– Как она объяснила, кто ее связал? – спросил доктор.

– Никак. Я спрашивала ее на этот счет, но она не особо разговорчива.

– Она казалась вам странной?

– Немного странной. А еще подозрительной и очень жестокой. Она свернула шею гусю, а потом билась в конвульсиях. Это было странно.

– Ну, в ее случае это нормально. Она, очевидно, получила удовольствие от убийства. Те конвульсии, что вы наблюдали, были скорее всего оргазмом, – разъяснил доктор.

– Да-а?! – удивилась я.

– Да, так тоже можно, – сообщил мне доктор.

– Надо же! И сила у нее недюжая! Видели бы вы, как она отжималась!

– Многие психически больные люди очень сильны физически. Компенсация организма, так сказать, – разъяснил доктор.

– Я так понимаю, что она бывала в вашей больнице и раньше? Она что, сбежала?

– Да, она сбежала. Совратила санитара, который присматривал за ней. Он помог ей пробраться за пределы клиники. Теперь к ней, то есть к вам, приставили двоих – вот этих лоботрясов, – указал он на санитаров. – Кострова очень опасный человек.

– Но что с ней не так, почему она такая?

– Этиология ее болезни не совсем понятна: вероятно, в детстве была травма психологического характера, так как физиологических отклонений в деятельности мозга обнаружить не удалось. Возможно, имел место аффектно-шоковый невроз. Но это лишь предположение, поскольку Кострова не идет на контакт. Вообще по истории болезни можно писать диссертацию – жаль, я стар для этого. Бесспорно, она неординарная личность с нестандартной психикой и невероятными физическими проявлениями. Если бы не причина, которая спровоцировала везанический, то есть безумный характер больной, она могла бы достичь невероятных результатов вне стен больницы. Например, в спорте.

– Но может, она действительно гениальна?

– Хороший вопрос. Гениальность – это отклонение личности от нормального типа, своего рода патология. Но только это отклонение со знаком «плюс», то есть направленное на созидание, творчество, прогрессивные достижения. А у Костровой отклонения, направленные на разрушение. Она страдает параноидальными проявлениями: мстительностью, склонностью к садизму и преследованию людей. Также у нее искажены социально-нравственные представления – с ними вы имели несчастье познакомиться лично. Это и отсутствие критериев порядочного человека, и неблагодарность, и крайний эгоизм.

– Сколько всего… – задумалась я. – А как она попала к вам?

– Год назад ее привезли к нам ее бывшие сослуживцы. Они были напуганы ее поведением. Она сожгла их дома.

– Разве не полиция разбирается в таких случаях?

– Полиция завела на нее уголовное дело потому, что на месте пожара пострадали люди. Но причастность Костровой еще следовало доказать. Ее сослуживцы настояли на психологической экспертизе, так как считали, что она совершила преступления потому, что не совсем владеет собой. Полицейские и ее бывшие товарищи привезли ее где-то в апреле прошлого года. Тогда Кострову обследовала комиссия психиатров. И подтвердили, что у нее пиролагния – мания поджога. Еще была диагностирована табетическая аналгезия: отсутствие болевых ощущений. Иными словами, она не чувствует боли, отсюда и крайняя жестокость. Человек не может сострадать, так как не знает болевых границ. Так она оказалась у нас.

– В этой палате?

– Сначала она пребывала в палате с другой пациенткой, которую регулярно истязала и довела до попытки суицида. Пришлось перевести ее в эту одиночку для особо опасных.

– Я слышала, что в психиатрических больницах существуют такие лекарства, которые усмиряют и не таких опасных пациентов.

– Не секрет, что мы имеем возможность усмирить пациента с любыми формами отклонений. Но на Кострову почему-то препараты не очень действовали. Позднее мы выяснили, что санитар, с которым у нее была интимная связь, способствовал этому. Вместо психотропных средств она получала витамины. Он научил ее скрывать агрессию, и она казалась нормальной.

– Значит она не совсем больна, если умеет контролировать себя?

