Вдруг из-за угла вывернула ещё одна мужская фигура. Это был тоже не отец. Но надо было что-то делать. Я соотнесла риски, что вряд ли в одном дворе в один момент окажутся два педофила.

– А вон папа идёт! – вскрикнула я вдруг, спрыгнула с качелей и понеслась в сторону этого человека.

Когда добежала до прохожего, обернулась. «Маньяка» след простыл.

Страх не ушёл, но, что делать дальше, я не знала. Отец не возвращался. Снова села на качели.

Стало совсем темно. На площадку падал свет фонарей.

Вдруг открылась дверь подъезда. Оттуда вышла наша соседка с угловой квартиры, бабушка Аня.

– Ты что это тут одна ночью делаешь? Отец-то где?

– Ушёл к другу, сказал ждать здесь.

– Когда ушёл-то? Я весь вечер поглядываю в окно, ты сидишь и сидишь.

– Давно ушёл.

– Всё понятно. Пошли ко мне, пока плохое не случилось. Голодная, наверно?

Мы зашли в квартиру бабы Ани, она накормила меня щами с щавелевыми пирогами, налила кружку компота и уложила спать с собой. Совсем рано утром мы проснулись от криков под окнами.

По двору бегал отец, орал моё имя на весь район и хватался за голову. Заспанные люди стали выглядывать с балконов.

– Пусть помучается, дурак! – зло отреагировала баба Аня. – Совсем ополоумел, ребёнка на всю ночь оставил на улице! Незнамо что могло случиться!

Через несколько минут она сжалилась и выкрикнула в окно:

– Сашка! Хватит слёзы лить! У меня твоя дочь.

Он обнимал меня и плакал, просил прощения, благодарил бабу Аню, просил её и меня не рассказывать это матери. Мы обе понимали, что такой проступок грозит ему не только телесными увечьями, но и разводом.

Решили, что этот урок он запомнит и, по крайней мере, детей из-за алкоголя забывать не будет. Больше таких инцидентов не было. А я решила для себя, что нужна, наверно, в этом мире, раз он послал мне ангела-хранителя в лице того прохожего и соседки.

Матери рассказала об этом лишь много лет спустя, она сначала долго молчала, а потом сказала, что я молодец и спросила, что ещё она не знает. Люлей отец всё равно получил.

Он жил на втором этаже, а я на четвёртом. У него были огромные голубые глаза, как у Элайджи Вуда (известный актёр), чёрные вьющиеся волосы, и звали его Данила. Даниле было пять.

Проходя около их квартиры, я всегда старалась остановиться на лестничной клетке, то сандалик поправить, то сползший носок. Специально тянула время, чтобы случайно столкнуться и лишний раз посмотреть в эти бездонные глаза. Но мне не везло.

Иногда его выводили на площадку в то же время, что и меня. Я изо всех сил бегала мимо него, «нечаянно» задевала скакалкой и мячом и даже надевала нарядное платье с розами, которое ненавидела.

Потом случилось чудо. Наши матери нашли общий язык на лавочке детской площадки. И мне довелось попасть в святую святых – комнату Данилы.

Это была перегороженная каморка в обычной однушке, с маленькой кроваткой, столом и заваленная мальчишескими игрушками. Он показал мне всех своих резиновых динозавров и коллекцию машинок. Мы сидели бок о бок на этой маленькой кроватке. Я мяла нашитые розы на своём платье и делала вид, что просто тащусь от динозавров.

Потом они пришли в гости к нам. Мамы напекли пирожков и дегустировали несколько видов ликёра из нашего мини-бара. Мы же клеили наклейки с животными в альбом, сидя под письменным столом.

Он находился так близко, с высунутым языком увлеченно пристраивал тигра на бумажные страницы, а я невероятно хотела прикоснуться к смешным кудряшкам. В итоге набралась смелости и поцеловала его в щёку. Он встрепенулся. Посмотрел на меня этими своими глазищами.

