–Люди говорят, что Вы выполняли любые поручения старушек без дополнительной оплаты. Это правда?– поинтересовался Норман.
–Что значит: любые? – вспылила Берта.
–Я хотел сказать: мисс Оттавия Малевольти занималась благотворительностью,– пояснил адвокат.
Отец принёс воды в глиняной кружке. Отта нерешительно отпила из неё несколько глотков.
Воззрившись на Сэндлера своими чистыми, лучистыми глазами, она с возмущением вопрошала у него, как будто он тоже в ответе за все беды бытия:
–А почему старики должны быть брошенными? В городе тьма народу, но никто не поинтересуется: есть ли хлеб у их соседа, а может ли он самостоятельно выйти на улицу? Разве мы живём среди лесных животных, где должен выживать сильнейший? Но даже волк несёт добычу в стаю, кормит детей и старых родителей, а тех, кто это не сделает – стая разрывает на куски. Как может быть в цивилизованном обществе внутривидовое насилие?
«Ничего себе рассуждения девочки-подростка,– изумился Норман,– Да она размышляет, как профессор философии. И акцента у неё нет, на лицо быстрая обучаемость…Оттавию нужно ввести в Высшее общество. Я хочу видеть её. Её красота достойна даже короны».
Он критически заметил:
–Кстати, о свидетелях. Их показания расходятся. Все называют разное время.
–У бедняков нет карманных часов,– вывернулась Берта,– Эти показания лишь подтверждают их честность.
–Каким образом?– усмехнулся адвокат.
–Между ними нет сговора.
–Жаль, что женщин не берут в полицию, я бы нашёл там местечко для Вас, мисс…
–Миссис. Миссис Берта Фиоре.
–Мисс Оттавия Малевольти, что Вы хотите от ответчика?– Сэндлер едва не закончил фразу словами: «Денег или его крови?», но благоразумно умолк.
–За такое преступление у нас на Сицилии убивают,– глухо проговорил отец семейства.
–Я не желаю видеть этого господина, пусть его увезут как можно дальше,– устало вымолвила Отта.
«Ага, куда делось твоё милосердие к старикам?»– иронизировал в душе Норман.
–Вы будете осведомлены о ходе дальнейшего следствия, и по мере необходимости вызваны в органы суда,– этими словами адвокат «попрощался» с потерпевшими.
Малевольти-старший принёс и подал мистеру Сэндлеру его шляпу.
Филдинги прибыли на торжество. Бал давал доктор Бернхард Драммонд в честь десятилетия совместной жизни с женой Августой.
Доктор слыл человеком замкнутым, обычно он ходил с низко опущенной головой, о чём-то всегда размышляя. Париков не любил, отрастил из тёмных волос собственный хвост. Его короткая бородка всегда выражала педантичную аккуратность. В 32 года борода ни сколько не старила его.
Двадцатишестилетняя Августа одним казалась хорошенькой, другим обыденной. Блондинка с выразительными глазами. Строение её губ и подбородка, казалось, выражали некую обиду, и потому лицо выглядело чем-то недовольным.
Их дочь Билинда, восьми лет, с белёсыми волосами, выглядела какой-то бесцветной, в отличие от симпатичных родителей, она уродилась неказистой. Трёхлетний Залман перенял все черты отца. Но в отличие от сурового Бернхарда малыш рос весёлым и шустрым. Этот нрав он, конечно, унаследовал от деда – неунывающего Айвора Драммонда, который колесил по свету, привозил редкие товары из далёких стран, а также искусных мастеров, что работали над усовершенствованием интерьера его дома и обновлением сада. Он-то и привёз среди прочих других семью Малевольти в Англию.
У Августы в этом же городе проживала младшая сестра Беула Спенсер. Темноволосая, миловидная девушка, лицо которой выражало непреступную величественность. С сестрой во внешности её объединяли только глаза. Беула год, как овдовела, но продолжала вести светскую жизнь, ничем не выражая скорби. Её сын, пятилетний Роланд, к всеобщему неудовольствию, впитал в себя всю природу отца, чьё лицо было нескладным, с узковатыми глазами и с вздёрнутым носом.
