Небольшая группа ассинибойнов и кри, уже выступившая в поход против сиу, случайно наткнулась на этот отряд. Они пошли по следу сиу и несколько раз так близко подползали к лагерю врага, что видели голову журавля, которой предводители сиу пользуются вместо круглого камня при культовом гадании, чтобы определить местонахождение противника. Этой небольшой группе ассинибойнов и кри не хватило смелости напасть на сиу, но окольными путями удалось сообщить оджибвеям, где враги разбили свой лагерь.
Оджибвеи пришли в палатку верховного вождя, охотившегося в авангарде племени, но тот счел ниже своего достоинства показать, что кого-нибудь боится, хотя мог бы избежать надвигавшейся опасности, тотчас перебравшись к укрепленной фактории. Правда, вождь уже начал кое-какую подготовку к сборам. Но тут старая жена вождя приревновала его к молодой, которой он оказывал больше внимания. Она начала упрекать мужа, что молодой женщине достается больше подарков. Тогда вождь сказал ей: «Ты уже долго мучаешь меня своей ревностью и упреками. Мне это надоело. Сиу недалеко отсюда, и я буду их ждать». И вождь остался на месте, продолжая охотиться.
Однажды утром он залез на дуб, стоявший недалеко от палатки, чтобы посмотреть, не покажется ли в прерии стадо бизонов; когда он спускался вниз, два молодых воина сиу, всю ночь просидевшие в засаде, пристрелили его. Вероятно, они могли сделать это раньше, но слава вождя вселяла в них трепет. Вслед за выстрелами вдруг раздался топот лошадей, и не успели соратники убитого вождя выскочить из палаток, как их уже окружили 200 конных сиу. Один из двух разведчиков, скрывавшихся в зарослях лещины, приходился дядей знаменитому вождю янктонов[79] Вах-не-тау, отец которого был предводителем этого отряда. Сам Вах-не-тау тоже принимал участие в этом походе, но в те времена он еще не пользовался громкой славой. Битва продолжалась целый день. Все оджибвеи, группа которых состояла из 20 человек, были перебиты, за исключением Аис-айнсе (Маленькая Раковина), брата вождя, двух женщин и одного ребенка.
Мистер X., торговец фактории у Пембины, выдал оджибвеям для преследования отряда сиу 10-галонный бочонок пороха и 100 фунтов пуль, так как убитый вождь приходился ему тестем. В поход выступили 400 воинов, в том числе 100 ассинибойнов, остальные 300 были кри, оджибвеи и маскеги. Но в первый же день после того, как мы покинули берега Пембины, около сотни оджибвеев раздумали воевать и вернулись на свою территорию. А на следующую ночь сбежало большинство ассинибойнов. Они увели много лошадей, в том числе четырех, принадлежавших нам с братом. Это было для меня большим несчастьем, так как я захватил с собой только семь пар мокасин[80], рассчитывая, что совершу военный поход верхом. Тогда я отправился к Пе-шау-бе, вождю нашей группы оттава, и заявил, что потребую возмещения убытков у тех немногих ассинибойнов, которые остались с нами. Но вождь правильно указал мне, что подобное требование вызовет только недовольство и раздоры, а это может сорвать все наши намерения.
Его совет, вполне правильный с точки зрения общих интересов, отнюдь не облегчал моего положения. Тогда я обратился к индейцам оттава и своим друзьям оджибвеям, пытаясь уговорить их отобрать лошадей у ассинибойнов. Никто, однако, на это не соглашался, кроме молодого индейца, по имени Киш-кау-ко. Этот юноша приходился родней человеку, носившему то же имя и похитившему меня из родительского дома. Мы договорились с ним сообща наблюдать за оставшимися с нами 13 ассинибойнами, чтобы при первой же возможности отобрать у них лошадей. Вскоре после этого я заметил, что восемь ассинибойнов что-то слишком долго задержались утром в лагере. Решив, что они собираются нас покинуть, я позвал Киш-кау-ко, и мы стали следить за ними. Как только большинство оджибвеев вышло в поход, ассинибойны сели на лошадей и повернулись лицом к своей земле.
