Господи, как бы мне хотелось никогда не отпускать её.

— Привет, — говорит она, улыбаясь мне.

Я протягиваю ей цветы.

— Ты выглядишь прекрасно.

— Спасибо.

Она наклоняется, чтобы понюхать их, затем смотрит на меня сверкающими глазами, приподняв уголки губ. Ах, Бринн, Бринн, как я тебя люблю.

— У меня где-то есть ваза, — слышу я свой голос. — Я отыщу её для тебя.

Она кладёт маленький букет на край стола, встаёт и кружится.

— Я понятия не имела, что у твоей мамы было ещё несколько вещей в сундуке. Большинство её платьев были слишком малы, но я подумала, что смогу кое-что придумать, если надену свитер.

Я делаю шаг вперёд и впиваюсь в неё взглядом.

— Я никогда не видел такой красивой женщины, как ты, Бринн Кадоган.

Она краснеет, и на секунду я чувствую себя королём мира, потому что мои действия и слова каким-то образом умудряются задеть её. Я недостоин её, но она здесь, со мной, её щёки розовые, а глаза нежные.

— Ты побрился, — говорит она.

— Старая опасная бритва деда, — отвечаю я, потирая гладкую челюсть.

— Ты безумный красавчик, Кэсс.

— Верно.

Никто никогда ранее не называл меня красавчиком. Ну, мама. Но мамы не в счёт — они должны думать, что их сыновья красивы.

Она смеётся, качая головой.

— Обжигающе горяч.

Хотя я никогда раньше не слышал этого выражения, её потемневшие глаза говорят мне, что это хорошо — быть обжигающе горячим, и я не могу удержаться от улыбки, глядя на неё сверху вниз, мой румянец, вероятно, такой же яркий, как её.

— Окей. Эм, спасибо, наверное.

— Мне показалось, что я слышала музыку, — говорит она, заглядывая мне через плечо.

— Так и было. Я купил батарейки для моего радио.

— И это был свет свечи, который я видела сквозь занавески?

— Да, мэм.

— И если я не ошибаюсь, я слышала, как хлопнула пробка.

— Я не могу поручиться за урожай, но да, я купил нам немного вина.

— Ужин при свечах с музыкой и вином, — вздыхает она, её глаза мягкие и нежные. — Теперь ты меня балуешь.

«Это потому что я люблю тебя», — думаю я, но просто киваю, предлагая ей свою руку.

— Пойдём?

Она с тихим смешком берёт меня за руку и кладёт ладонь на сгиб моего локтя.

— Сегодня моё первое свидание, — говорю я, провожая её через гостиную и входную дверь. — Я ждал этого очень долго.

Мы вместе выходим на крыльцо.

— Надеюсь, я всё правильно понял.

Она ахает, когда видит наш освещенный свечами стол, пылающий костёр сразу за ним и Катадин вдалеке.

— Вау, — бормочет она. — Ты справился.

Теперь моя очередь смеяться от удовольствия, наслаждаясь её реакцией.

— Да?

— Д-да.

Она кивает, потом шмыгает носом и поднимает руку, чтобы вытереть глаза.

— Это действительно п-прекрасно. Спасибо.

— Эй. Ты плачешь, — говорю я, кладя руки ей на плечи и поворачивая её лицом к себе. — Почему ты плачешь, ангел?

— Ты ангел, — она наклоняется вперёд, всхлипывая у меня на груди, прижимаясь щекой к моему плечу. — Ты спас меня. Ты снова вдохнул в меня жизнь. Я… Я… о, Кэсс.

Её плечи дрожат под моими руками, и я не знаю, почему она такая грустная, но я ненавижу это, хоть и печаль — это часть Бринн, которую я люблю. Её доверие к миру было украдено, когда её жених был застрелен, и снова, когда на неё напали на горе. Она имеет право на свои слёзы, и для меня большая честь быть тем человеком, к которому она обращается, когда ей нужно поплакать.

— Шшшш, милая девочка, — бормочу я, подхватывая её на руки и садясь на одну из качалок на крыльце, покачивая её на коленях. — Всё нормально. Всё будет хорошо.

— Не будет, — шепчет она, её дыхание дразнит мою шею. — Я п-пытаюсь быть х-храброй. Но попрощаться с тобой, это с-сломает меня п-пополам.

Я заставляю себя проглотить внезапный комок в горле, потому что её слова отражают мои чувства. О, Боже, если бы только мы могли убежать.

