А я сижу на чертовом острове, закрывшись в своих апартаментах и по двадцать часов в сутки, решая ворох накопившихся проблем и проводя онлайн-совещания с главами служб, занимающихся ликвидацией последствий аварии. Моя жена меня ненавидит и старается не показываться мне на глаза. Больше, чем уверен, что ночью она дрожит от страха, что я заявлюсь в ее спальню и потребую исполнения супружеского долга, и засыпает, измученная, на рассвете.

Пару раз я ловил себя на желании воплотить кошмары Алисии в жизнь, но вовремя останавливался. В моем состоянии очередное сражение с Алисой может закончиться плачевно. Я не шутил, когда говорил, что лимит моего терпения исчерпан. Его больше нет. Обнулен.

Но я держусь, Шайтан раздери эту упрямую женщину, держусь на грани, чтобы не сделать наш медовый месяц еще более невыносимым.

И каждый раз хочу хорошенько встряхнуть ее, вспоминая недавние откровения моей «ласковой и любящей» жены.

«У тебя нет гордости, Амиран аль-Мактум.

Ты разрушил мою жизнь, отнял все, о чем я мечтала.

И буду первой и единственной женщиной в Анмаре, которая встретит слова «я развожусь с тобой» с улыбкой».

Самое мерзкое во всем этом, что она верит каждому своему слову.

А я нет. И меня дико бесит это ее нежелание принять правду. Ту, от которой она упорно бежит. Однажды tatlim устанет, выдохнется. Вопрос – дождусь ли я этого момента?

– Твоя внезапная свадьба наделала много шума, Амиран, – снова подает голос Искандер, привлекая мое внимание. – Я не удивлен, что меня не пригласили, но не ожидал, что узнаю о важном событии из газет.

– Поэтому ты явился на остров, где мы с Алисией наслаждаемся уединением, с толпой проституток? Решил выяснить, насколько правдивы слухи? – холодно уточняю, снова взглянув на балкон спальни Алисии, откуда еще пару минут назад она бросала на меня и происходящую вокруг вакханалию полные презрения и негодования взгляды. Сейчас там никого нет. Спряталась и злобно рычит в засаде, точит коготки, смакуя свою месть.

Не нравится, tatlim, когда ты не в центре моего внимания?

– Вижу, что слухи не врут, и ты действительно влюблен в свою юную жену, – заключает Искандер, проследив за моим взглядом.

– Тебя это удивляет? – спрашиваю, вопросительно выгнув бровь.

– Нет, отчего же? – спешит реабилитироваться Искандер. – Союз двух любящих сердец, благословенный Аллахом, великое счастье и благо. Приношу свои извинения, что позволил себе явиться без предупреждения. В моих действиях не было желания оскорбить тебя или твою жену. Я могу прямо сейчас отправить девушек прочь, но, посмотри на них, разве можно отказаться от таких красавиц? – он фальшиво смеется, полагая, что я не замечаю, как цепко и пристально дядя следит за каждым моим словом, жестом, выражением лица.

– Пусть остаются, но мое гостеприимство не безгранично, Искандер. Утром, чтобы ни тебя, ни их здесь не было.

– Ты мне не рад и выглядишь уставшим. Что-то тревожит тебя, Амиран? Мне можешь сказать.

– Я недавно женился, дядя. И у моей усталости есть веские причины, – выжимаю из себя многозначительную улыбку, убеждаясь в подозрениях на счет Искандера аль-Мактума. Не поздравлять он меня приехал, а убедиться в правдивости версии моего отсутствия в столице. Это означает, что дядя или в курсе событий на платформе, либо его прислал тот, кто в курсе. Причастен он или нет к диверсии, разберутся спецслужбы Анмара, если им тоже можно доверять.

Причин навредить мне или отцу у Искандера больше, чем достаточно. По сути, монархом сейчас вполне мог быть он, и именно таким видел свое будущее, пока не выяснилось, что у короля имеется старший сын, которого спецслужбы прятали в другой стране. Искандеру это известие пришлось не по вкусу. Он затеял целый переворот с целью свергнуть действующего правителя. Но вовремя вмешавшиеся спецслужбы нарушили его планы, а Искандер остался не у дел.

