–Обычно, если прислуга никудышная, и не справляется с обычным объёмом работы из-за своей лени – таких работников увольняют!– не успокаивалась Наяда.

Служанка заплакала.

–Госпожа, я исправлюсь,– умоляла девушка сквозь слёзы.

–Ступай в кухню с моих глаз!– опять кричала миссис Сэндлер, и сама встала из-за стола, и ушла вслед за убежавшей молодкой.

–Переволновалась вчера девочка,– выгораживал дочь отец.

–У меня тоже пропал аппетит,– сообщила Джобет и тоже ушла.

«Неужели Наяда добивалась меня только из-за раненого самолюбия?»– задумался Сэндлер, анализируя поведение жены.

Ночью, после очередного интима, он высказал ей:

–У меня каждый раз, когда я ложусь с тобой в постель, ощущение, будто я ласкаю тебя там, на берегу реки: ты такая холодная, отчуждённая, что мои ласки никак не доходят до твоей души.

–Аристократка не должна уподобляться шлюхе с её животной ненасытностью.

–Да, в благовоспитанном обществе принято иметь вместо жены лягушку. Я пойду в свою спальню, а то от тебя веет морозом. Заходи ко мне, когда надумаешь обнять меня, но, уверен, что это событие, если произойдёт, то лет через десять.

Наяда не удерживала его.

В кабинет Освальда вошли его сыновья и Оттавия.

Артур заявил:

–Мы тоже убежим из дома, если Вы, папа, будите настаивать на нашей отправке в Сэндхерст.

–Бунт! Это ты виновата, Малевольти, что мои дети стали своевольны! Они берут пример с тебя!

–Они требуют благ для себя, разве плохо бороться за свои привилегии? Они вправе сами решать свою судьбу,– вскинулась Отта.

–Ладно, оставайтесь возле юбки,– недовольно пробубнил Боу-старший,– Как бы после не пожалели. Карьера военного – самая престижная в нашем королевстве.

–Я не думаю, что мы пожалеем о том, что в нас никто не будет стрелять,– отпарировал старший сын.

«А Артур не промах, башковитый»,– отметил глава семьи.

Когда мальчики подошли к двери, отец окликнул их вновь:

–Стойте. Торнтоны не говорили вам куда собирались?

–Нет, папа,– уверенно, в голос отрицали дети.

–Тогда искать их бесполезно. Они могли наняться юнгами на любой корабль в порту и уплыть хоть в Африку, хоть в Америку,– заключил Боу.

Прошло три месяца. Начало зимы выдалось ветреным, промозглым. В один из таких непогожих дней в галантерейный магазин госпожи Малевольти вошёл барон Сэндлер в тёплом рангоуте и в величественном цилиндре. Чтобы скрыть свою взволнованность он улыбнулся. Оттавия смутилась. Почему-то её язык отнялся предлагать товар. У неё возникло двоякое, противоречивое чувство. С одной стороны её душа отозвалась болью воспоминаний, когда этот адвокат бестактно требовал от неё откровений об интиме с Боу; с другой стороны его восхищённый взгляд в тот день льстил её самолюбию.

Норман принялся разглядывать прилавки с товаром: перчатки, гребешки, нитки, ленты. Здесь же продавались дуэльные шпаги и игральные карты.

Ещё два посетителя магазина рассматривал предлагаемые изделия в дальнем углу комнаты. Они приглушённо обсуждали недавнюю англо-ирландскую унию, по которой авторитарный парламент Ирландии ликвидировался. В защиту английского правительства вступался второй оппонент в разговоре, заявляя, что нескольким представителям ирландской знати отвели места в парламенте Великобритании.

Наконец адвокат нарушил молчание:

–Миссис Малевольти, мы, покупатели, смиренно стоим и ждём, когда Вы нас осчастливите своим вниманием.

–Что угодно Вашей Милости?

–Давайте померим перчатки.

–Какого цвета желаете?– галантно поинтересовалась Оттавия.

–Белого, конечно.

–Покажите свою руку, я определю размер.

Ладонь Нормана дрожала.

–Вот, Ваша Милость, лучшие образцы.

Сэндлер с трудом натянул самое узкое кожаное изделие на правую руку. Затем он сделал несколько безуспешных попыток снять прилипшую к коже рук вещь.

–Помогите же мне. Видите: мне не удобно снимать перчатку левой рукой.

