, когда лично видел, как Дунаеву вручал деньги Кирюхин. Путем шантажа он вынудил Дунаева передать ему чуть ли не девять тысяч рублей.

Таким образом, дело стало продвигаться вперед. Но сам источник, откуда черпались деньги, был еще неизвестен. На удивление всем, новая ревизия никаких недостач не выявила. Повсюду в артели были излишки.

На следующем допросе Император дополнил свои показания. Он рассказал о Дунаеве больше, чем мы знали, и даже то, что тот передавал деньги на хранение Золотарю.

Встал вопрос об аресте Дунаева. Доказательства его вины уже были. В это время Дунаев хотел повеситься: нашел глухую посадку, привязал к дереву веревку с петлей, залез на дерево… Но веревка оказалась слабой, не выдержала его грузного тела.

Золотарь после отсидки изменился: осунулся, почернел, согнулся…

— А чего там, я человек маленький… Мне давали — сохранял. Знают мою честность. Чужого не беру.

— Кто приносил? — спросил я его.

— Это резонный вопрос. Император, Дунаев, Ленька Грибанов, бухгалтер Кирюхин… Все они отпетые жулики!

Ну и ну! Они жулики, а кто он?