После этой находки в моей голове созрел план.

И я его осуществила.

Пока два часа шли занятия в художке, мать уходила по своим делам. То есть эти два часа меня никто не контролировал, кроме преподавателя живописи, которой ровным счётом было плевать, она отрабатывала свои положенные часы за копейки и только умела, что хаять наши работы (вот первопричина нелюбви к рисованию, которое некогда нравилось).

Я воспользовалась шансом, и как только красная юбка в пол исчезла за поворотом, ускользнула из класса будущих живописцев. Путь мой лежал, вы, наверно, догадались куда.

В спортивной школе пахло резиной и свежей краской. До сих пор эти ароматы вызывают у меня экстаз.

Я подошла к вахтёрше и спросила, есть ли у них секция гимнастики. Она ответила и отвела меня в тренерскую к невысокой худощавой женщине лет 55.

Женщина отставила в сторону фарфоровую чашечку и удивлённо вскинула тонкие брови.

– Здрасьте! Я хочу заниматься гимнастикой.

– Хорошо. А покажешь, что умеешь?

К этому моменту я готовилась все свои неполные шесть лет!

Тут же были продемонстрированы разученные из телека элементы.

– Ого! Ты не занималась разве нигде до этого?

– Нет. Сама дома.

– Молодец. Приводи маму, запишем тебя в мою группу. Как раз я набираю новеньких.

Чёрт! А это-то я не продумала.

Как сказать матери о несанкционированном побеге?

Провал был так близок.

Я вернулась к живописцам. Моего исчезновения никто не заметил.

В голове вертелись думы, а ягодицы опять предчувствовали приближение армейского ремня со звездой. «Меня похвалили и согласились взять в группу спортивной гимнастики! Здесь ни разу не хвалили, ни за один натюрморт, ни за один пейзаж. Ни даже за написанного с натуры кота на подоконнике!»

Всю дорогу до дома я молчала.

Дома тоже молчала.

– Ты не заболела? Квёлая какая-то весь вечер.

– Нет.

Папа включил новости. Там Хоркина боролась на чемпионате за Россию, выделывая что-то нереальное для человеческого тела на брусьях …

– Мам, я хочу заниматься гимнастикой!

– Тебе хватает кружков.

– Брошу художку и фоно.

– Почему? У тебя вроде неплохо получается.

– Нет. Плохо! Очень плохо! А гимнастика хорошо! – лицо покраснело. В нос затекла солёная слеза.

– Окей, завтра сходим, разузнаем, есть ли у нас это.

– Я уже сходила. Меня берут …

– Что??!

Как вы понимаете, пришлось пойти на некоторые жертвы и провести аудиенцию с отцовским ремнём за первый опыт самостоятельности. Но в гимнастику меня определили.

Наверное, как у многих детей, с едой у меня дела обстояли не ахти.

Варёное мясо – фу. Макароны – фу. Суп – не царское это дело.

Плюс регулярные странные отравления свежими продуктами до «скорой» и капельниц.

Поэтому для повышения аппетита и улучшения пищеварения мне купили керамический набор посуды с героями сказки «Колобок»: чашку, супницу, тарелки, ложечку и вилку. Набор творил чудеса. Дела сразу пошли в гору. Из супницы с лисичкой сметался даже ненавистный куриный бульон. А количество вызовов «скорой» за месяц сократилось в несколько раз.

Но как-то я вернулась с прогулки раньше времени (отцу приспичило в туалет, поэтому променад оказался коротким) и увидела на кухне нелицеприятную картину: грязные, побирающиеся по квартирам дети сидели на моей любимой части обеденного стола и ели из моего любимого набора мою любимую пюрешку.

Не знаю, что побудило мать на этот поступок – чрезмерная жалость, материнские чувства к чужим детям или просто бытовая глупость. Но простить такое предательство я не смогла.

Мой, мать его, набор!

Ору и крикам не было конца.

