– Любишь? – тихо сказал Драко, ненавидя напоминание о том, как ужасно он выглядит, но всё равно желая, чтобы Гарри не молчал.
– Да, – кивнул брюнет, его голос был тёплым, а лицо добрым, – Я действительно люблю.
– Ну… – Драко заколебался, чувствуя, что вновь краснеет, но стараясь не обращать на это внимания, – я… я полагаю, что… ты знаешь… что я, хм, ты знаешь… чувствую то же самое, или что-то в этом роде, – на лице Гарри отразилась смесь эмоций, и Драко поспешил продолжить, – Я имею в виду… Блять! – он резко выдохнул, удивляясь, почему так трудно произносить те слова, которые Гарри, казалось, без труда произносил каждые пять секунд. Почему Драко не умеет так же искренне выражать свои эмоции? – Чёрт, Гарри, ёмаё! Я тоже чертовски люблю тебя, ясно? – слова были почти выкрикнуты, и Драко съёжился, ожидая реакции Поттера.
В комнате воцарилась тишина. Никто из них не произнёс ни слова. Единственными звуками, которые Драко мог слышать, были стук собственного сердца и собственное неровное дыхание, скребущее по пересохшему горлу. Чем дольше длилось молчание, тем больше паника охватывала Драко. Почему Гарри ничего не говорит? Почему он не отвечает? Почему он ничего не сделал, например, не убежал из комнаты или не рассмеялся ему в лицо? Почему он этого не сделал…
Внезапно тёплые руки обняли его, и Драко, моргая, уставился в потолок, не понимая, как он оказался лежащим на спине, а Гарри теперь лежал на нём. Что происходит? Почему Гарри обнимает его? Было ли это объятием из жалости, ведь он явно сейчас жалок? Чёрт, знал же, что нужно было бежать на континент. Никто там не знает, насколько он жалок.
– Ты серьёзно это сказал? – хрипло спросил Гарри, слова были несколько приглушены его нынешним положением – его лицо было прижато к шее Драко, – То, что ты только что сказал. Ты действительно это имел в виду?
– Конечно, – машинально ответил Драко, жалея, что не может заглушить собственные слова. Несправедливо, что слова Гарри были приглушены, а его – нет, – Конечно, я был серьёзен, когда говорил. Твои волосы действительно ужасны, Поттер.
Драко скорее почувствовал, чем услышал смех Гарри, грохочущий в его груди и вибрирующий вдоль каждой части тела, которая касалась его.
– Ты просто смешон, Драко Малфой, – сказал он, целуя его в шею, – Я так сильно люблю тебя.
Услышав это, Драко отстранённо почувствовал, как его руки поднялись без приказа, и нерешительно обняли Гарри, который в ответ обнял его ещё крепче.
– Я тоже люблю тебя, – прошептал он, отчаянно смущаясь. Он сказал бы, что был только на восемьдесят шесть процентов смущён, на сорок один процент счастлив, на двадцать три процента в экстазе, на пятьдесят четыре процента сбит с толку и только на шестьдесят семь процентов унижен. И на семнадцать процентов хотел пить.
Он нахмурился, про себя размышляя, насколько велик шанс, что его математика была, возможно, немного неверна.
Прочистив горло, он всё ещё чувствовал, как пылают щёки, и вознёс молитву всем высшим силам, слушающим его, чтобы однажды он смог обуздать своё смущение.
– Я, э-э, действительно сожалею, ты же знаешь, прости. За… за всё, что случилось, и за всё, что я сделал.
Гарри вздохнул.
– Всё в порядке, Драко. Всё нормально. Конечно, такие действия совершенно не благородны – так поступать с кем-то, но… – он заколебался, и Драко изо всех сил старался не показать, как сильно ему нужно, чтобы Гарри закончил то, что он собирался сказать, – но… Блэйз сказал мне… что всё происходящее никогда не было фальшью для тебя. Он сказал, что всё реально. Он сказал, что я тебе всегда нравился, с самого начала.
– Блэйз ничего не знает, – машинально ответил Драко, не в силах побороть свой врождённый инстинкт в любой ситуации заявить, что Блэйз тупица. В конце концов, кто он такой, чтоб скрывать от общественности правду.
Гарри отстранился, чтобы бросить на него недоуменный взгляд.
– Значит, ты считаешь, что он ошибся?
– Гм, ну… – пробормотал Драко, лихорадочно соображая, как бы ему незаметно выбраться из трясины, в которую он сам себя загнал, – Знаешь ли, Гарри…
– Когда у тебя появились ко мне чувства? – в лоб спросил Гарри, убирая со лба Драко несколько непослушных прядей, – Мне нужно знать.
