Очень многих фрагментов не хватало этой истории для целостности… Что до наёмников – ни для кого не было секретом, что на нейтральной территории Лебайи многие поддерживают эльфов. В эпоху мира это было даже хорошо. Увы, отряд был нанят именно там.

Анирет понимала, что нападение на наследника могло стать началом новой войны, и боялась этого – несмотря на все заверения дядюшки Хатепера, что всё образуется. Но ещё больше она боялась, что отец не выдержит. Владыка был проводником божественного на земном плане бытия, но он был и живым мужчиной со своими мечтами, надеждами и страхами, к тому же мужчиной уже не слишком молодым.

Мать выражала сочувствие сдержанно. Не то чтобы она питала особую любовь к пасынку – ведь он напоминал ей о предшественнице – но нападение на кровь Владыки вызывало в ней гнев. Ужасная судьба. Хэфер был убит страшно, подло. И не осталось даже тела, которое до́лжно было передать служителям Стража Порога для подготовки к путешествию на Западный Берег. Отряд воинов из Апет-Сут был отправлен в пустыню – место указал едва находившийся в сознании Павах, – но вернулся ни с чем.

Хэфера любили, и Анирет не сомневалась, что его будут помнить долгие годы. И пусть бы этой любви, этой памяти оказалось достаточно, чтобы сохранить его в вечности, и чтобы душа его нашла покой на Западном Берегу.

Младший царевич, Ренэф, готовился принять на себя роль наследника как следующий мужчина рода, но Император пока медлил с официальным объявлением. Весть о гибели Хэфера привела Ренэфа в ярость. Гнев вообще был его обычной реакцией на всё, что ему тяжело было принять. Мрачный, царевич вымещал злость на приближённых и был напряжён, как готовый сорваться с привязи одичавший пёс. Будь его воля, он бы уже давно направил карательный отряд в Лебайю и сжёг её дотла без всяких разбирательств. Но к счастью, страной пока управлял не он, а их рассудительный отец. Анирет не сомневалась, что у Владыки были причины не предпринимать резких действий. Царевна верила, что отец не бездействовал, что бы там ни говорил Ренэф в порыве раздражения. Не всё, что происходило при дворе, было открыто взорам его обитателей.

Был ли доволен младший брат тем, что именно он однажды получит власть как наследник, Анирет не знала. Всех детей Императора воспитывали с мыслью о том, что власть – это прежде всего ответственность, которую Боги возлагают на того, кто должен претворять в жизнь Священный Закон. Что до самой царевны, она была рада, что родилась женщиной. Женщины рода Эмхет так же несли в себе кровь первого Божественного Владыки во всей сияющей полноте её силы, но их задачи были иными. Жертвовал собой на троне мужчина, становясь воплощением Силы Ваэссира на земле. Только если бы в прямой ветви рода не осталось больше мужчин, Анирет пришлось бы стать Императрицей, выбрать себе супруга, чтобы род не прервался, и ритуально принять на себя мужские задачи служения Ваэссиру. Это было страшным бременем для правительниц Таур-Дуат, а потому к подобной мере прибегали очень редко. К счастью, пока в распоряжении отца был Ренэф, и – если придёт нужда – Хатепер.

Анирет направлялась в потайной сад, зная, что найдёт отца там, как и во все последние дни. В маленьком семейном святилище он говорил с душами предков… и с душой царицы Каис. Царевна знала первую супругу Императора только по скупым рассказам дядюшки. Мать вообще запрещала говорить о ней. Амахисат стремилась затмить первую царицу во всём, и, возможно, ей удалось это. Ренэфа она тоже воспитывала так, чтобы однажды он сумел превзойти Хэфера во всём, от воинского искусства до наук. Но память о Каис жила в сердце Секенэфа, и Хэфер оставался наследником по праву первого рождения. В целом окружение находило царевича достойным преемником, хоть некоторые и поминали – не в лицо, конечно же, но за спиной – не самое благородное его происхождение по линии матери.

