— Не отвлекайся, Эвита. У нас гость.

В центре, в сгущающихся клубах лилового тумана, начала проглядываться мужская фигура, постепенно проявлялись знакомые черты — Церон…Он метался, лихорадочно вертел головой, ошарашенный тем, где и среди кого оказался. Лицо императора исказилось предельной яростью, когда до него дошло, что он на совете богов.

— Нет! — сопротивлялся происходящему Церон, свирепо поглядывая на жрецов, — это неправильно, что кучка высших решает кому властвовать!

— Церон. Ты лишаешься печати. Жрецы сказали имя, которое впредь будет нести знак власти.

— Нет! О, боги, нет!

На груди императора рванула ткань сюртука и Ева увидела блестящий медальон прямо на коже грудины, не висящий на цепочке, а именно словно впаянный. Печать засверкала, переливаясь…Рывок императора и вот светящаяся звезда перед его глазами в которых плескался безграничный ужас. В круг света вошел Даетворт и расстегнул свою куртку обнажив то место, где боги оставят метку императора.

— Я принимаю обязанность быть главой государства Сайконг и прилегающих провинций. Беречь богатства нашей страны и…

Ева перевела взгляд на Церона — теперь тот стоял опустив голову и только частое дыхание выдавало, насколько взволнован и взбешен поражением бывший император.

— Да будет так!

Сияющий медальон влетел в грудь Саддара, заставив его сделать пару шагов назад. Скривившись от боли, он поднял глаза на Церона.

— Теперь нужно очистить дворец от этой мерзости, лангратам не место в Сайконге!

Многоголосый хор с готовностью ответил новому главе.

— Да, император!

— Так что произошло? Мог бы хоть что-нибудь рассказать.

Ева, завернутая в белоснежную простынь, стоя перед окном и любовалась на огни фейерверка над дворцом. Они не стали оставаться и пару часов назад вернулись в пустующую башню. Все на празднике в честь коронования нового императора. Омрачала лишь предстоящая война с лангратами, но как пояснил ей Гор — это была неизбежность.

Высший молчал, закинув руки на затылок и делал вид, что с интересом рассматривает потолок. Он по-прежнему не хочет обсуждать прошлое. Измена, предательство…После двух часов в постели с сокольничим, все-таки легче поднимать эту тему.

— Ты ходила к Хитки. — Напомнил ей Гор, уставившись черными, в полумраке комнаты глазами на Еву.

— Я не хочу вспоминать ту боль.

— Зачем тогда спрашиваешь?

— Знать — это другое.

Гор приподнявшись на локте, сверкнул глазами.

— Я изменил тебе, я смеялся над твоими идеалами и убеждениями, я убил твоего, так называемого, друга, хотя я до сих пор считаю, что он заслуживал этого. Ну и так, по мелочи.

Его глаза стали совсем черные, черты лица заострились и, опустив взгляд на его руку, Ева ждала, что вот появятся когти и он яростно искромсает постель в клочья.

— Подробности, Эви?

— Я Ева, вот когда выпью пойло Хитки и все вспомню, тогда буду Эви. — опустив глаза, она склонила голову, — это все, Гор?

Повисла тишина. Гор уставился на нее, не решаясь произнести то, призрак чего витал между ними во время разговора.

— Я сделал тебе больно…

Ева зажмурилась, глубоко вздохнула.

— Насилие… — тихо прошептала, чувствуя, как ухнула вниз душа.

— Да! — из голоса Гора совсем ушла жизнь, — и если я скажу, что тысячу раз проклинал себя за это, тысячу раз повторял слова извинения, которые ты не дала мне высказать…

— Я их принимаю.

Она медленно двинулась к нему. Лицо сокольничего менялось — темная злость и боль в глазах сменялась на лучистое амарантовое вожделение. Сбросила простынь.

— Когда ты его выпьешь? — хрипло спросил Гор, снизу вверх, жадно съедая ее глазами.

Она пойдет к Хитки. Но позже. Когда проведет в объятьях высшего много горячих ночей, узнает, на что способно это выносливое, ненасытное мужское тело, простонет под ним сотни оргазмов и только тогда сходит к Хитки. После такого, она не решится уйти, да и остыть должна за тридцать семь лет, что ее не было.

— Потом.

— Потом может быть поздно, — сверкнул улыбкой Гор и его вездесущие руки уже скользили вдоль спины, заставляя выгибаться как блудливой кошке, — ты влюбишься в меня и не сможешь покинуть.

Улыбнувшись, Ева уселась на него верхом.

Гор раскинув руки, серьезно посмотрел на нее.

— В прошлой жизни я не успел сказать тебе…ну ладно, испугался.

— Что?

— Я люблю тебя, Ева.

Ну что ж, она ответит ему взаимностью… позже, — тряхнула волосами Ева и с головой погрузилась в очередную сладкую ночь с сокольничим.

Ночью, в полосе белесого тумана, у черной скалы с двумя отростками-башнями, заструилась, выпуская вокруг снопы искр, белая вода. Обрушилась многотонным водопадом с неба на черные камни, выбрасывая фонтаны брызг, похожих на звезды и бурля, словно кипяток, уходила в бирюзовую, словно подсвеченную гладь моря. Над ожившей Белой рекой протянулась огромная радуга. Сегодня сюда прилетит купаться Эвита, на своем кхорке, с радостным сердцем, после сотни признаний в любви от сокольничего и благословленная своей богиней, с блаженством погрузиться с головой в белые, сверкающие воды.

КОНЕЦ.