Положение греческого гарнизона сделалось отчаянным после того, как его командир был застрелен во время ночного обхода позиций. Но Криезотис, храбрый вождь иррегулярных войск, сумел пройти через линии турок и войти в крепость, а Фавье 13 декабря последовал за ним, приведя с собой крупное пополнение. Однако это только ухудшило положение осажденных, ибо в Акрополе и без того уже скопилось много народу. Несмотря на фирман, полученный Стратфордом Каннингом, который запрещал обстрел древних памятников архитектуры, в храме Эрехтейон обрушилась крыша, похоронив под своими обломками несколько афинских женщин.
Военные несколько раз пытались снять осаду Акрополя. Генерал Гордон, историк революции, 5 февраля 1827 года занял Муникию, а полковник Бурбаки, кефаллонец, служивший когда-то во французской армии, подошел к Афинам с северо-запада. Но обе эти атаки потерпели крах; Бурбаки погиб на равнине около Каматерона, и его голову отослали в Стамбул; Гордону пришлось оборонять Муникию. Не повезло и полковнику Хайдеку, агенту короля Баварии, горячо выступавшему за свободу Греции; его наступление на Оропос закончилось провалом. Тогда командование было поручено двум выдающимся британским офицерам – лорду Кохрейну, который когда-то служил в Южной Америке, и сэру Ричарду Чёрчу, сражавшемуся в Египте, Италии, на Ионических островах, где он был ранен, свел знакомство с Колокотронисом и другими греческими вождями и заслужил их уважение. Весной 1827 года оба этих английских офицера приняли на себя командование морскими и сухопутными силами Греции. Кохрейн возглавил флот, а Чёрч – армию. Оба сосредоточили свои усилия на Пирее, а Караискакис им помогал.
Вслед за этим случились три несчастья, одно за другим. За великолепно подготовленной атакой на турецкие позиции, расположенные вокруг Пирея, последовала резня албанцев, которые сдали грекам монастырь Святого Спиридона в ответ на обещание, что им будет сохранена жизнь. В последовавшей за этим стычке Караискакис, «в одно мгновение ангел, а в другое – дьявол», как он сам себя характеризовал (впрочем, в последнее время он больше напоминал ангела, чем дьявола), был смертельно ранен на том самом месте, где теперь в его честь воздвигли памятник. В его лице погиб один из самых популярных лидеров революции. А утром, в день его смерти, Ричард Чёрч потерпел сокрушительное поражение у Фалерона, из-за которого он был вынужден оставить свои позиции на Муникии.
Гарнизон Акрополя остался без защиты, и 5 июня была подписана капитуляция. Об обороне, которой руководил Фавье, нам напоминает мемориальная доска, установленная в Одеоне Герода Аттика.
После того как «Афинский замок» пять лет принадлежал Греции и десять месяцев выдерживал осаду турок, он снова перешел под власть султана; но это было в последний раз. Туркам удалось подчинить себе всю континентальную Грецию; захват Афин завершил то, что началось с осады Месолонгиона.
К счастью для Греции, через месяц после падения Акрополя Великобритания, Франция и Россия подписали договор 6 июля.
Пока турки осаждали Афины, греческие политики провели третью Национальную ассамблею в живописной деревне Дамаласе, которая в Средние века принадлежала франкскому барону. Эта деревня располагается на месте древнего города Трезен (родина Тесея), по которому этот парламент и получил свое название. Здесь произошло сближение двух соперничающих фракций правительства Эгины и оппозиции, которую возглавлял Колокотронис из Гермионы (современное название – Кастри). Этому способствовал лорд Кохрейн, который посоветовал лидеру второй партии прочитать первую филиппику Демосфена и закон, принятый благодаря его совету.
Здесь, в романтической обстановке, в лимонном саду, ассамблея 14 апреля избрала графа Иоанна Каподистрию президентом Греции, в которую входили провинции, взявшие в руки оружие. Он должен был занимать этот пост в течение семи лет. В ожидании его приезда страной должна была управлять комиссия из трех человек: Георгия Мавромихалиса (который позже станет убийцей Каподистрии), Милаетиса и Накоса. О них тогда мало кто знал, да и опыта управления у них не было.