Хотя они были хорошо вооружены, мы решили следовать за ними. Прекрасно понимая, что силой взять лошадей у ассинибойнов не удастся, мы оставили оружие в лагере и отправились вслед за ними. Один из ассинибойнов, ехавший позади отряда, сошел с лошади и начал с нами разговаривать. Однако все остальные были начеку, и отобрать лошадей нам не удалось. Тогда мы попробовали добиться своей цели уговорами. Но просьбы не смягчили ассинибойнов, и я сказал им, что они ставят под угрозу пять своих человек, оставшихся в лагере. Это их нисколько не испугало. Напротив, они послали в лагерь гонца на самой быстрой лошади, чтобы он предупредил оставшихся там ассинибойнов о моих угрозах.
Мы вернулись в лагерь пешими и тотчас направились к палаткам пяти ассинибойнов, но они были уже предупреждены о нашем намерении, и им удалось бежать на своих лошадях.
В лесу у одного из озер близ реки Ред-Ривер мы нашли висевший на дереве труп молодого воина сиу, по имени Красный Гром. Так мы напали на след возвращавшегося отряда, убившего нашего предводителя. Ведь молодой воин входил в этот отряд. Оджибвеи сорвали труп на землю и начали его бить и топтать ногами, а под конец сняли скальп с черепа. Пе-шау-ба запретил всем молодым воинам своей группы участвовать в этих недостойных мужчины издевательствах оджибвеев над трупом. Поблизости был обнаружен и столб пленников[81], вокруг которого плясали победители, и мы поняли, что несколько наших товарищей было взято в плен живыми. Следы воинов сиу оказались совсем свежими. Мы отставали от них примерно на два-три дня.
У озера Траверс численность нашего отряда сократилась до 120 человек; среди них было трое полукровных ассинибойнов, примерно 20 кри, столько же оттава, а остальные – оджибвеи. Многих обескуражили неблагоприятные для нас результаты гадания Пе-шау-бы, предводителя оттава, полученные им в первую ночь после того, как мы покинули Пембину. Он сказал нам тогда, что видел во сне глаза индейцев сиу, которые, как лучи солнца, проникали повсюду и замечали врагов оджибвеев, прежде чем те могли подойти достаточно близко и напасть на них. Кроме того, вождь якобы видел во сне наших людей, возвращавшихся домой невредимыми, но без скальпов. Затем Пе-шау-ба добавил, что ему приснились также на левом берегу озера Траверс, в направлении, противоположном тому, которое мы избрали, две брошенные палатки индейцев сиу, и предложил на обратном пути их ограбить.
К западу от озера Траверс, примерно в двух днях пути, возвышается О-ге-мах-ву-джу (гора Вождя), около которой расположена деревня, где жили воины преследуемого нами отряда. Подойдя к этой горе, мы начали проявлять большую осторожность: днем обычно скрывались в лесу, а ночью продвигались вперед. Приблизившись к деревне на расстояние нескольких миль, наш отряд в полночь остановился на отдых, дожидаясь наступления зари, излюбленного индейцами времени нападения на врага. Было еще совсем темно, когда Черная Утка, выдающийся воин, взял свою лошадь под уздцы и направился к деревне, разрешив мне сопровождать его. На рассвете мы подошли к небольшому холму, скрывавшему наше приближение от жителей деревни. Черная Утка, осторожно выглянув из-за холма, обнаружил неподалеку двух проходивших мимо индейцев. Тогда он спустился с холма и стал размахивать своим одеялом. Это было для оджибвеев сигналом к нападению. Тотчас воины начали снимать ноговицы, сбрасывать с плеч одеяла, и через несколько мгновений весь наш обнаженный отряд пополз вслед за Черной Уткой. Без единого звука мы быстро вскарабкались на холм, откуда открывался вид на деревню. Когда два воина из деревни увидели наш отряд, они отнюдь не бросились наутек, а направились прямо к нашему предводителю. Это были люди из нашего отряда. На последней остановке они, не предупредив нас, ушли вперед, чтобы разведать позицию неприятеля. Деревня, по их словам, была покинута уже несколько часов назад, и они забавлялись тем, что гоняли волков, рывшихся в кучах отбросов. Бросившись вперед, воины издали сас-сах-кви, военный клич. Этот протяжный, пронзительный вопль вселяет ужас в слабых или подвергшихся нападению невооруженных людей, но воодушевляет воинов, идущих на битву. Такой клич, как мне часто приходилось видеть, производит также необычайное впечатление на животных. Я видел как-то бизона, который до того был напуган воплем, что упал, словно подкошенный, не находя в себе сил ни бежать, ни оказывать сопротивление. Медведь, услыхав боевой клич, пугается иногда так сильно, что в полной беспомощности покидает свою берлогу или падает с дерева, на котором сидел.