Первой реакцией Драко было желание отрицать сам факт наличия подобных тёплых чувств, прежде чем он вспомнил, что они, вообще-то, действительно были у него, и что он признался в них несносному гриффиндорцу всего несколько мгновений назад, и отрицание своих же слов заставило бы его выглядеть слегка умственно отсталым.
– Не знаю, – пробормотал он, гадая, перестанет ли когда-нибудь гореть его лицо. Если он не сможет справиться со своим смущением, то ему точно придётся сделать какую-нибудь глупость. Например, упасть в обморок. Или всё же сбежать из страны?..
– Мне нужно знать, Драко, – тихо сказал Гарри, продолжая перебирать его волосы.
Драко беспомощно уставился на него. Он понятия не имел, как ответить на этот вопрос – у него просто не было ответа!
– Я не знаю, – сказал он с болью в голосе, – Не знаю, Гарри. Но… – он замолчал, ненавидя то, как вытянулось лицо Гарри, – Но… я имею в виду… послушай, – фыркнул он, – я не знаю, когда я начал испытывать к тебе чувства. Пэнси и Блэйз оба говорят, что это было до того, как я подошёл к тебе, и даже до того, как Блэйз придумал этот дурацкий план, но я честно не знаю, Поттер.
– Но… я знаю, что бо́льшая часть меня хотела подойти к тебе. И, возможно, в первую очередь именно поэтому я и согласился с планом Блэйза. Я просто хотел поговорить с тобой. Разве у меня мог быть другой предлог подойти к тебе и попытаться завязать разговор? Я помню, как был взволнован нашим первым свиданием, которое, как я постоянно повторял себе, было организовано только из-за дурацкого плана и того, как сильно я хотел, чтобы он сработал. Но правда в том, Гарри, что на самом деле я никогда не переживал насчёт плана, и я не желал, чтобы он сработал. Я принял осознание того факта, что мне приятны твои чувства, пусть даже на тот момент я и хотел их использовать для манипулирования. Но я не думаю, что всё так просто. Отнюдь не из-за плана я радовался твоему ко мне отношению. И уж конечно, я никогда бы не заговорил о поцелуе первым, если бы сам не хотел поцеловать тебя. И я определённо никогда не стал бы инициатором поцелуя, если бы сам не хотел поцеловать тебя. Ты когда-нибудь пробовал целовать кого-то, кого находишь отталкивающим? Я вот нет. Потому что это было бы мерзко. А я не делаю того, что мне противно. Ты понимаешь, о чём я? – последний вопрос был задан с таким отчаяньем, что Драко в панике захлопнул рот, молясь, чтобы больше ни одно слово не вырвалось наружу.
– Да, – тихо сказал Гарри, и лёгкая улыбка медленно расползлась по его лицу, – я думаю, я понимаю. Ты был влюблён в меня всё это время.
Драко закатил глаза, удивляясь, как это возможно, что он покраснел ещё сильнее, чем раньше. Но он не мог противиться этому незамысловатому утверждению. Он не хотел отрицать это утверждение. Возможно, он действительно был влюблён в Гарри всё это время. У него не было ни малейшего представления о том, как бы получить ответ. Драко удивлялся, почему Гарри был так уверен, что влюблён в блондина; почему он был так уверен, что то, что он чувствовал, было любовью. Как же сам Драко узнал, что его чувства к Гарри переросли в любовь? В прошлом он испытывал к Гарри так слишком много всего – ревность, обиду, ненависть, раздражение, восхищение, зависть, глубокое и абсолютное отвращение, возбуждение, смятение, сочувствие, счастье, печаль, сожаление, тоску… но разве все эти чувства равны любви? Была ли любовь чем-то вроде слияния различных эмоций? Может быть, все они вместе образуют абстрактную, непостижимую вещь, называемую любовью? Были ли все эти виды чувств необходимы для того, чтобы эмоция была классифицирована как любовь? Или любовь – это особое, отдельное чувство, стоящее выше всех остальных?
Драко понятия не имел.
Но разве это имеет значение? Может быть, он никогда со стопроцентной уверенностью не научится определять любовь, но разве это сейчас имеет значение? Ведь сейчас единственное, что важно – это дать Гарри понять, что он чувствует, прежде чем тот снова уйдёт от него. Возможно, всё, что требовалось от него в данный момент – это честность.
