– Хозяйка тебя уволила, извини.

Борис очень расстроился:

– Это из-за одежды, да?

Он умел спрашивать, как бы это сказать, напрямую, что ли. Слава уставился в стол и не решился соврать:

– Она сказала, что ты страшный. Урод, короче.

По лицу Бориса пробежала дрожь и оборвалась на подбородке. Слава первый раз столкнулся с такой причиной увольнения, ему было не по себе. Он отхлебнул кофе и сказал:

– Не бери в голову, Боря. Она сука, понимаешь? Сука конченая. Семьсот рублей смена, Брэда Питта ей, что ли, подавай?! Ты нормальный пацан. Ты не думай…

Борис достал из кармана маленький блокнот и коротенький карандаш. Пролистал его и посмотрел на Славу.

– Скажи мне, как её зовут?

Слава насторожился:

– Тебе зачем?

Борис показал глазами на блокнот:

– Это мой молитвенный лист. Я буду за неё молиться.

Слава помолчал, переваривая.

– Ты христианин, что ли?

– Да.

– Ладно. Как знаешь… Ольга Ерёмина.

Борис записал в блокнот и протянул Славе руку.

– Спасибо, что попытался мне помочь.

Слава руку не выпустил.

– Подожди! Давай я тебя в «Ветер» устрою? Я директора знаю. Давай, а? Сиди здесь, я щас позвоню!

Слава вскочил и ушёл на улицу звонить. В этот же день Бориса взяли на внутреннюю охрану в клуб «Ветер». Директор Михаил Львович посмотрел на него и велел завтра к девяти утра выходить на смену.

Надо сказать, Борис не любил афишировать свою религиозность. Например, в первую смену он ни у кого не спросил, где тут можно помолиться, но самостоятельно облюбовал щитовую и в обед преклонил колени там. Борис всегда молился на коленях, потому что в Евангелии написано: «Войди в комнату, притвори дверь и преклони колени свои», даже если комната – не комната, дверь – не дверь.

С планировкой клуба и новыми обязанностями Бориса знакомил сменщик Андрей. Слегка взбудораженный от недосыпа и радостный от обретения нового, третьего, айфона, который он на днях взял в кредит, Андрей не выпускал его из рук, гладил экран большим пальцем и лишь изредка кривился, когда некстати вспоминал о двенадцатитысячной зарплате и ежемесячном платеже, но платёж был далеко, а айфон приятно грел руку, поэтому Андрей не заморачивался.

На первом этаже находился пост охраны – стул, стол и журнал посещений, дальше – винтовая лестница на второй этаж, «Санта-Барбара», щитовая, туалет и сам «Ветер». Главной и почти единственной обязанностью охранника-вахтёра был досмотр персонала перед и после смены.

Мало-помалу Борис втянулся в жизнь клуба. Познакомился с завпроизводством Фирой Сергеевной, кормившей его вкусными обедами и даже деликатесами вроде гаспачо. Фира Сергеевна была весёлой сорокапятилетней женщиной с полными руками и тёплой улыбкой.

Познакомился он и с ночной охраной, вернее, с вышибалами – мужиками крутыми и спортивными, приходившими в клуб только по ночам пятниц и суббот. Особенно среди них выделялись Олег и Миша. Олег прошёл Иностранный легион и напоминал утёс, спокойный и равнодушный, который не сдвинешь и ничем не проймёшь. Миша имел корочки мастера спорта по боксу и жадно смотрел на танцовщиц.

Главной среди них была Жанна – стройная смуг-лая брюнетка, уверенная и яркая, как из фильма. Ещё Борис познакомился с официанткой Алёной. Двадцатилетняя, рыжая, воздушная, она училась на актрису в институте культуры, а здесь подрабатывала. Вообще, Борис не то чтобы со всеми подружился, вначале он просто узнал, как кого зовут, и с беседами не навязывался, но со всеми здоровался, улыбался приветливо и увлечённо читал книжки.

В первую же смену Борис попросил у Михаила Львовича разрешения читать на работе книги. Михаил Львович на ходу кивнул и куда-то побежал, он всегда куда-то бежал, такой уж он резвый человек. На работу Борис принёс три книги: Библию, «Идиота» Достоевского и «Аврору» Якоба Бёме. Захватил он и толстую тетрадь, куда выписывал стихи и фразы для дальнейшего обдумывания. Первой это собрание сочинений заметила Фира Сергеевна. Она ничего не сказала, только в смены Бориса стала часто выглядывать с кухни, как бы проверяя – читает или нет? Борис читал. К нему присматривались.

