Наша собственность находится в конце пустынной дороги, окружённая Национальным лесом Уайт-Маунтин, и мы построили наш дом на десять миль вглубь нашей земли для ещё большего уединения. Думаю, будет справедливо сказать, что мы — самый отдаленный от цивилизации дом.

Странно иметь электричество по щелчку выключателя или горячую воду только потому, что я этого хочу. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью привыкнуть к этому, но я достаточно мужчина, чтобы признать, что ценю спутниковое телевидение, хотя до сих пор не понимаю, зачем кому-то нужно так много каналов.

От нашего дома до дороги двадцать минут езды, но как только вы доберётесь туда, вам останется всего пятнадцать минут до Норт-Конвея, где есть все магазины и рестораны, которые вы можете себе представить, плюс мемориальная больница, которая важна для моей Бринн.

Особенно сейчас.

Я смотрю на неё: она читает на подоконнике в солнечном свете, её живот округляется с каждым днём. Она должна родить только через четыре месяца, но я тоже рад быть поближе к городу. На прошлой неделе я присоединился к ней на приеме у врача и смог услышать, как сильно бьётся сердце моего сына внутри неё. Благодать. Такая благодать.

Эта женщина, моя жена, вернула мне мою жизнь, и в своём теле она выращивает жизнь, которая наполовину её и наполовину моя. Вместе, они — чудо, о котором я мечтал, но никогда не думал, что смогу иметь, и моё сердце замирает при мысли о том, что с ними что-то случится. Я буду защищать их и лелеять, пока свет моей души не угаснет. Я никогда-никогда не буду принимать их как должное. Я буду жить в почтении и благодарности.

— Ты смотришь на меня как сумасшедший, — говорит Бринн, глядя в мою сторону и ухмыляясь.

— Это потому что я без ума от тебя, — отвечаю я, подходя к ней с двумя кружками чая.

Она хихикает, принимая кружку и делая быстрый глоток.

— Ооо! Вкусный и горячий.

Я киваю, глядя в окно на простор земли и горные вершины вдалеке.

— Ты поговорил со своей… с Норой?

Через несколько недель после того как Бринн рассказала мне о моих родителях, я связался с Норой и Джексоном Уэйнами по электронной почте, как только Бринн показала мне, как ей пользоваться. Я объяснил, что сын, которого они знали как Джексона-младшего, умер, объяснил, что произошло в 1990 году, и представился их биологическим сыном. Хотя потребовалось некоторое время, чтобы распутать всё для них, как только они всё поняли, им не терпелось назначить время и место для личной встречи.

При встрече я признался в своей связи с их сыном, Джей-Джеем — что я убил его, спасая жизнь Бринн, и затаил дыхание, задаваясь вопросом, захотят ли они всё ещё иметь отношения со мной после этого откровения. Но, к моему удивлению, они захотели. Я уверен, что они по-своему горевали о сыне, которого знали, но они не принесли мне ничего, кроме прощения с распростёртыми объятиями и принятия.

Бринн была права: я очень похож на моего отца, Джексона, которого я зову Джеком. На самом деле, настолько, что никто из нас не удивился, когда тест ДНК, который мы прошли, подтвердил, что мы отец и сын. Нора, моя биологическая мать, недавно попросила меня называть её мамой, но я пока не могу. Розмари Клири не была идеальной, но она любила меня, и я любил её. Она была моей матерью, даже если мы не были родственниками, и из уважения к её памяти, я думаю, что она будет единственной женщиной, которую я когда-либо назову мамой. Надеюсь, со временем Нора с этим смирится.

Я не смог достаточно быстро избавиться от фамилии Портер, но и Уэйн не казалась правильной. В конце концов, с помощью Бринн, я решил, что моё имя должно быть Кэссиди Клири, а имя нашего ребёнка будет Колин Фрэнсис Кадоган-Клири, наполовину дедушки, которого я знал, и наполовину дедушки, который уже его обожает.

Мы часто видимся с Кадоганами, которые купили домик у озера в двадцати милях к югу от нас, на озере Конвей. Их дом довольно большой, там много места, чтобы принять Уэйнов, с которыми они стали очень близки и которые планируют приехать ближе к сроку родов Бринн. Этот ребёнок точно будет окружён любовью.

Мой двоюродный дедушка Берт — брат моего деда — связался со мной несколько месяцев назад, и хотя я не видел его уже много лет, мы встретились на полпути между его домом и моим и провели вечер, попивая пиво и вспоминая старую усадьбу. Я часто вижу её в своих снах, и когда вижу, она не горит. Я помню дни, которые мы с Бринн провели там, и в основном мои воспоминания делают меня счастливым.

Дядя Берт продал землю в штате Мэн и отдал половину денег мне. Я сказал ему, что мне они не нужны, но он настаивал, что дедушка хотел бы, чтобы они у меня были. Я позабочусь о том, чтобы моей жене было комфортно, и, полагаю, на эти деньги отправлю моего сына в колледж, хотя это расходы серьезнее, чем я могу себе представить. Меня учили жить тихо, и даже в нашем современном доме, с электричеством и спутниковым телевидением, я всё ещё люблю, чтобы всё было просто.

— Я разговаривал с ней, — говорю я, отвечая на вопрос Бринн о Норе. — Она остановится у твоих родителей в доме у озера в октябре.

— А Джек?

— Он ищет замену, чтобы позаботиться о делах в церкви в октябре и ноябре. — Я улыбаюсь ей, вспоминая слова Норы. — Думаю, они будут следовать за этим ребёнком по всей больнице, чтобы убедиться, что история не повторится.

Она улыбается мне и поднимает ноги, чтобы я мог сесть. Когда я сажусь, я ставлю свой чай на подоконник, и она кладёт свои ноги мне на колени, точно так же, как она делала, когда мы вместе сидели на диване, читая «Молитву об Оуэне Мини» и произведения Курта Воннегута. Я растираю ей ноги, потому что знаю, что ей это нравится. И я делаю это, потому что я люблю её и никогда-никогда — ни на одну секунду в любой день между сегодняшним днём и днём моей смерти — я не забуду, что она — моя жизнь, моё бьющееся сердце, мой ангел и моё спасение.

— Я люблю тебя, — говорю я, останавливаясь, чтобы посмотреть на её живот с глубокой гордостью и счастьем, прежде чем поднять взгляд на её лицо. — Всегда.

— Я тоже тебя люблю, — отвечает она с искоркой в её зелёных, как плющ, глазах. — Всегда.

Я больше не думаю о Поле Айзеке Портере, хотя время от времени мне снится тот енот. В своих любимых снах я придумываю способ освободить его. Я смотрю, как он хромает в лес, надеясь, что он найдёт способ волшебным образом исцелить себя и продолжить жить.

В каком-то смысле, я полагаю, именно это и случилось со мной и Бринн.

Мама и я были сломлены и напуганы, когда убежали в лес, и вот каким бы я остался, если бы не Бринн.

Она была моей магией.

Она исцелила меня.

Она вернула мне мою жизнь.

Она есть и всегда будет величайшим сокровищем моей жизни.

Благодаря ей, я любим.

Конец