Сегодня он не имеет никакой политической власти, а для человека, большую часть жизни уверенного в том, что он наследник престола – тяжелый удар.

Сейчас я это понимаю, а когда меня подростком привезли в столицу Анмара, Искандер был единственным человеком из окружения отца, к кому я не испытывал неприязни.

Это было обманчивое чувство, основанное на инстинктивном понимании, что дядя презирает своего брата почти так же сильно, как я на тот момент. И Искандер всячески старался заслужить мое доверие и симпатию, чтобы впоследствии иметь на меня влияние. У дяди имелась масса свободного времени, в отличие от Арьяна аль-Мактума, и он приложил все усилия, чтобы я обрел в нем надежного друга, наставника и советчика.

Признаться, понять, что представляет из себя Искандер, мне удалось далеко не сразу. Он виртуозно играл роль любящего, щедрого и единственного дяди, потому как младший брат отца погиб от передозировки героином на одной из подобных этой вечеринок еще до моего появления в Асаде. Разумеется, пресса предоставила другое объяснение внезапной смерти молодого шейха. Грязная правда в любой политической системе держится под жестким контролем верховного лидера и спецслужб. Анмар – не исключение. Хотя ни для кого не секрет, что религиозные арабские шейхи знают толк в люксовых развлечениях, масштаб, разнузданность и роскошь которых способна шокировать самых искушенных тусовщиков.

Опальный принц Искандер аль-Мактум никогда не ограничивал себя в разнообразии запрещенных религией удовольствий, и пытался привить мне склонность к своим увлечениям, одновременно насаживая свое мировоззрение и ненависть к моему отцу. Бурных вечеринок с дорогими красотками в годы моей ранней юности, да и после, было очень и очень много, как и разговоров о политической некомпетентности действующего короля.

Однако любая дружба, сплоченная на ненависти к общему врагу, рано или поздно обречена на провал.

Пройдя ускоренный и местами жесткий курс внедрения в новые реалии, я достаточно быстро осознал, что крайне глупо считать врагом того, кто держит в своих руках всю власть Анмара. Бунтующий подросток повзрослел, твердо встал на ноги и постепенно перестал нуждаться в поддержке опального родственника, а тусовки с толпами полуголых девиц с годами потеряли былую привлекательность.

Наше общение существенно ограничилось в последние годы, но Искандер по-прежнему считает, что может вот так запросто нагрянуть на мой частный остров, как в старые времена.

– Покажешь мне свою красавицу? Я должен увидеть хищницу, похитившую сердце моего племянника, – бесцеремонность прозвучавшего вопроса вынуждает меня с недоумением взглянуть в покрасневшее от жары и алкоголя лицо Искандера. – Я родственник, мне можно… – поспешно добавляет, увидев в выражении моих глаз угрожающее предупреждение.

– Нет, – коротко отрезаю, не сводя с дяди тяжелого взгляда. – Алисия покорно ждет меня в спальне, а туда доступ разрешен только мне.

– Покорная жена – услада и гордость для мужа, – заискивающе скалится Искандер. – Надеюсь, что она отнесется с пониманием к тому, что я с гостями явился без приглашения? – я не успеваю ответить на вопрос, заметив боковым зрением стремительное движение рядом с нами.

– Дай сюда, шалава, – доносится до меня взбешенный голос Алисии. Подняв голову, с изумлением смотрю на свою «усладу и гордость», вырывающую из рук девицы, шатающейся на бортике бассейна, бокал с шампанским. – Пошла, – доля секунды и возмутившая эскортница летит в воду от грубого толчка Алисы. Пока я ошеломленно пялюсь на одетую в полупрозрачное крошечное пляжное платье жену, под которым угадывается бледно-голубое бикини, она резко шагает вперед и недвусмысленно замахивается, планируя вылить на меня содержимое бокала.

– Остановись! – отчетливо бросаю сквозь стиснутые зубы. Мой голос действует на нее, как удар хлыста. Я не старался напугать. Так само выходит, когда кто-то доводит меня до точки кипения. Алисия дергается, часто моргает, отступая на шаг назад, бокал выскальзывает из рук. Звон разбитого стекла заглушает грохочущая музыка.