Вскоре его упоённое чтение, отчуждённость, то, что он какой-то не «свой», заметили все. По клубу поползли слухи и шепоток. Сектант, свидетель Иеговы, старовер, протестант, вольтанутый. Борис вдруг начал всех раздражать самим фактом своего присутствия. Он не слушал музыку, не играл в телефон, не поругивал начальство и низкую зарплату, не курил, был вежлив, предупредителен и ровен до тошноты. Танцовщицы, на которых пялилось всё мужское население клуба, вообще записали Бориса в геи, потому что он единственный не пялился, а девушки это хорошо чувствуют. Однако бармен-гей их предположение опроверг, геи такие вещи тоже чувствуют. Тогда Бориса дружно записали в загадочные асексуалы.

Невзлюбили его и мужики-вышибалы. Они приходили на пост погреться и травили байки про бухло и тёлок, которым Борис ни разу не улыбнулся, пробовали угостить его изъятым на входе виски, но и угостить у них не получилось. В их кругах Борис считался высокомерным типком.

Однако сильнее всего его возненавидели бармены и официанты. Борис наотрез отказался вступать в сговор по продаже магазинной водки, но и начальству ни на кого не донёс, отчего прослыл гнидой, но благородненькой. Через месяц персонал клуба свыкся, что в смену Бориса проносить что-либо бесполезно. «В пятницу кто? А, блин, истукан этот! Ладно, давай в субботу». К февралю новый охранник превратился в природное явление вроде дождя или гололёда.

Однажды шеф-повар «Санта-Барбары» и Фира Сергеевна собрались ехать на важный гастрономический конкурс. Борис, как обычно, читал за столом и что-то выписывал. Когда все приготовления были закончены, к нему подошла Фира Сергеевна и тихо сказала:

– Помолись, пожалуйста, чтобы у нас всё получилось.

Борис кивнул, сходил в щитовую и помолился. Назад Фира Сергеевна вернулась, окрылённая победой. Я не приписываю эту победу молитве Бориса, я приписываю её мастерству поваров, но Фира Сергеевна сочла это заслугой Бориса, растрезвонив на весь клуб, что он помолился – и вот.

Был вечер пятницы, когда по винтовой лестнице спустилась Жанна в коротком невесомом платье, прошла мимо стола и юркнула на улицу покурить. Борис уже много раз наблюдал эту картину бестрепетно. Но сейчас он взял тёплую куртку, которую выдавали охранникам на зиму, вышел за Жанной и утеплил её.

Жанна вскинула бровь.

– Как мило. Спасибо.

– Пожалуйста.

Борис пошёл назад, но Жанна взяла его под руку.

– Постой со мной. Или тебе холодно?

– Холодно, но я постою.

– Давно хотела спросить… Тебе сколько лет?

– Двадцать четыре.

– А как будто пятьдесят.

Борис промолчал, не увидев в этом высказывании вопроса. Жанна затушила окурок.

– Ты из какой секты?

– Я не из секты. Просто Библию читаю.

Жанна обвила шею Бориса руками.

– Скажи честно – я тебе нравлюсь?

Борис посмотрел ей в глаза.

– Я тебя люблю.

– Что?! Ты реально псих!

Жанна рассмеялась и ушла в клуб. Борис вернулся и продолжил чтение. Его волновала антиномия кальвинизма и арминианства, но я в этом не понимаю, поэтому забудем.

В следующую выходную смену, около двух часов ночи, на пост пришёл погреться легионер Олег. Он вытащил из кармана початую бутылку виски, отхлебнул, спрятал и спросил:

– Я вот в детдом вещи вожу, я в рай, думаешь, попаду?

– Ибо благодатью вы спасены через веру и сие не от вас, Божий дар, не от дел, чтобы никто не хвалился.

– Это чё щас было?

– Послание к Ефесянам, глава вторая, стих восьмой.

– Ну, ты, блин, и задрот! Выпиши мне.

Борис вырвал из тетрадки листочек, записал стих и отдал Олегу. Тот взял, посмеялся, пошевелил губами и вышел.

Очень скоро у Бориса появились и другие собеседники. Людей прибивало к нему, как волны к берегу. Как-то ночью к нему подошёл боксер Миша, дождался, когда они остались вдвоём, и выпалил: