Хотя коллективные праздники с выпивкой и гуляньями долгое время были традиционными формами досуга в российской деревне, теперь они расценивались как отклонения от нормы и проявления отсталости, а значит, как помеха достижению важной цели советского общества – стиранию материальных и культурных различий между городом и деревней.
Как и в ранний советский период, средства массовой информации должны были оказаться на переднем крае битвы с религией. Издателей и журналистов критиковали за то, что в послевоенный период они не уделяли внимания атеистической тематике; указывалось, что в таких толстых журналах, как «Коммунист», «Новый мир» и «Октябрь», с 1945 по 1954 г. не было опубликовано ни одной статьи атеистического содержания. Не лучше обстояло дело и с газетами. Партийный орган, газета «Правда» опубликовала лишь одну атеистическую статью за десять лет, и даже орган ВЛКСМ, «Комсомольская правда», обычно выступавшая в авангарде идеологических кампаний, за тот же период поместила на своих страницах только пять статей атеистического содержания290. Партия призывала издательства публиковать атеистическую литературу, в том числе зарубежных классиков, таких как Джованни Боккаччо, Вольтер и Анатоль Франс, и произведения отечественных авторов, таких как Антон Чехов, Горький, Александр Серафимович и Владимир Маяковский, обращавшихся к антиклерикальной и атеистической тематике291. Журналистам и редакторам вменяли в обязанность публиковать новые атеистические статьи, обращенные к современной аудитории, и модернизировать содержание атеистической пропаганды, уделяя большее внимание достижениям науки и техники. Наконец, партия подчеркивала необходимость обращаться к массам через телевидение и радио, отмечая, что радиовещание является особенно эффективным орудием пропаганды, поскольку оно достигает сельской местности292.
Тем временем в газетах публиковались статьи, где не только использовались старые приемы, такие как знакомые образы пьющих, аморальных и жадных священников, но и поднимались новые темы, в частности об опасности предрассудков293. Советских читателей потчевали поучительными рассказами, например историей Наташи Шичалиной, имевшей несчастье влюбиться в «задумчивого, всегда молчаливого» Гавриила, молодого баптиста, который убил ее, потому что она пыталась противиться «требованиям его секты»294. Читателям также поведали историю Геры Бородина, мальчика-подростка, который временно потерял зрение, играя с самодельными ракетами. Вместо того чтобы положиться на современную советскую медицину, простодушные мать и бабушка Геры отвели его в сельскую церковь, чтобы помолиться святому Пантелеймону-целителю и пообещать святому, что, если он вернет Гере зрение, они будут и дальше водить мальчика в церковь. Это решение, заключала «Комсомольская правда», стало «первым шагом к гибели Геры», поскольку привело его к изоляции от сверстников и в конце концов подтолкнуло к самоубийству295.
Пресса также избрала своей мишенью местных партийных и комсомольских работников за их пассивность в деле атеистической пропаганды, доказывая, что они несут свою долю ответственности за сохранение религии в условиях социализма. В партийных директивах критиковали местные партийные кадры за то, что они «идут на поводу у церковников», а в докладах указывались случаи, когда местные ответственные работники обращались к церкви за финансовой помощью или, напротив, использовали свои ресурсы, чтобы помочь церкви (например, один партийный работник направил десять колхозников на работу в местный монастырь на три дня)296. «Комсомольская правда» писала, что среди жителей нескольких сел в Ульяновской области распространились слухи о «большой белой бабе», которая, «обнаглев», бродит по селам, причем из‐за этих слухов опустели все улицы и сельский клуб297. Вскоре после того как история с «белой бабой» была объявлена шуткой, поступили сообщения о том, что в доме местной жительницы «обновилась» икона, благодаря чему хозяйка лишь за один день «только медными и серебряными монетами полтора ведра набрала» с приходивших поклониться иконе верующих. Комсомол между тем игнорировал атеистическую работу, несмотря даже на то, что только в одном районе Ульяновской области было четыре места паломничества, куда летом «стекаются» верующие, и все это происходило «на глазах у руководителей района и комсомольских работников»298. В другой статье сообщалось о сходном положении дел в Курской области, где «среди людей, идущих в дни религиозных праздников за „исцелением в святые места“, можно увидеть и молодежь», тогда как местный комитет комсомола «остается беспристрастным созерцателем происходящего»299. Еще один очерк в «Комсомольской правде» был посвящен ситуации с религией в Горьковской области; там с тревогой отмечалось, что духовенство выигрывает войну за умы и сердца советских людей. Как писал автор, «старообрядческий священник призывает родителей надевать кресты детям, учить их псалмам да молитвам. А комсомольские пропагандисты молчат»300. Комсомол, доказывал он, «обязан оберегать всю молодежь от влияния церковников и сектантов, вести антирелигиозную пропаганду среди всего населения», поскольку священники «действуют не в небесных пространствах, а на земле, среди населения», сея свой «дурман» среди сельских жителей. В свете этого партия призывала каждого члена комсомола бороться с религией, распространять атеизм и объяснять массам, что религия несовместима ни с наукой, ни с коммунистической идеологией301.
Представители церкви были обеспокоены июльским постановлением ЦК КПСС; их пугало возвращение к административным мерам, направленным против духовенства и верующих, а также клеветническая кампания в прессе, изображавшая священников и верующих политически неблагонадежными элементами. В разговоре с местным уполномоченным Совета по делам РПЦ ленинградский протоиерей Медведевский пожаловался, что у церкви нет возможности ответить на нападки атеистов в прессе. Он также настаивал, что церковь не несет ответственности за пьянство и хулиганство, имеющие место во время религиозных праздников, возразив, что, напротив, церковь призывает верующих «проводить праздничные дни достойным образом». Церковь, доказывал он, сделали козлом отпущения. Когда местным чиновникам не удается выполнить план, они обвиняют церковь, «чтобы скрыть истинные причины отставания»302. Другие, однако, не считали антирелигиозную кампанию опасной. В секретных докладах, направлявшихся в Совет по делам РПЦ, КГБ отмечал, что были даже священники, которые не придавали значения атеистической пропаганде и высмеивали ее. Согласно одному из таких донесений, православный священник в Латвии отметил, что качество советского атеизма настолько низкое, что церкви не о чем беспокоиться: «Очень много говорят, что Бога нет. Если Бога нет, то незачем об этом так много агитировать и ломиться в открытую дверь. Такая пропаганда не оставляет впечатления у верующих»303.
Доклады из регионов показывают, что обычные люди по-разному интерпретировали новую антирелигиозную кампанию. Летом 1954 г. Совет по делам РПЦ был завален письмами с вопросами о том, не является ли кампания в прессе прелюдией к массовому закрытию церквей и арестам. Слухи о неминуемом закрытии церквей вызывали массовый протест, и советские граждане спешили крестить своих детей304. Усиление антирелигиозной пропаганды в прессе, как докладывал Совет по делам РПЦ, в действительности вызвало внезапный рост потребности в религиозных требах, особенно крещении. В октябре 1954 г. Совет по делам РПЦ и Совет по делам религиозных культов направили в Центральный комитет совместное письмо, где указывали на контрпродуктивные результаты кампании. В этом письме Карпов и Полянский писали следующее: «Этими ошибками и извращениями приведены в движение не тысячи, а миллионы населения нашего Советского Союза, которые из этих ошибок делают провокационные выводы. Делают такие выводы и отдельные церковные руководители в странах народной демократии. Поставлены в затруднительное положение те руководящие представители религиозных центров в СССР, которые ежедневно принимают почти все приезжающие в страну иностранные делегации, и те церковные лица, которые выезжают за границу»305. Тем самым Карпов и Полянский стремились показать, что антирелигиозная кампания подрывает социальную и политическую стабильность и грозит разрушить позитивный образ Советского Союза за рубежом. Согласившись наконец, что кампания 1954 г. потерпела фиаско, партия отступила.