И спросил:

– Ты чего это?

– Да ничего.

И мы продолжили дальше молча клеить.

Только мне уже хотелось провалиться сквозь перекрытия четвёртого этажа.

Последний раз мы увиделись через полгода. Его мать торопливо забежала в нашу квартиру, держа за руку сынишку, что-то нашептала моей на ухо. И оставила Данилу у нас. С ночёвкой.

Моя страсть к тому времени подугасла, переключившись на цыганского мальчика из детсада «Ветерок». И я уже без особого восторга играла с Данилой посередине гостиной.

Мы сооружали шалаш. Он заметил в коридоре зонтик со снеговиками и предложил использовать его в качестве крыши шалаша. Я была категорически против. Но он не послушал и начал бегать от меня по квартире, раскрыв зонт. В итоге споткнулся о табуретку, упал на него и сломал к чертям.

Я не придумала ничего лучше, чем отмудохать его остатками сломанного любимого зонта (со снеговиками!). А он в порыве драки сказал, что хочет на мне жениться, когда вырастет (видимо, парню нравились темпераментные дамы).

Закончилась мелодрама тем, что на следующее утро его забрали домой.

А я осталась с высокой температурой и подхваченной от него ветрянкой (о наличии которой нас, естественно, никто не предупредил). Сейчас напоминанием о той истории служит большая сексуальная родинка внизу живота, бывшая некогда «ветрянковым» шрамом.

Потом они переехали в другой район.

Я же сделала для себя выводы, что любовь приносит одни разочарования, сломанные вещи и высокую температуру с нарывающими фурункулами.

Напомню, что росла я в суровые 90-е.

Папа, едва почуяв запах перестройки, подался в предприниматели. Сначала возил обувь с фабрики под Пензой (мы уже жили тогда в другом регионе) и ходил со спортивной сумкой по офисам, где врождённым обаянием обувал (в прямом смысле этого слова) местных дам, а затем и их семьи.

Обувь была качественной. Отцовское обаяние безгранично.

И всё это в совокупности быстро подняло семейный бизнес вплоть до открытия мелкого магазинчика. Спустя два года появилась ещё точка с канцтоварами той самой пензенской фабрики, в районе которой когда-то жила моя мать.

Жили мы более чем неплохо, голод и разруху я видела лишь со стороны.

И естественно, учитывая время, нашлись желающие нас этого лишить.

Знакомая семьи натравила бритоголовых ребят в кожанках.

Одним солнечным субботним утром в квартире просто вышибли ногами дверь.

Мама жарила блинчики.

Она вышла в коридор, вытирая руки о фартук:

– А что так не вежливо, мои дорогие? Вы бы позвонили, я б открыла.

Они опешили. Она продолжила:

– Сначала поставьте дверь на место, потом поговорим.

У неё была редкая способность влиять на людей.

Бандиты ушли и вернулись с инструментом. Дверь починили.

Потом они долго сидели на кухне, что-то обсуждали и ели блины.

Вернулись ребята на следующий день с целью забрать два дубовых шкафа из гостиной вместе с китайским фарфором.

Я не смогла совладать с чувством несправедливости и кинулась с кулачками на одного из них, невысокого, но коренастого мужчину лет 35. Колотила его в кожанку и вопила:

– Это наши шкафы! Не отдам! Уходите!

Мама дёрнулась меня оттащить, но этот мужчина вдруг крикнул двум другим, которые уже вытаскивали второй шкаф:

– Андрюх, верни их на место!

– Серёг, ты чего? С дуба рухнул?

– Поставь, где стояли, я сказал! – рявкнул Серёга.

Он вывел парней на улицу, потом вернулся один.

– Смелая у тебя девка растёт, справедливая! – обратился он к матери. – Уважаю таких!

– Ну да, за словом в карман не лезет, – ответила она, прижимая меня к бедру. – Чаю будешь?

Двух других бритых ребят я больше не видела.