Нежные, мягкие пальчики Отты коснулись запястья мужчины. Это прикосновение внезапно взволновало обоих, окатило волной трепета.

Девушка сделала неуверенную попытку стянуть перчатку, отшатнулась, залилась краской и залепетала:

–Ах, я извиняюсь, Ваша Милость, но в моих руках мало силы, я принесла Вам неудобства, предложив вещь не по размеру.

–Я вижу, что являюсь для Вас не желанным посетителем, а малоприятным визитёром,– вспылил Сэндлер, раздосадованный тем, что Оттавия так быстро отпрянула от него.

От её прикосновений всё его тело, будто щекотала некая приятная энергия. Хотелось подскочить к этой трусихе и опять схватить её руку.

–Я…я позову сына. Он поможет Вам, мистер Сэндлер.

И Норман не успел оставить её возгласом:

–Мы справимся сами, зачем тревожить ребёнка?

–Артур! Сынок!– звала Отта.

Из её уст этот зов звучал смехотворно. Сын, которому одиннадцать лет, тогда как его «маме» шестнадцать!

Появился темноволосый, симпатичный мальчик. Он нёс в руках дымящуюся от пара тарелку.

–Мама, я уже погрел тебе рагу,– хвастал Артур.

–Нет, малыш, унеси блюдо, ещё не обед. Надо помочь клиенту снять перчатку.

Сэндлер заглянул в тарелку, что проплыла мимо него.

Он тут же поделился своим мнением:

–У вашего повара удивительная способность к кулинарии. Не понятно из этого месива, где морковь, а где мясо. Это истинное призвание так уродовать продукты. Я уверен: маньяки получаются из тех, кого плохо кормили, потому они и стремятся кого-нибудь растерзать.

–Я ещё не до конца растерзала Вас, мистер Сэндлер,– набралась смелости и дала отпор Оттавия.

Барон расхохотался.

–Ваш магазин, без сомненья, в этом сезоне занял почётное последнее место в номинации: «самый невежливый продавец».

–А если дать Вам волю глумиться над людьми, занятыми работой, так Вы доведёте до паники население всей страны.

–Паника быстро проходит, тогда как изжога от острого разговора с Вами может долго мучить, напоминая о себе.

Покупатель в дальнем углу с интересом слушал перебранку.

–Магазин закрывается на обед,– напомнил распорядок расписания Артур, что вновь появился перед Сэндлером.

–Порядок придумали скучные люди,– отпарировал Норман,– Давайте проводим джентльмена, что ничего не покупает, снимем, наконец, эту злополучную перчатку, и я в знак благодарности куплю у вас не одну пару перчаток, а кучу нужных, дорогих вещей. И в залог примирения я согласен выпить с вами, молодые люди, чашечку, другую, чаю.

–Вы ошибаетесь, Ваша милость, кафе находится в другом квартале,– напомнил мальчик назойливому посетителю.

–У меня ощущение, будто я попал во враждебный стан беспощадного противника. Никакого снисхождения к врагу, ни доли милосердия, а я считал Вас, Оттавия, добрейшим человеком. Как я ошибался!– кривлялся барон.

–Хорошо, Ваша слезливая речь возымела действие,– улыбнулась Отта, – Вы допускаетесь до нашего чаепития. Это дело, Вы, как всегда, выиграли, мистер Сэндлер.

Артур пошёл закрывать дверь, выпуская посетителя из дальнего угла.

–Давайте перейдём на «ты». Просто: Норман. Мы ведь друзья.

–Друзья?– удивлённо переспросила итальянка.

–Ну-у…мой тесть дальний родственник Вашего мужа.

–Вы сказали: «Вашего».

–Ах, эта любезность, видать, уже въелась в кровь.

Барон сам довольно быстро освободился от перчатки.

–Проходите, господин барон,– важно пригласил гостя Артур.

Норману сейчас требовалось всё мужество, чтобы не выдать своих пылких чувств к Оттавии. Он вырос в лицемерной среде аристократов, и не должен теряться от взгляда прекрасных глаз. Но когда он сел напротив Отты за маленький столик в подсобке, ему показалось, что с неба посыпались цветы.

Сэндлер блаженно улыбался и пил чай.

Оттавия чувствовала себя неловко, но всё же сделала несколько глотков горячего настоя.

–Мама, а как же рагу?– недовольно спросил пасынок.