Двадцатилетняя Беула с присущим ей цинизмом обвела гостей и хозяев взглядом. Мужчины во фраках. Дамы с причёсками «а-ля титус» и «а-ля Каракалла», украшенные диадемами и лентами в платьях с завышенной талией. Внимание притягивала белокурая красавица Наяда Филдинг. На её фоне сестра, шатенка Граветин, тухла. Не сказать, что младшая дурнушка, но крупный нос и простоватое лицо сразу бросались в глаза. «Если Наяда не глупа, то может рассчитывать на лучшую партию сезона,– подумала Спенсер и решила завязать дружбу с этой девушкой,– Кто знает, может это знакомство очень даже пригодиться. Но это потом. Сейчас надо мило улыбаться зануде-сестре, и придумать для неё какой-нибудь вздорный комплимент».
Миссис Спенсер подходит к сестре засвидетельствовать своё почтение. Бернхард кивает ей, и удосуживает взглядом вскользь: есть гости и поважнее.
Августа, выслушав милый комплимент Беулы, вполголоса сообщила мужу:
–Миссис Данст хочет, чтобы ты лечил её. Она будет хорошо оплачивать твой труд.
–Ну вот ещё. Не желаю прикасаться к её высушенному телу.
–Но ты же врач! Ты не должен сторониться пациентов, как отвратительно бы они не выглядели.
–Я сказал: нет. Передай ей, что я загружен работой.
–Но Берни…
–Разве у нас острая нехватка денег? Нет. Я работаю с теми, кто мне нравится. Всё.
–Берни, представь меня дочерям судьи,– попросила родственника Беула.
–Вот, Августа, займись делом, развлеки свою сестру,– буркнул Бернхард.
Спенсер изобразила на лице душевную, открытую улыбку, чтоб расположить людей к себе. Тогда как девочки робко улыбались, перебирая перья веера.
Но не успела новая знакомая открыть рот для светской беседы, как к их компании присоединился широкоплечий, хоть пожилой, но крепкий Айвор Драммонд, ему недавно исполнилось 53 года.
–Девочки Остина Филдинга!– восхищался и радовался Драммонд-старший,– Рад видеть вас у себя. Очень рад.
–Ах, папа, от Вас столько шума,– указала свёкру сноха на чрезмерное выражение чувств и громкую речь.
Не обращая на Августу ни малейшего внимания, старик Айвор делился воспоминаниями с отпрысками давнего друга:
–Ваш папаша в юности был озорной парень. Джобет пролила не мало слёз из-за его любви к актрисам. Служба в Африке образумила его. Мы служили вместе. Вместе едва не остались в песках. Мы оба получили ранения при отступлении кавалерии. Ваш отец еле полз сам, но ещё тащил и меня, терявшего сознание и изрядное количество крови, тащил к потерявшемуся арабскому верблюду, что щипал колючки. К нашему счастью, Остину удалось поймать животное, и взвалить меня на него. Для этого ему пришлось встать на обе простреленные ноги. Хорошо, что пули прошли навылет, иначе Остину пришлось бы хромать на обе ноги. Старина Филдинг привязал меня к себе верёвкой, а нас обоих к седлу, но мы без особых приключений доехали до своего форта. Когда мы скакали, Остин заботливо вливал в меня воду из фляжки, что на солнце превратилась в кипяток. После ранений нас комиссовали. Остин, еще, будучи в Африке, очень скучал по жене и по вам, дочкам. Каялся, что плохо обращался с Джобет, не ценил её, мало времени уделял дочерям. Ну, а вернувшись домой, обзавёлся наследником. Отличное образование позволило ему почти сразу занять место судьи.
–Папа любит свою работу,– вставила Граветин.
–Не сомневаюсь,– подхватил Драммонд-старший,– Остин Филдинг – человек с большой буквы, и за какую работу бы не взялся: будет делать её с долгом.
Дочки судьи с благоговейным трепетом внимали похвалам однополчанина отца.
Беула начала откровенно скучать. Сестра заметила это, и увлекла её знакомиться с молодым человеком, который недавно вернулся из Нового Света с приличным капиталом.
Сёстры прошли мимо двух пожилых леди.
Одна, скривив нос, заметила собеседнице:
–Беула Спенсер может сорить деньгами налево и направо, но вместо этого – скрупулёзно считает каждый пенни. Вот и наряд её уступает в роскоши почти всем дамам её сословия.
Вторая, многозначительно подняв брови, заявила:
–Беуле незачем пускать пыль в глаза, все и так знают, что она баснословно богата. А скупость обычно присуща всем богачам.
