Затем настала очередь пиратских набегов на морские пути испанской империи. Доходы от одного рейда «Золотой Лани» под командованием пирата Дрейка позволили королеве Елизавете I погасить все внешние долги Англии и составить первоначальный капитал Ост-Индской компании. Золота в слитках, захваченного у Испании елизаветинскими пиратами, на сумму 4,5 млн. фунтов, было достаточно для создания стабильной валюты, сохранявшей свою стоимость до 1930-х. С работорговца Джона Хоскинса, пожалованного Елизаветой в сэры, началось использование британским капиталом бесплатной и бесправной рабсилы. С захвата Ямайки, как узлового пункта работорговли в Вест-Индии, англичане вышли на первое место в этом насильственном, но крайне прибыльном бизнесе. Навигационный акт и последовавшие за ним англо-голландские войны передали, в итоге, англичанам голландские монополии на торговлю рабами, сахаром, табаком. Передали Англии свои монополии на торговлю рабами также португальская (Метуэнский договор) и испанская монархии (Утрехтский мир). Далее произошел разгром французского претендента на колонии. Франция не имела того количества нищей человеческой массы, которая рвалась за океаны, чтобы выжить, даже добровольно продавая себя в рабство на плантации. Когда англичане создали империю, над которой никогда не заходило солнце, контролируя все морские пути и даже все проливы, они перешли примерно на 100 лет к фритредерской (либеральной) торговой политике. "Свобода торговли" по-британски – это лишь после того, как конкуренты будут утоплены.
Вслед за завоеванием Индии, оплаченного покоренными местными феодальными правителями, начинается колоссальное разграбление целого субконтинента, сопровождавшееся разрушением его традиционных рынков, социальных и хозяйственных структур. Как указывает Арриги: «Ни один территориалистский правитель никогда прежде не получал за столь короткое время столь большую дань в рабочей силе, природных ресурсах и платежных средствах, как британское государство и его клиенты на индийском субконтиненте в XIX веке».
Дань имела поначалу вид прямого, наглого ограбления, а затем превратилась в так называемое «осушение», drain. Это было вытягивание капитала через фискальную и таможенную системы, систему землевладения, торговые монополии, неэквивалентный торговый обмен, оплату агрессивных войн, которые вела Англия.
После завоевания богатой Бенгалии, Ост-Индской компанией было объявлено, что поскольку раньше вся земля принадлежала якобы набобу, компания забирает ее в свою собственность. Теперь за нее будут выбиваться налоги (в т.ч. пытками), немыслимые при набобах. Чтобы заплатить налоги крестьяне будут сдавать за гроши зерно и другие средства пропитания – компания станет реализовать их затем по конским ценам. Принцип экстернализации издержек будет доведен до предела, компания не будет расходовать ничего на общественные системы ирригации (о которых не забывал ни один деспот-набоб), однако станет выплачивать огромные дивиденды в 300-400% акционерам, в том числе британской короне. И внешняя и внутренняя торговля Бенгалии была монополизирована компанией, которая станет назначать, что и за сколько будет делать ремесленник, применяя плети для стимулирования, однако не неся никакой ответственности за его пропитание.
Уже за первые десятилетия господства британских «прав и свобод», прикрывающих беззастенчивое ограбление огромной страны, Индия платит масштабным голодом. Умирает треть населения Бенгалии, 10 млн. чел; помимо крестьян, погибло и огромное количество ремесленников.[5] Треть бенгальской территории зарастает джунглями.
И только после такого колоссального грабежа в Англии начинается промышленный переворот. Лишь тогда в английскую индустрию начинается прилив капитала, приходят необходимые инвестиции и кредиты, позволяющие внедрять новую технику, открываются рынки, позволяющие сбывать большие партии массовых однотипных товаров. Лишь тогда возникают технологии машинного производства, создаются прядильная машина и механический ткацкий станок, внедряется паровая машина.
На протяжении почти двух веков английский капитализм методично выкачивает средства из Индии. На следующем этапе ее освоения англичане последовательно выключают все несырьевые отрасли индийского хозяйства – в первую очередь, с помощью пошлин. Соответственно Индия из хозяйственного гиганта превращается в хозяйственного карлика, защищенный рынок сбыта для английских промтоваров. А ее доля в мировом производстве вместе с Китаем, составлявшая около 60%, падает до 2-3%. Кстати, Ост-Индская компания будет «пробивать» Китай с помощью дешевого опиума с бенгальских плантаций.
И через полтора века после начала английского господства в Индии, в 1876-1900 гг., голод убивает 26 млн. чел. В том числе, с 1889 по 1900 год – 19 млн.[6] А общие демографические потери Индии почти вдвое превышали эту цифру, потому что голод имел неизменным спутником эпидемии, убивающие истощенных людей, и умерщвление новорожденных детей, которых не могли прокормить их родители. Английский исследователь Дигби оценивал размер "осушения" Индии за период с 1834 по 1899 г. – в 6,1 млрд. фунт. стерл., что в пересчете на нынешние деньги около 7 трлн. долл.[7].
Русский востоковед А. Снесарев делает обоснованные выводы: «1. За время владычества британцев голод возвращается всё чаще, размеры его ужаснее и шире. 2. Со времени перехода всей Индии под власть британцев наблюдается резкий переход к учащению и большей интенсивности голода». Основные причины вспышек голода: в деревнях нет запасов зерна; запасы ценностей в виде драгметаллов и т.п. у населения практически исчезли; древние вековые занятия народа на суше и море погублены.
Пиратство, работорговля, выдаивание колоний и зависимых территорий, какой, к примеру, стал Китай после опиумных войн, потерявший около 50 млн. населения, и латиноамериканские «молодые демократии» после сброса испанского владычества.[8] Таковы наиболее важные части британского экономического чуда. Ему способствовали и английские месторождения угля – важнейшего топлива в эпоху промышленной революции. Выкачиваемые из колоний и полуколоний средства служили расширению империи и приобретению новой дешевой рабочей силы и новых дешевых ресурсов. Проинвестировав промышленную революцию и торговую экспансию, они, в конце концов, превратили Лондон в финансовый центр, притягивающий капиталы со всего мира.
Колоссальные избыточные капиталы, собранные в Англии, к концу 19 в. перестали находить себе приложение в промышленности. Точнее, не могли дать такой прибыли, как чисто денежные операции.
Символом британского финансового могущества стали банкиры Ротшильды. Кстати, это семейство наваривало свой капитал, сперва обслуживая поставки хлопца-сырца с колониальных плантаций в Вест-Индии, а затем и Египта и Ост-Индии. А прокладкой между финансовыми кругами и государственной машиной были такие элитные структуры, как «Круглый Стол» Сесиля Родса и лорда Мильнера (последний, кстати, был одним из организаторов февральского либерально-буржуазного переворота в России).
Как обычно и происходит в периоды финансиализации, в Британии стала снижаться доля индустрии в экономике страны, но шел рост показного потребления (Англия – родина туризма) и спекуляций в высших стратах, связанных с финансовым капиталом.
Лондон сделался не только хозяином мировых денег, но и родным домом для финансовой олигархии всех стран. Повсюду она шла к политической власти, оттесняя и поглощая старые аристократии, заполняя своей политической обслугой парламенты, формируемые с помощью цензов, манипулируя общественным мнением с помощью ручной прессы.
Финансовая и сырьевая олигархия, приходя к власти, что в Латинской Америке, что в какой-нибудь Румынии, была озабочена стоимостью своих активов, а не независимостью своей страны, и являлась естественным агентом британской гегемонии.