Детей отец под шумок выпроводил за дверь, насыпав им вдогонку горсть конфет.

А мне устроили воспитательный сеанс:

– Ты понимаешь, что так себя ведут невоспитанные, избалованные ребята? Ты же не такая. Ты хорошая девочка. Такое поведение некрасиво и непозволительно.

– Да, понимаю, но это МОЙ НАБОР.

– Они бедные, им нечего кушать, неужели тебе жалко поделиться?

– Да не жалко мне ничего, но это МОЙ НАБОР!

– Что с ним могло случиться? Сейчас я отмою, и он так же будет твоим. Никто его у тебя не отнимает. Пусть хоть поедят из красивой посуды, у них очень тяжёлая жизнь, ты должна быть милосердной.

– Мама! А если они заразные?

– Нет, это же просто дети, котёнок! – Это вдвойне было странно слышать от человека с медицинским образованием.

– Я всё понимаю, но есть теперь из него не буду. Можешь им подарить.

Театрально вскинув голову, я встала из-за стола и хлопнула дверью.

Включила громко телевизор и села перед ним на ковре.

По телеку шёл репортаж о семьях, оказавшихся в крайней нищете. Журналистка показывала фотографии из альбомов этих людей, где они ещё счастливые и обеспеченные. Но потом предприятия развалились, зарплату задерживали по полгода или выплачивали произведённым товаром. Эти люди оказались в западне экономического кризиса. Бухгалтеры и экономисты пошли мыть полы в подъездах и торговать сосисками на вокзалах. Их дети, осунувшиеся и голодные, в тряпье, что добрые люди дали, жевали засохшие горбушки хлеба.

Я смотрела и понимала, что дети не виноваты в проблемах страны. Что сама могу в любой момент оказаться на их месте и вместо йогуртов жевать сухие горбушки. Мне стало грустно и страшно.

Я видела всё происходившее в то нестабильное время, но отказывалась воспринимать, что больше половины страны оказались на грани. Не все смогли приспособиться, как мои родители, под перестройку. И дети реально не виноваты. Они просто хотят жить. И кушать.

– Мам, когда они ещё раз придут, отдай им мои лосины и этот свитер – вернулась я на кухню, где родители курили в форточку.

– Какая жалостливая муха тебя вдруг укусила?

– Жалко их. Но набор с колобком всё равно продезинфицируй…

С младых ногтей во мне взращивали любовь и заботу к живой природе, запрещали кидать мусор где попало (поэтому сейчас я могу нести обёртку от мороженого два километра до ближайшей урны), запрещали кидаться камнями в озёра с лягушками, запрещали пинать голубей.

Больше всего любовь к живому выразилась в кошках.

Сначала я их от большой любви таскала за хвосты, но получив шрам на пол-лица и едва не лишившись глаза, стала проявлять чувства чуть менее яростно.

Коты были у нас всегда, сколько помню, а потом родители притащили волнистого попугая.

Первого волнистого попугая.

Жил он с нами недолго, и летним солнечным днём вылетел на балкон, где мама вешала бельё, сел ей сначала на голову, а потом просто улетел и даже не обещал вернуться.

Мы потосковали, погоревали и завели второго.

Его судьба оказалась не менее трагичной.

Хотя он успел за свой короткий век даже очаровать американцев, которые приехали решать с матерью вопросы по новым методам лечения наркомании. И даже фото этого попугая вместе с моими, выпрошенными на память, сейчас хранятся в чьих-то пыльных альбомах на другом континенте.

До сих пор не могу простить себе этот провал. Хотя ни моей, ничьей вообще вины тут не было. Неудачное стечение обстоятельств.

Кеша (да, мы были неоригинальны в нейминге попугаев) был выпущен на променад по гостиной. Клетка осталась открытой. Здоровенный чёрный кот Барсик (в нейминге котов тоже) в то время прогуливался после сытного обеда мимо этой клетки, его клонило в сон, и он решил прикорнуть именно в ней.