– Мама-а-а… Ма-ам!

Ванька ворвался в калитку, простучал босыми пятками по мощеной дорожке и в два счета возник на крыльце.

– Вань, где шлепки твои? – строго поинтересовалась я.

– Там! – он неопределенно махнул рукой куда-то за забор. – Мам, можно я…

– Ваня! – перебила я его. – Иди и принеси свою обувь!

– Ну, ма-а-ам! Я потом! Можно я…

– Сейчас, Ваня! – отрезала я решительно. Знаю я его «потом»!

Ребенок переминался на нижней ступеньке крыльца, вертелся так, словно у него и в самом деле шило в одном месте было. Я только диву давалась, ну откуда в нем столько энергии? Целый день на улице скакал, и хоть бы что! Насилу на обед на полчаса загнала, и то, пока кушал, извертелся весь, ему и есть одновременно надо было, и мне что-то рассказать, и в окно поглядеть, и пятку почесать…

– Мам…

– Вань! – да, упорный у меня ребенок! Знает ведь, что когда я говорю что-то сделать, то надо это делать, но каждый раз пытается проверить, а вдруг прокатит?

Ванька фыркнул, топнул в сердцах босой ногой, и, поняв, что препираться со мной бесполезно – только время потеряешь – пулей унесся обратно на улицу.

– Забавный он у тебя все-таки, – тепло сказала Женька. Она томно раскинулась в кресле-качалке и лениво отталкивалась носком, чуть покачиваясь.

– Забавный – не то слово! – согласилась я, присаживаясь на диванчик. – Только активный чересчур, по-моему…

– Что есть, то есть, – согласилась она. – Я вообще удивляюсь, как ты его умудряешься так хорошо воспитывать! Все-таки характер у него тот еще… Упрямый…

– Да уж! В папочку, – с ехидцей отозвалась я. – Наградил сыночка… Но ничего, это сейчас непросто, а в жизни потом очень даже пригодится!

Забавный ребенок тем временем с реактивной скоростью прибежал обратно, неся шлепанцы в руках, и демонстративно поставил их прямо у моих ног.

– Вот твои тапки! А теперь…

– Нет, Вань, погоди, – снова перебила его я, – ты их зачем тут положил?

– Дак ты же сама меня просила! – сынок с возмущением пожал плечами, всем видом давая понять, как он обескуражен моим вопросом.

– Ваня! – я постаралась сделать свой голос максимально строгим. – Я просила принести твою обувь не ради собственного удовольствия, а потому, что ты опять оставил ее на улице, неизвестно где.

– Не неизвестно где, а вон под тем кустом! – возразил он, махнув опять куда-то в сторону дороги. – Там трава и ничего не видно, что лежит!

– Сынок, дело ведь не в том, видно или не видно. А в том, что ты за лето уже две пары потерял! И я не хочу, чтобы пропала третья.

– Так я же помню, где они лежат…

– Это очень хорошо, что ты помнишь. А ты помнишь, где они должны лежать?

– Помню, – отозвался ребенок, ковыряя пальцем большой ноги какой-то камушек на тропинке.

– Вот и замечательно! Раз не хочешь их носить, тогда давай быстренько поставь их на место, и тогда я послушаю, что ты хочешь мне сообщить.

– Мам, давай я их потом отнесу?

– Давай, – легко согласилась я, – но и послушаю я тебя тогда тоже потом.

– Ну, ма-ам!

– Ну, Ва-ань! – передразнила я его. Он хмуро глянул на меня, схватил свои шлепки и умчался в дом. Из прихожей послышался грохот, и через секунду Ванька уже снова предстал перед нами.

– Я все!

– Нет, не все! – я вздохнула. Ангельское терпение нужно с этим бесенком! – Ты их как поставил?

– Как ты и сказала, на место! – ответил он, крайне возмущенный, что я опять к чему-то придираюсь.

– Солнышко мое, я спросила не «куда» а «как». Понимаешь, в чем разница?

Он кивнул.

– Так, замечательно. И как же ты их поставил?

Ванька молчал, пристально изучая кусты в саду, из чего следовал неопровержимый вывод – сандалии свои он кинул как попало, но признаваться в этом не хочет наотрез.

– Нормально я их поставил, – пробурчал он себе под нос.

