Да, тогда на Айне я не обладал настолько чувствительными перками, способными просто «обонять» шуйран во всём вокруг, но мне достаточно и косвенных параметров. Чем больше шуйрана — тем больше активного вещества, которое формируется в местах его взаимодействия с этой реальностью. А чем больше активного вещества, тем эффективнее экс из такой твари. Экс, проведённый Варписом с первого жруна, в которого эволюционировало тело Лариной, был до омерзения щедр. Даже притом, что система экстракции носителя у Варписа была свёрстана на коленке, упрощена до предела и предназначена вообще не для этого. Даже с учётом этого, с одного экса получить почти половину столба опыта для усовершенствования примитивного носителя, практически не способного на эволюцию…

Количество шуйрана в этой особи было просто чудовищным.

Аномалия? Случайность?

Азарт прояснить именно этот вопрос и толкнул Варписа и Тра на поверхность и результаты, которые я вижу по изменениям их носителей, меня пугают. Совершенно все твари, которых они встречают, убивают и пускают на экс — обладают просто чудовищным количеством шуйрана. Это никакая не аномалия и не случайность.

Ко всему этому стоит добавить, что шуйран — вещество, через которое Королева управляет шургами. И на Айне эта информация подтверждалась.

Здесь же, всё совсем не так. Такое количество шуйрана должно делать контроль Королевы прямым и железобетонным. Её присутствие должно быть постоянным. Её присмотр должен просто уничтожать базовую личность шурга. Самый примитивный искажённый должен быть тупее, чем самый тупой киношный зомби. Даже обычный, неискажённый человек, от содержащегося в нём шуйрана должен быть абсолютно туп. Но Семен это совершенно спокойно опровергает. И, по его словам, таких, как Семён, выжило ещё довольно много. Нормальных людей, правда обладающих способностями, предельно агрессивных и способных на убийство и ближнего и дальнего. И по оговоркам Семёна, способных полакомиться мозгами этих самых ближних.

Как же меня выводит из себя лавина вопросов, рождаемая из ответов!

Не может ли быть эта энергия тем самым разумом и волей Королевы, которые я совершенно не ощущаю?

Если это так, то зачем Королева выплеснула всю себя в пространство?

Исчезла? Пропала из поля зрения? А не всплывает ли уже этот «крокодил» разгоняясь для таранного сокрушающего удара?

Нужно присмотреться к этой «энергии» внимательнее.

Густав Нойманн спал и видел сон.

Сон, в котором исполняется его мечта. Сон о том, что теперь у него больше нет мечты.

Приятный сон, в котором его родная планета, окружённая странной, одновременно голубой и бордовой атмосферой, неслась сквозь бездну космоса, наматывая круги вокруг Солнца.

Круг за кругом.

Год за годом.

Когда-то раньше, задолго до того, как Густаву стали сниться эти сны, атмосфера планеты была другой. Какой именно, Густав не знал, так как тогда ещё не видел этих снов. Просто знал, что другой.

Раньше он видел фотографии планеты из космоса. На них была запечатлена Земля с совершенно разной атмосферой: голубой, зеленоватой, чистой, прозрачной, с белыми облаками и грязно-серыми разводами. И никогда на этих фотографиях Густав не видел такого глубокого бордового цвета. И не мог видеть.

То, что видел Густав во снах, было совсем не тем, что видели линзы аппаратуры, бесстрастно фиксирующей планету в видимом спектре. Сны показывали совсем другое. Сны показывали настоящую атмосферу его родной планеты. Её суть. Эволюцию Совершенства. Баланс Гармонии.

Наблюдая плавные переплетения двух цветов, сцепившихся друг с другом в смертельной схватке, победителей в которой быть не должно, Густав испытывал умиротворение. Если же где-то один из цветов одерживал верх, выдавливая своего противника слишком сильно и окрашивая большие территории либо в чистую лазурь, либо заливая цветом крови, раздражение, вырывающееся наружу, заставляло проигрывающий цвет мобилизоваться, собрать силы с соседних территорий и вернуть баланс в смертельную схватку.

