Правда сами отцы–командиры погрузились на «щуки»20 с самолётами, да были таковы. Пообещали нас тоже эвакуировать. Сказали «ждать эскадру» … С нами много бойцов, которые пережили эвакуацию из осажденной Одессы в октябре 1941 года, и те говорят, что не бросят. Пришла ещё одна подлодка. Видели, как забирали они высших командиров и комиссаров.
Видела генерала Петрова со штабом, комдивов наших, командование флота … шли и нам в глаза не смотрели, один снял с себя наградное оружие и мне отдал, – ТТ свой. Видел, как я на него смотрела, девочка двадцати лет, с перемотанными бинтами головой и рукой, и с автоматом, в котором два патрона… Потом партийное руководство и офицеры НКВД загрузились. Магомед, заместитель Марии, говорит, насчитал почти пятьсот человек, а ещё несколько тонн документов и ценностей … и я редко видела на войне плачущих женщин, и вообще не видела плачущих мужчин, но после того, как мы поняли, что нас отдают в плен наши же командиры, а сами сматывают удочки, то увидела, как у Магомеда текут слёзы … слёзы ненависти и бессилия … нас по сути предали … но вслух он ничего не сказал … я же сделала вид, что не заметила. Он написал прощальное письмо для своей супруги, по имени Гозекка, и деткам – Хаджи и Дине, я проверила на наличие ошибок, – он попросил … нарыдалась, пока читала …
2 июля 1942 г.
Среди звука бомбежек выделился очень сильный взрыв. Магомед сказал, что надежда наша взорвалась – Тридцать пятая батарея. Боялись её фашисты. Видать и у них боезапас закончился. Раньше Магомед успел послужить на плавучей батарее21. И добавил, что негде теперь нашему командованию прятаться от налётов, в наших щелях и окопах им запретили с 1 июля … но почему взорвали батарею, когда мы все вокруг неё, и мы не сдаёмся, и не собираемся … мы собираемся воевать и биться до последнего …
Кто взорвал? Почему нас лишили возможности уничтожать фашистов, прячась от налётов авиации в 35–й батарее? Это подрыв не батареи, это подрыв всей обороны Севастополя … сначала Инкерманские штольни, теперь, Тридцать пятая … потом приказом забрали у нас командиров … это предательство …
… Ночью ещё загрузили на эсминцы командиров с триста, с барахлом своим. Прибывшие в последний раз два тральщика, две подводные лодки и пять морских охотников вывезли ещё около 700 человек. Фашистские самолёты летают не переставая. Обстрел идёт со всех сторон. Укрепляемся как можем. ТТ – хороший пистолет. Жаль, только, что адмирал, или капраз22 (уже не помню, кто именно) не догадался запасную обойму мне подарить … Номер на нем красивый такой – ДД 777.
Наблюдали из «щели»,23 как на берегу Херсонеса скопились тысячи наших солдат. Подошёл корабль, люди бросились на деревянный причал, а он не выдержал – рухнул под тяжестью… Невозможно было разобрать, кто погиб, а кто выбрался из–под бревен.
Штормит. Корабль отошёл от берега. Люди бросаются вплавь. Матросы спускают веревки, чтобы помочь солдатам взобраться на палубу. Картина была страшная …
Вдоль берега под скалами, насколько хватает моих глаз, лежат убитые бойцы. Жара. Мухи. Тлетворный запах разложения человеческой плоти … Воды нет уже который день … раненые просят хотя бы морскую, но от неё сразу рвота и понос … кто–то цедит через тряпки мочу … и всё это под прямым обстрелом фашистов, и днём, и ночью … ночью они сбрасывают с самолётов осветительные бомбы, потом установили прожекторы, свет которых освещает аэродром и каждый выстрел оккупантов попадает в цель …
Узкая кромка берега буквально устлана телами … и я не знаю, как им всем помочь … и себя жалко … и их жалко … и воевать нечем …
4 июля 1942 г.
Последний раз пили воду четыре дня назад. Язык распух и стал очень шершавый. Слюны уже нет второй день. Говорим с трудом. У меня уже шесть осколочных ранений, – не всегда успеваю нырнуть в щель, силы уже не те. Да тут рядом все такие …
… Дописываю дневник, напишу письмо сыну, запечатаю и пойду закопаю, пока силы на это есть.
