В любом случае внешние силы играли на реально существовавших противоречиях в России и только за счет внешнего заговора развалить страну вряд ли было бы возможно… Но он, разумеется, свою роль в какой-то мере сыграл.
Программа А.И. Дутова была ярко антибольшевистской и нацеленной на восстановление власти Временного правительства, которое – и это была основная слабость его тезисов – само уже от нее отказалось, буквально бросив ее под ноги большевикам! Главным демократическим элементом плана А.И. Дутова было удержание власти, проведение выборов в Учредительное собрание с последующей передачей власти этому органу. Хотя неясно, всегда ли он подчинялся впоследствии КОМУЧу (Комитет членов Всероссийского учредительного собрания; 8 июня – 8 сентября 1918 года), а в дальнейшем – Уфимской директории, просуществовавшей до ноября 1918 года?
И поначалу, примерно до середины декабря того же 1917 года, ему все благоприятствовало. А.И. Дутов удерживал стратегический район на перекрестке европейской части России, Сибири и Туркестана, через который проходили важнейшие транспортные артерии. Большевиков, приехавших из Петрограда, он арестовал, а местные пробольшевистски настроенные солдатские массы Оренбургского гарнизона разогнал. Казалось бы, удача ему сопутствует. Но ветры истории дули не в его паруса…
Его попытки мобилизовать казаков в декабре 1917 года не дали результата, потому что усталость от кровавой войны, ведущейся, особенно после отречения (вольного или вынужденного) царя, с непонятными для народа целями, была всеобщей, и никто не хотел снова браться за оружие. У А.И. Дутова было не более 2 тыс. штыков… Рабочие же активно препятствовали его деятельности, как потом и правительству КОМУЧа, и Уфимской (Омской) директории…
Начинается драматическое и трагическое противостояние новой и старой России, где все были по-своему правы и неправы одновременно, сражались за свои идеалы. Причем реальная картина, думается, была далека от той черно-белой, которую часто рисуют сторонники прежней России, с одной стороны, и большевиков – с другой. В ней было много других красок, оттенков и привходящих факторов, чрезвычайно важными из которых, как мы постараемся показать ниже, были вновь обозначившийся после Февральской революции национальный и религиозный аспекты развития России.
Именно февраль, когда была утрачена легитимность верховной власти, а не октябрь 1917 года, сыграл решающую роль в пробуждении или даже, скорее, выходе на поверхность национальных и религиозных движений, которые жестко подавлялись в Российской империи, а теперь стали рвать ее на части. Признаки приближающейся катастрофы появились еще в начале века, и особенно после трагедии 9 января, революции 1905 года и последовавших за ней реформ, которые позволили в том числе проявить себя национальным силам. Во многих регионах России образовались национальные партии, ставшие требовать федеративного устройства страны, несовместимого с монархией. Это и армянская «Дашнакцутюн», и азербайджанская «Мусават», и Белорусская социалистическая громада, и Украинская партия социалистов-революционеров и т. п.
Надо признать, что большевики, зачастую ставя себе на службу таких людей, как Карим Хакимов, М. Вахитов, М. Султангалеев и др., сумели эти национально-религиозные факторы в период борьбы за власть и Гражданской войны использовать успешнее, чем настроенные против «инородцев» и против всяких идей федерализма монархисты, и эффективнее, чем сторонники демократического пути развития и созыва Учредительного собрания. Причем последние мощь и влияние национально-религиозного компонента, думается, просто просмотрели, уповая на общедемократический порыв после февраля. Временное правительство и политические силы, его поддерживавшие, сделали, как и монархисты, ставку на «единую и неделимую Россию», соглашаясь лишь на культурную автономию для национальных районов. И поэтому в этом аспекте их поражение вряд ли можно свести лишь к непреклонности и жестокости большевистских лидеров, «железной поступи» батальонов пролетариата.
Что касается религии, то, как известно, закон о свободе совести, формально уравнявший в правах представителей всех религий (при этом примат Русской православной церкви, ее юридические и имущественные права еще не были поставлены под вопрос), был принят Временным правительством только в июле 1917 года, на 12 лет позже, чем это было сделано, скажем, во Франции.
В конкретном случае с Оренбургом, там при власти А.И. Дутова продолжал полулегально действовать Военно-революционный комитет во главе с С.М. Цвил-лингом, в него и влился Карим Хакимов, сойдясь, естественно, со своими единомышленниками, которыми тогда оказались М. Тагиров, К. Хайруллин, С. Мустафин, Ш. Сакаев. При этом состав Совета был чрезвычайно пестрым: в него входили и представители татарской буржуазии, и солдаты, и просто оказавшийся политически активным местный люд.
Военно-революционный комитет, в свою очередь, создал Мусульманский военно-революционный комитет, который затем был преобразован в Губернский мусульманский комиссариат при Оренбургском губисполкоме. Во главе мусульманского комитета встал Багау Нариманов, а Карим Хакимов был избран его членом.
Тут надо сказать, что ни в царской армии, ни в армии Временного правительства никакие подразделения на национальной и религиозной основе не создавались. Вплоть до лета 1917 года и большевики как последовательные интернационалисты тоже отказывались от создания в армии обособленных по национальному и религиозному признаку структур. Но сама жизнь подсказывала другие решения. В Поволжье и на Урале на фоне растущего безвластия и идеологической неразберихи стали стихийно появляться и самоорганизовываться мусульманские советы и батальоны. Первый из них возник в Екатеринбурге, но такие же появлялись во многих городах, в том числе и в Оренбурге.
Развивалась и социально-политическая активность российских мусульман. В мае 1917 года в Москве прошел организованный социалистами-меньшевиками I Всероссийский съезд мусульман, на котором по инициативе азербайджанской делегации была принята резолюция, в которой отмечалось, что их интересам отвечает создание федеративной республики, основанной на территориальных автономиях. В работе съезда активное участие принял и наш старый знакомый – А.-З. Валиди, который с 1915 года от научной работы перешел к общественно-политической: был избран помощником депутата. Именно он вместе с другими своими единомышленниками продвигал на съезде такую – федеративную – конструкцию нового государства на обломках Российской империи, причем вопреки очень сильному сопротивлению со стороны тех, кто на съезде выступал за сохранение фактически унитарного государства. Таких среди мусульман было много, особенно среди членов партии кадетов. Но решение было принято в пользу варианта, продвигавшегося А.-З. Валиди (за – 446, против – 271 голосов).
Таким образом, была разорвана историческая связь с самым первым съездом мусульман, прошедшим нелегально еще в 1905 году в Нижнем Новгороде, на борту курсировавшего по Волге парохода, и духовно окормлявшимся Исмаил-беем Гаспринским, который выступал за объединение русских и мусульман под властью конституционной монархии при сохранении и развитии их национальной и религиозной идентичности, а не за их обособление. В 1917 году не получилось духовного союза нового объединения российских мусульман с последователями созданной тогда Гаспринским партией «Иттифак аль-Муслимин» («Соглашение мусульман» в переводе с арабского), которая была лояльна российской власти, но просуществовала лишь до 1907 года. Руководящим органом мусульман в 1917 году стал другой орган – Милли Шуро, активно поддерживавший Временное правительство и его курс на «войну до победного конца». Несмотря на этот верноподданический лозунг, в воздухе запахло сепаратизмом и попытками отделения населенных мусульманами регионов от России, хотя этих слов никто не произносил. Эти ощущения, однако, у многих усилились после состоявшегося в Казани в июле этого грозового года II Всероссийского съезда мусульман.