– А если я сейчас проверю? – поинтересовалась я. Ребенок молчал, я старательно прятала улыбку, Женька с умилением наблюдала за нашей семейной сценой. – Так, дружочек мой, – сказала я, – ты сейчас быстренько пойдешь, и быстренько сделаешь все как надо. А потом придешь сюда, и расскажешь мне все, что собирался. В нашем доме должен быть порядок. А если не хочешь, тогда можешь идти умываться и ложиться спать…

Договорить я не успела. С крайне несчастным видом сын снова скрылся за дверью. После того, как пару раз я и в самом деле уложила его спать на пару часов раньше обычного, он понял, что это не шутки и не пустые угрозы с моей стороны.

За дверью послышалась возня, и через минуту ребенок снова вышел на крыльцо.

– Все? – спросила я. – Теперь все как надо?

– Да! – Ваня энергично кивнул. – Теперь можно я скажу?

– Теперь можно, – с улыбкой разрешила я.

– Мам, можно мы с Тимой на речку пойдем?

– На речку? Сейчас?

– Да, мам! Можно?

– Нет, сынок, сейчас нельзя.

– Ну, ма-ам!

– Ну, Ва-ань. Ты на часы смотрел?

– Нет, – честно ответил ребенок.

– Ну, так посмотри, – посоветовала я, хотя и так было понятно, что уже поздно – солнышко наполовину сползло за горизонт. – Тебе пора ко сну готовиться, а ты на речку собрался…

Ваня стоял, молча, надув губы. Интересно, что там такое на этой речке, что он туда так рвется на ночь глядя? То есть, понятно, что на речке здорово, но мы и так там бывали по два-три раза в день… А сейчас уже поздний вечер, прохладно становится, как-то не до купания…

– Ванечка, солнце мое, объясни мне, что ты забыл на речке в такое время?

– Нам дядя Вадим лодку подарил! – с обидой сообщил он. – Мы ее запустить хотели!

Вот так новости!

– Котик мой, что еще за дядя Вадим?

– А это сосед ваш, – вдруг пояснила Женька. Она все еще улыбалась, но взгляд, который она на меня бросила, был очень тревожный. – Они с женой где-то неделю назад приехали. В том доме поселились, где баба Олеся жила. Не знаю, может, она им сдала дом…

Тревога, сквозившая в ее взгляде, мне очень не понравилась. Как не понравилось и то, что мой сын общается с человеком, о котором я ни сном, ни духом…

– Ваня! – сказала я строго. – Мы же с тобой уже столько раз это обсуждали! Нельзя разговаривать с посторонними людьми! А тем более что-то брать от них! Это может быть опасно…

– А он не посторонний! – горячо вступился Иван. – Тимин папа с ним дружит! И Тима дружит! И я теперь дружу!

– Так. А почему я об этом ничего не знаю? – сердито спросила я. – Давно это у тебя такие взрослые друзья завелись?

– Дак с обеда еще! Тимин папа к нему заходил! И он нас увидел, и познакомился. А потом лодку нам подарил! И мы ее запустить хотим! – в голосе сына послышались жалобные нотки.

– Запустите свою лодку завтра, – категорически решила я. Женька качала головой с задумчивым видом. Она явно знала о ком речь, и, судя по всему, он ей не особо нравился.

– Ну, ма-ам!

– Завтра, Ваня! – я решила подсластить пилюлю и пообещала: – Прямо с утра. Я сама вас на речку отведу, заодно мне эту свою лодку покажете. Кстати, где она сейчас?

– У Тимы в сарае стоит, – сын был явно разочарован.

– Хорошо. Вань, иди, попрощайся с Тимой, пора спать ложиться.

– Мам, а можно мы еще чуть-чуть погуляем? – на всякий случай поинтересовался он.

– Можно, – разрешила я, – но только завтра, а сейчас бегом прощаться. Я тебе еще почитаю перед сном. У тебя десять минут.

Ваньку как ветром сдуло с крыльца.

– Посидишь немножко одна? – спросила я у Женьки. – Я ему чуть-чуть почитаю, он за день набегался, быстро уснет.

– Конечно, посижу, какой разговор! – согласилась она, снова отталкиваясь носком от дощатого пола. – Ты же знаешь, я обожаю твоего сына!

– Да уж, в курсе, – усмехнулась я. Женька в нем и в самом деле души не чает, готова баловать его сверх всякой меры, и порой обижается на меня, когда я пресекаю ее совсем уж неподобающие действия. – Скажи-ка мне лучше, что это за дядя Вадим такой?