Каподистрия был избран благодаря русофильской партии, лидером которой был Колокотронис; его поддержали франкофильская партия под руководством Колеттиса и Кунтуриотиса, поскольку неприязнь Карла Х[25] к орлеанскому дому сделала невозможным избрание герцога де Немура.
Выбор ассамблеи, хотя и не понравился многим, был в ту пору самым удачным. Каподистрия был самым талантливым греческим дипломатом того времени; он пользовался расположением русского царя и был знаменит своим патриотизмом. Впрочем, хорошие дипломаты редко становятся выдающимися государственными деятелями, а патриотизм теряет свое практическое значение в человеке, который много лет жил за границей и утратил ощущение своей страны.
Каподистрия хорошо знал Ионические острова, но остальная Греция была ему мало известна; да и греческое общество очень сильно отличалось от общества на острове Корфу (Керкира). Рожденный, когда Корфу находился еще под властью Венеции, он не умел даже правильно писать по-гречески. Но он был честен и умел командовать; даже британцы, люди вроде Кохрейна, Чёрча и Гамильтона, считали, что выберут именно его. Ибо все друзья Греции понимали, что ей необходимо единство; а граф с острова Корфу, как всем казалось, был именно тем человеком, который смог бы объединить страну. Но время показало, что Каподистрия принес ей не мир, но меч.
За выборами президента быстро последовало подписание соглашения между тремя странами-покровительницами. 6 июля 1827 года Великобритания, Франция и Россия заключили в Лондоне договор, в котором обязались служить посредниками между Грецией и Турцией, и потребовали от обеих сторон немедленно заключить перемирие. Вскоре планировалось создание Греческого автономного государства, которое должно было находиться под властью султана и платить ему дань. В дополнительной статье к этому договору было оговорено, что если Порта в течение месяца не примет этих условий, то три державы отправят к греческому правительству своих консулов и постараются, насколько им это удастся, предотвратить столкновение между воюющими сторонами, «не принимая, однако, участия в военных действиях».
Командирам флотов трех держав были отправлены инструкции, а адмирал Кодрингтон сообщил греческому правительству об условиях перемирия, которые греками были приняты, а султаном отвергнуты. Тем не менее, несмотря на перемирие, капитан Гастингс, филэллин, на корвете «Картерия» («Упорство») разбил турецкую флотилию неподалеку от Дельф и Салоны. Ибрахим, пылая гневом, решил отомстить англичанину, но тот заставил его вернуться в залив Наварин (Пилос), где египетский и турецкий флоты были заблокированы эскадрами адмиралов трех держав.
Ибрахим не мог выйти из бухты, но имел возможность грабить ее берега; соответственно, опасаясь приближения сезона штормов и желая положить конец опустошению Мореи, три союзнические эскадры[26] 20 октября 1827 года вошли в залив.
Кодрингтон велел не открывать огня, пока этого не сделают турки, но мусульмане сразу же поняли, что сражение неизбежно, и выстрелили в сторону «Дартмута». Моряки «Дартмута» и французского флагмана ответили залпом из мушкетов. Египетское судно ответило пушечным залпом, и сражение началось. Когда на следующее утро встало солнце, то из 82 судов, составлявших турецкий и египетский флоты, на плаву оставалось лишь 29. Побежденные потеряли 6 тысяч человек, союзники – всего 172; их имена были выбиты на трех памятниках, отмечающих место сражения. После Лепанто Турецкая империя не терпела еще такого сокрушительного поражения на море![27]
Весть о победе в Наваринском бою вызвала у греков и у тех, кто сочувствовал их делу, бурю восторга. В Англии, где к тому времени уже не было Каннинга, ибо он умер, король в своей тронной речи назвал это сражение «несчастным случаем». Тем не менее он вручил Кодрингтону и нескольким офицерам, которые одержали, по словам Рассела, «славную победу», заслуженные награды.