Анирет всегда оставалась в стороне от этого бессмысленного для неё состязания. Царица Амахисат не замечала успехов дочери в науках и государственных делах, не видела в ней пользы, кроме той, чтобы однажды породниться с кем-то из выдающихся союзников. Отец изредка позволял себе нежность, и эти мгновения были для Анирет бесценны. Но несравнимо больше тепла, чем от обоих своих родителей, она получила от любимого дяди и старшего брата. Вот почему теперь со всей искренностью она молила Стража Порога о том, чтобы нашёл и принял Хэфера, чтобы открыл ему путь к Водам Перерождения, несмотря на отсутствие подобающего погребения. И Анирет обещала себе: она никогда не забудет брата, найдёт способ сохранить его имя в веках.

Проходя в сад, царевна столкнулась с дядюшкой Хатепером. Должно быть, они с отцом обсуждали что-то важное, потому что дядя выглядел даже более озабоченным, чем всё последнее время. Его лицо было печально и задумчиво, но, заметив девушку, он тепло улыбнулся.

– Анирет! Хорошо, что ты здесь.

Они обнялись.

– Что-то ещё случилось? – спросила царевна. – Ты выглядишь обеспокоенным.

Дипломат невесело усмехнулся.

– Не мне тебе объяснять, – он подумал о чём-то и вдруг спросил: – Давно ли ты говорила с Павахом?

– Я навещаю его почти каждый день. Выздоровление затягивается – тело словно отравлено. Так говорят целители.

– Он рассказывал ещё что-то о том дне?

– Нет, ему… тяжело вспоминать, что они с Метдженом не сумели защитить Хэфера, – Анирет вздохнула, качая головой. – Я так и не смогла объяснить ему, что их никто не винит. И он удивлён, что отец решил оставить его во дворце, а не отправил к семье.

– Это не только награда, но и мера безопасности, – серьёзно объяснил Хатепер. – Видишь ли… вполне вероятно, что Павах знает что-то такое, что может не только пролить свет на те события, но и стоить ему жизни. Так считает твой отец, и я согласен с ним. Что-то произошло там, в песках, что-то, чего мы пока не понимаем… Тебе Павах доверяет… может быть, только тебе и доверяет. А значит, однажды может захотеть рассказать – когда ноша станет совсем уж невыносимой.

– Я буду слушать внимательно. Но я не расспрашиваю его настойчиво сейчас – ему и так многое пришлось перенести. Пытки надломили его. Он всегда был храбр, но сейчас сам на себя не похож.

– Никто не упрекает его в трусости. Умеючи, можно сломать любое мужество, – вздохнул Хатепер. – Я видел солдат, которые, вернувшись с войны, боялись собственной тени и не расставались с мечом даже во сне.

– Тело Метджена… оно действительно выглядело так ужасно, как говорят?

– Я рад, что ты не видела, – коротко ответил дядя. – Всё, больше не стану задерживать тебя. Иди к отцу. Ты нужна ему.

– Я не так много могу сделать для него… – с сожалением возразила царевна.

– Просто будь рядом.

Анирет склонила голову в знак согласия. Направляясь к отцу, она продолжала думать о том, что дядя сказал о Павахе. Прежде ей и в голову не приходило, что воин может скрывать что-то. Зачем? Ведь здесь все хотели помочь ему. Девушка надеялась, что друг решится поговорить с Императором начистоту на ближайшей аудиенции, когда ему станет хоть немного легче.

Царевна вошла в сад. В гармоничном сочетании, созданном искусством придворных садовников, здесь росли раскидистые сикоморы и цератонии[14], невысокие гранатовые и персиковые деревья с нежными цветами, статные акации и огромные пальмы-дум, гибкие ивы и тамариски. Птицы жизнерадостно пели в ветвях, радуясь сиянию Ладьи Амна. Большие пруды и аллеи дарили прохладу.

Но даже в своём прекрасном саду Император не находил спокойствия. Он стоял, бессильно опустив руки, погружённый в мрачные мысли, и выглядел таким потерянным, что сердце Анирет сжалось. Сейчас Секенэф не был Владыкой Таур-Дуат, могучим, почти неуязвимым. Он был родителем, потерявшим любимого сына, лишённым возможности даже похоронить его… и не знавшим, откуда черпать силы.

Подчинившись скорее инстинкту, чем разуму, царевна поспешила к отцу. Взяв под руку, девушка повела его по саду к фонтану, выложенному зеленоватой мозаикой из редкого оникса. Здесь цвели лотосы, ещё только начавшие распускаться и распространявшие вокруг тонкий сладковатый аромат.