Иногда же, очень редко, но красный цвет менял интенсивность, темнея и наливаясь угрозой, рождая на планете вторую точку бордовой тьмы. Такое изменение вызывало явно ощущаемое сожаление и, совершенно нехотя, Густав лишал такие зоны поддержки родного цвета, а чистая и незамутнённая лазурь медленно, но уверенно растворяла в себе черноту. Только одной черноте было разрешено существовать на этой планете. Только Густав мог видеть такие сны, управлять вечной схваткой и расти, становясь сильнее и опытнее, стремясь к чему-то великому, ждущему его в конце пути.

Пока же победителя в этой схватке быть не должно. Слишком рано.

И лишь тёмно-зелёная точка была непоколебимой константой в постоянно изменяющейся схватке, не смешиваясь ни с одним цветом и не вмешиваясь ни в одну битву. Она просто была.

Просыпаясь после таких снов, Густав не часто мог вспомнить, что именно ему снилось, не говоря уже о том, чтобы вспомнить детали, но такие сны всегда оставляли ощущение правильности происходящего. А ещё, каждое утро, с приливом сил он получал чувство направления на следующую жертву. Чёткую связь с единицей Совершенства, развившейся достаточно, чтобы стать достойной внимания Густава. Достойной прийти в его сон и связать себя узами жертвы, достойной внимания и достаточно сильной, чтобы Густав, одержав над ней победу, мог шагнуть на пути Гармонии ещё на шаг вперёд. НА следующую жертву, идеально подходящую именно Густаву, выбранную осознанно и способную усилить именно то, что в данный момент хочет усилить Густав.

Сколько их таких было за прошедшее время? Сотня? Две сотни? Густав не знал, бросив считать уже на пятом десятке. Просто каждую ночь он шёл/бежал/летел выбирая слабину связи и притягивая/притягиваясь к новой жертве.

Хорошо Густав помнил только первую охоту на самую первую жертву, пришедшую к нему во сне. Сильную, хитрую, подлую.

Куратор.

Холодный взгляд, полный власти и уверенности в своём абсолютном праве повелевать. Абсолютная жестокость. Беспринципность в достижении целей. Уверенность в своей непогрешимости.

Густав понимал, что своим положением и силой он обязан Куратору. Именно этот человек руководил огромным проектом, в одной из лабораторий которого сначала успешно, а затем не очень, трудился молодой и гениальный Густав. Именно Куратор своим распоряжением засунул Густава Нойманна, уникального специалиста, чистить вольеры с изменённым зверьём, собранным по всему свету. В качестве наказания за недостаточное рвение.

Именно там, в питомнике, в окружении сотен самых разных тварей и накрыл Густава «вдох». Странное русское слово, словно само просящееся на язык, когда он вспоминает произошедшее. Что именно произошло в выпавшие из памяти сутки, Густав не помнил и помнить не хотел. Ему хватило того, что он увидел, когда пришёл в себя.

Наверное, звери обезумели и, порвав высокопрочную сетку вольеров, разбив закалённое армированное стекло, напали на него, пытаясь загрызть. Наверное, он защищался. Вероятно, он понял, что просто так ему не спастись и был вынужден рвать тушки нападавших зубами. В ту ночь он лишился рук, половины лица, а его кишки были изрядно погрызены. Но, он выжил. Смог выйти победителем из страшной королевской битвы, где победителей быть просто не могло. Он победил, оказавшись единственным выжившим в исследовательском центре.

Какое-то время после этого он ютился в полуразрушенных землетрясениями помещениях исследовательского центра, восстанавливался, пытался выживать дальше, охотился на животных, заполонивших округу. Многому научился, стал сильнее.

А потом ему начали сниться сны. Приятные, успокаивающие, убеждающие, что всё происходит так, как должно. Поначалу редко, но постепенно всё чаще и чаще указывающие Густаву на новые сильные жертвы, победа над которыми делала его значительно сильнее. И быстрее. И открывала в нём новые способности.

Постепенно Густав научился управлять выбором жертв, ставя целью усиление своих способностей и всестороннее развитие при минимальном общем прогрессе. Постепенно Густав всё меньше и меньше стремился заглянуть в конец пути, стараясь наслаждаться самим путём и даруемыми им радостями.