Я объясняла мужу, о чем мои мечты, и тут к нам подошла женщина, молодая, (в районе сорока), и спросила на русском, чтобы мы хотели приобрести. Закидывала крючок.

  Алексей незамедлительно крючок проглотил - сказал, что ищет Свету.

  - Светы сейчас нет, но пройдемте, я отведу вас туда. Меня зовут Ира.

  И мы поплелись за Ирой. Я не люблю ходить по рынку за кем-то сопровождающим, это лишает меня права выбора, куда именно идти. Сопровождающие, как правило, ведут к своим, тем, которые им или платят за привод покупателей, или часть лавочки просто принадлежит им.

  Ира привела нас в полутемное помещение, где висели всяческие куртки, но ни дубленок, ни полушубков не было, а цены на норковые шубки, которые у нас в два раза, наверное, дороже, все равно были слишком высоки для нашего кармана.

  Вещи же попроще были стандартные, встречающееся в Москве на каждом шагу.

  Пока шли, пока присматривались, познакомились с Ирой, которая оказалась армянкой из Восточной Грузии, город я не запомнила, так как там не бывала.

  Ира кричала:

  - Они ищут Свету, но может быть, им и тут понравится.

  Говорила она сразу и по-русски и по-турецки и переводила или делала вид, что переводит все то, что говорит им.

  Получалось у нее убедительно:

  - Я им сказала, что вы ищите Свету, но ее нет, и вы зашли к нам.

  -Это кто ищет Свету? Это он ищет Свету, - я указала на мужа. - А мне, в сущности, Света и не нужна.

  Леша обещал Свете прийти, а я ничего ей не обещала, и оглядывалась, ничего мне не нравилось, кроме того, что купить я не могла.

  Откуда они на мою погибель вытащили эту шубу, не знаю.

  Ира постаралась, шумела:

  ?- Я армянка из Грузии, и она тоже армянка из Грузии, почти сестра. Найдите же ей что-нибудь.

  Вот они и выволокли ее мне на примерку, я отнекивалась, я ведь хотела короткую, но как надела ее, сразу себе и понравилась, и просили они 500, а сбавили до 400 (если бы я ее разглядела тогда как следует, я бы еще сбавила цену, но в темноте я понравилась самой себе в зеркале, чего никогда не случилось бы при ярком освещении, и не разглядела огрехи в выделке каракуля).

  Кроме того, в этих торговых рядах, хоть жарко не было, и из покупателей были мы одни в большом помещении, но было душно, пахло мехами и кожей, вещи поглощали воздух, кружилась голова, и трудно было соображать.

  И мы купили эту шубу.

  Она была до самых пят, сшита из кусочков каракульчи и возможно, кротиных шкурок, разные меха составляли полосы, и эта полосатость меня и погубила, она мне понравилась. А на тонкой каракульче, при рассмотрении на свету, дома оказались проплешины.

  - Сестра армянка из Грузии сбагрила, - иронично заметил Леша.

  На этюдах

  Часто, облюбовав пейзаж, я решаю туда прийти, а потом не сбывается, но тут приготовив обед, я взяла треногу, пастель, картонку, и в сопровождении Алексея отправилась на угол рисовать море с мечетью.

  Он установил мне треногу, и ушел.

  Два турка, молодой и постарше, сидели на противоположном углу на стульях и наблюдали за нами.

  Эти люди, сидящие на обыкновенных, вынесенных из дома стульях, расположенных на узких тротуарчиках, придавали городу какую-то домашнюю уютность.

  Постарше, высушенный на солнце, в марте месяце выглядел так, как будто зимы и не было, а было вечное лето. Впрочем, он не так просто сидел, а был при деле, может быть, зазывал в магазин, может быть, помогал разгружать товар, в общем, сидел и ждал, когда он понадобится, а теперь смотрел, что у меня получится.

  Он постепенно пришел в состоянии совершенно детского восхищения, наблюдая, как на бумаге возникает привычный, примелькавшийся и, оказывается, необыкновенный вид.

  И скромный мой пейзажик вызывал у него ощущение причастности к чему-то необычному.

  Разговаривать, мы, естественно, не могли, но он изредка подходил, тихо и преданно стоял рядом, и пару раз все же жестами объяснил свое восхищение.

  Мне мешали машины, они трудно разъезжались на узенькой уличке, стремительно падавшей вдоль древней, построенной еще римлянами, щербатой стены, прямо к морю, но кромки прибоя видно не было, его заслоняли строения.

  Одна машина проехала очень близко, я потеснилась и задела треногу, ноги которой я не закрепила, они сомкнулись, и все рухнуло на тротуар,

  Порыв ветра подхватил лист с рисунком и потащил, играя, вдоль стены, я кинулась его ловить, потом устанавливать треногу обратно, потом собирать рассыпавшиеся мелки.

  Мой фанат как раз в это момент покинул меня, но увидев, что я терплю бедствие, кинулся мне помогать, и мы в четыре руки собирали пачкающиеся цветные палочки и складывали их.

  Часа полтора я простояла, устала, еще и бедствие пережила, и начала собираться, не дожидаясь мужа. Складывала мелки в коробочки, и лист убрала в сумку.

  А тут к моему фанату подошел знакомый, они о чем-то оживленно беседовали, а потом поклонник вынул мой рисунок из сумки и показал ему горделиво, как будто сам изобразил.

  Я разинула рот:

  Ну, прост, как сибирский валенок! Вынуть вещь из чужой сумки!

  Но с другой стороны, а что Валенок мог сделать? Спросить разрешения он ведь не мог? А показать хотелось.