Но от того, что я есть, кто я есть, никуда не убежишь. Это достаточно эгоистично, что я забираю у неё эти две недели. Я не могу взять больше. Я не буду.

Но я тоже не хочу причинять ей боль.

Я прочищаю горло, морщась, потому что слова, которые я собираюсь сказать, горькие на вкус.

— Может быть… может быть, нам стоит остановиться здесь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… нам не нужно заходить дальше или усложнять это ещё больше. Мы могли бы, ты знаешь, прекратить это сейчас. Это. Нас.

— Нет!

— Бринн…

— Нет! Мы договорились на две недели.

— Я не хочу причинять тебе боль, — говорю я, поднимая руку, чтобы избавиться от жжения в глазах и желая, чтобы я не был тем, кто я есть.

Она лежала, свернувшись калачиком, у меня на коленях, но теперь она садится и отстраняется от меня, глядя на гору, которая была здесь задолго до нас и будет здесь ещё долго после того, как нас не станет.

— Мне будет немного грустно время от времени, — говорит она, — потому что мне больно думать о том, чтобы оставить тебя.

— Именно поэтому…

— Но я хочу тебя любым способом, которым могу иметь, Кэссиди Портер, — говорит она, перефразируя мои слова, когда поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и поднимает руки, чтобы погладить меня по щекам. — Я не знаю, почему ты не можешь видеть со мной то же самое будущее, которое я могу представить с тобой. Я не знаю, какие секреты ты хранишь, которые заставляют тебя думать, что мы должны быть вместе на короткий срок. Но я знаю, что каждым ударом сердца я обязана тебе, потому что ты спас меня, так что, в некотором смысле, это принадлежит тебе так же, как и мне. И сколько бы времени у меня не было с тобой, Кэсс, я не откажусь от него.

Окончив эту короткую речь, она страстно целует меня, её шелковистый язык скользит между моих губ, а пальцы запутываются в моих волосах. Когда она отстраняется, её грудь поднимается и опускается вместе с её прерывистым дыханием, а её глаза черны, как ночь.

— Я хочу свечи, вино и костёр, но сначала, — говорит она, соскальзывая с моих колен и становясь передо мной, — я хочу тебя.

Освещённая закатом позади Катадин, она тянется к свитеру и стягивает его с плеч, позволяя ему скользить вниз по рукам. Потянувшись назад, она расстегивает молнию на сарафане, вытаскивая руки из лямок, и позволяет ему мягко со свистом упасть на пол. На ней нет лифчика, только белые трусики, и она просовывает большие пальцы за пояс и тянет. Я смотрю, как они скользят вниз по её ногам. Она выходит из них и встаёт передо мной, обнажённая, в лучах заходящего солнца.

— Кэсс, — бормочет она прерывистым и глубоким голосом, протягивая мне руку. — Ты мне нужен. Пойдём со мной.

Я не смел дышать с тех пор, как она сказала: «Я хочу тебя», но наполняю лёгкие воздухом, когда беру её за руку и встаю, следуя за ней обратно в дом.

Её пальцы переплетаются с моими, когда мы пересекаем гостиную и входим в её комнату. Свет заката заливает маленькую комнату неземным теплом, в то время как она поворачивается ко мне лицом и пятится к кровати. Удерживая мой взгляд, её руки поднимаются к моим плечам, и она просовывает пальцы под мою фланелевую рубашку, поглаживая ладонями мою кожу, чтобы спустить её вниз. Её руки касаются моей груди, затем опускаются к краю футболки, которую она тянет вверх. Я тянусь к скомканному хлопку и стягиваю его через голову, моё сердце колотится от любви и предвкушения, когда я смотрю на неё сверху вниз.

Её губы дёргаются в усмешке, а руки медленно скользят по мышцам живота. Они следуют за V-образными линиями мышц и костей к поясу моих джинсов. Чуть приподняв подбородок, она тянется к пуговице и расстегивает её, затем расстегивает молнию на джинсах.

Стягивая джинсовую ткань с моих бёдер, она смотрит вниз и ахает от удивления, обнаружив, что на мне нет нижнего белья. Когда я выхожу из джинсов, я так же обнажён, как и она.

Не касаясь, мы стоим лицом друг к другу, наши тёмные взгляды сцеплены. Периферийным зрением я вижу, как её грудь поднимается и опускается в такт с дыханием. Без сомнения, она видит мою эрекцию — толстую и напряжённую, направленную прямо вверх между нами и пульсирующую с каждым ударом моего сердца.