Даст Бог – найду его, если останусь жива. Знамя нашего полка было решено утопить в Чёрном море, но весь берег под обстрелом и днём, и ночью.
Вызвался Магомед.
Потом идём на прорыв через фашистов к партизанам.
Решили прорываться силами разведроты нашей. Мария не против … эта девушка слишком мужественна, даже для этой войны … как Герой Советского Союза, она была внесена в список на эвакуацию, но отказалась, плюнув в лицо политруку, который пришёл за ней, сказала, что своих не бросит, не для этого она их из плена фашистского спасала … перемотана вся … уже шесть осколочных у неё … Магомеда жалко.
Накидали камней в центр знамени, он его свернул, как мешок. Подождали, пока стемнеет. Поплыл он топить знамя и попал под авианалёт. Задачу выполнил, но на обратном пути прямое попадание авиабомбы, и погиб наш жизнерадостный осетин.24 Забрал к себе его Бог, не дал ему испытать позора плена … Приглашал к себе в гости с моим сыном и мужем, после войны, не запомнила название села,25 переспросить уже не у кого …, но запомнила, что маму зовут Тасо, папу Ахмат, супругу Гозекка … не успел храбрый осетин отомстить за двух братьев своих, недавно только пришла к нему весточка из дома, за младшего брата, а старший умер у него на руках, здесь в Севастополе …
… очень хочется пить … очень …
– – -
Прощальное письмо разведчицы своему сыну …
Город Симферополь, улица Салгирная, дом …
… Если найдёте это письмо, передайте его, пожалуйста, по указанному адресу!
Ну, здравствуй, сын, сыночка, сынок! Если ты читаешь это мое письмо, значит добрые люди принесли его тебе, ну а ты, в свою очередь, вырос, научился читать и писать, и я могу поговорить с тобой через года и расстояния, которые нас с тобой разделили.
Когда я ушла воевать с фашистами и защищать от них нашу с тобой Советскую Родину, ты был ещё совсем крохой. Я не могла поступить иначе. Да вся страна тогда не могла поступить по–другому!
Я не знаю, сколько тебе сейчас лет и кто твои друзья, но у любого человека в жизни случаются моменты, когда нужна помощь и поддержка, как родителей, так и друзей! Я очень постараюсь выжить и вернуться к тебе, и думаю, что твой папка тоже будет стараться вернуться домой, куда бы его война–судьба–злодейка не забросила. Мы вернёмся к тебе, сын! По крайней мере, сделаем всё от нас зависящее, чтобы победить, сохранить Родину, сохранить свою честь и достоинство, пронести и не уронить это гордое звание – "Советский человек" и вернуться домой. К тебе. Если в твоей жизни случалось набить шишки, то не грусти и не расстраивайся, шишки – это неизбежность, но главное, чтобы они не набивались по одному и тому же поводу!
Я тоже была маленькой, потом – подростком, теперь я – боец обороняющегося города–крепости Севастополя.
И всё, что сейчас происходит с тобой, я уже пережила. Правда, у меня рядом была моя мама, – папа погиб в революцию, и у меня осталась от него только его боевая фотография, которую я ношу с собой и тоже спрячу вместе с этим письмом к тебе …
Знаю, ой как знаю, как иногда хочется ощутить заботу близкого и родного человека. Как мне хотелось иметь рядом, здесь и сейчас, своего отца! Папу, с которым можно шептаться о секретах и тайнах, на шее которого можно ходить на первомайскую демонстрацию, и когда ночью страшно – залезать к нему под одеялко … да и просто ежедневно чувствовать его заботу …
Да и сейчас, в трудных условиях фронта, я иногда мысленно спрашиваю у него совета, и не поверишь, он мне иногда снится во сне и рассказывает, как бы он поступил на моем месте … такой красивый, в военной форме, с боевыми наградами на груди … Ты можешь гордиться своим дедом, но и ты должен жить так, чтобы и он тобой гордился! Я думаю, что там, на небесах, куда уходят все, кто жил до нас, они наблюдают за нами и очень хотят гордиться нашими поступками!