– Дорогая моя! Ненормальность на лице не написана и не всегда проявляется в каких-то вызывающих поступках, а может носить латентный, то есть скрытый, дремлющий характер. Даже погодные явления влияют на состояние психически нездоровых людей.

– Я видела, как Кэт было нехорошо, когда светила полная луна, – вспомнила я.

– Вот видите!

– А я как оказалась у вас? И когда?

– Вчера рано утром в полицию поступил сигнал, что сбежавшая из психиатрической клиники крайне опасная пациентка находится недалеко от Москвы, и был назван адрес и имя Екатерины Костровой. Полиция связалась с нами для подтверждения информации. Мой молодой коллега и полицейские выехали по указанному адресу и нашли вас. Ваше необычайное сходство не оставило сомнений, что вы и есть Кострова. Так вы оказались у нас. Кстати, я поражен, насколько вы с ней похожи.

– Это она меня подстригла так же, как себя, и покрасила мои волосы в белый цвет. Я еще не до конца верю, что выгляжу как она.

– Конечно, она все просчитала заранее, – резюмировал доктор.

– Она на это способна?

– Как видите!

– Но она не могла предугадать, что именно я найду ее в лесу.

– Нет, конечно! Она приспособилась к сложившимся обстоятельствам. Я уверен, что она не могла не заметить, что вы почти одного роста, одинаковой конституции, со схожими чертами лица.

– Я художник, но ничего такого не замечала. Лишь потом, после преображения, – усомнилась я.

– Вы же не собирались меняться с ней местами, поэтому не рассматривали ее в качестве жертвы.

– И вы думаете, что она будет жить под моим именем?

– Скорее всего. У нее нет другого выхода.

– А я вместо нее должна лежать в психушке?!

– Видимо, так! – согласился доктор.

– Значит, вы не отпустите меня?

– Почему же?! Зачем вам здесь находиться? За вами диагноз не закреплен.

– Спасибо! А кто звонил в полицию? И были ли в моем доме другие люди?

– Кто звонил, я не знаю. Но в доме, кроме вас, никого не было. Полиция еще будет разбираться по этому поводу и искать хозяев дома для уточнения деталей.

– Вы говорили, что ее привезли к вам сослуживцы. Она что, где-то служила?

– В войсках специального назначения «Багира». Три года назад ее уволили за превышение полномочий. Кем она была в гражданской жизни, неизвестно.

– А сколько ей лет?

– Тридцать четыре.

– Ну ничего себе! Выглядит она моложе тридцати.

– Да, она в хорошей физической форме, – согласился доктор. – А вам сколько лет?

– Мне как раз тридцать. Все еще сомневаетесь во мне? – спросила я.

– Уже нет.

– А кто ее товарищи, которые привезли ее к вам? О них что-нибудь известно?

– Да у меня есть их номера телефонов и известны их имена.

– Можете мне дать?

– Зачем вам?

– Хочу узнать о ней побольше. Ведь с ней теперь мой муж. Может, он в опасности.

– Этого нельзя исключить. Я дам вам их номера. Так! Еще вас нужно как-то отправить домой и уведомить полицию об ошибке. Надеюсь, вы не будете предъявлять претензии к нам за бесцеремонное отношение?

– Не буду. В обмен на информацию о коллегах Кэт, – решила я извлечь пользу из ситуации.

– Хорошо.

– Еще мне нужно позвонить своему дяде.

– Пройдемте в мой кабинет. Вы голодны?

– Я пить хочу еще с ночи, так можно и умереть от обезвоживания.

– Пить вам хочется потому, что вчера вам укололи снотворное. Сегодня бы вам поставили капельницу, и вы бы перестали чувствовать жажду.

В кабинет доктора принесли мою одежду, в которой я была в мастерской. Она была слегка испачкана краской. Доктор заметил пятна и, кажется, еще больше успокоился на мой счет. Доктор сам приготовил мне чай и угостил бутербродом. Я позвонила дяде Вене и попросила забрать меня из психушки.

– Алечка, что случилось? У тебя срыв? Что опять нахлынуло? – забеспокоился дядя Веня.

– Нет. Все в порядке, я позже объясню.