– Я не голоден, – ответил Драко, его голос звучал как осенние листья – сухие и мёртвые, ни намека на цвет или жизнь не осталось в их иссохших, завядших пластинах; он был всего в мгновении от того, чтобы полностью рассыпаться от малейшего прикосновения, малейшего намёка на ветер. Он чувствовал себя Инферналом, пустым, пропащим и гниющим, вынужденным влачить некое подобие существования, которое не было ни смертью, ни жизнью. Он не знал, кто он такой.
– Прости, Драко, – тихо сказал Блэйз, и его слова наконец-то вывели Драко из транса.
– Простить? – хрипло спросил он, эти два слога неприятно царапнули его горло, а язык оказался грубым, как древесная кора.
– За то, что случилось, – объяснил Блэйз, непривычно мрачным тоном для обычно весёлого и саркастичного парня, – Это моя вина, Драко. Всё это. Именно я придумал этот дурацкий план, и я подтолкнул тебя к нему. И на мне лежит вина за всё произошедшее. Извини.
– Ты не виноват, Блэйз, – ответил Драко, уткнувшись лицом в матрас, – На самом деле, всё сделал я сам. Ты меня не заставлял.
– Но я сожалею, – пробормотал Блэйз, – что вбил тебе эту идею в голову. Я просто… я и подумать не мог, что всё так обернется. Я не желал тебе боли, ты же знаешь. Ты мой лучший друг, Драко.
Драко почувствовал, как его глаза вновь начало печь – от извинений, от ситуации, от напряжённого клубка болезненных эмоций, пронзивших его.
– Я знаю, – прошептал он, – Есть только один человек, которого я виню, Блэйз, и это не ты.
– Мы любим тебя, ты же знаешь, – мягко сказала Пэнси, гладя его по волосам, – Мы с Блэйзом любим тебя, Драко.
Одна слеза скатилась по щеке.
– Я знаю, – повторил он, пытаясь сдержать рыдания, – И Гарри тоже любит.
И не успел он опомниться, как уже рыдал, натягивая одеяло на голову, словно это могло остановить слёзы, остановить страдания его разрушенного мира. Но это невозможно, ничто не может.
Он услышал ещё один всхлип, не свой собственный, за мгновение до того, как Пэнси обвилась вокруг него, крепко прижимая к себе, плача вместе с ним и позволяя ему плакать. Он почувствовал, как Блэйз обнял их обоих, друзья придавили Драко своим весом, и это заставило его почувствовать себя живым, заставило его чувствовать себя в безопасности и заботе. Заставляя его плакать ещё сильнее из-за того, что он потерял.
– Нам так жаль, Драко, – прошептала Пэнси, и её страдальческий тон, беспокойство, которое он услышал в её голосе, заставило его высвободить одну руку из одеяла, слепо потянуться и поймать руку Пэнси. Он вцепился в неё, крепко сжимая, нуждаясь в прикосновении, нуждаясь в заботе, нуждаясь в том, чтобы знать, что он не потерялся совсем один в своём горе. Он не был уверен, что когда-нибудь сможет выбраться из запутанных чёрных глубин своей скорби. Ему просто нужно было не чувствовать себя таким одиноким, пусть даже теперь он действительно был одинок. Даже если теперь он всегда будет сломлен.
– Всё будет хорошо, Драко, – пробормотал Блэйз, – Всё будет хорошо. Вот увидишь. С тобой всё будет в порядке. Я обещаю.
Эти слова заставили Драко заплакать ещё сильнее, потому что он знал правду. Хорошо… Ничто никогда не будет хорошо, и все пустые банальности в мире не изменят этого. Единственное время, когда жизнь Драко была в порядке, была с Гарри, и вот она ушла навсегда.
Теперь Драко навсегда останется один. В конце концов, он сам об этом позаботился. Ему некого винить, кроме самого себя.
И всё, что он мог сейчас сделать – это оплакать всё, что он потерял.
========== Глава 14 ==========
Комментарий к Глава 14
В которой звучат извинения, упрямым гриффиндорцам не удаётся скрыться, Уизли ни в коей мере не пугает, а Блэйз Забини вмешивается, чтобы спасти положение.
Блэйз Забини никогда не был склонен к сентиментальности. Он никогда не был особенно отзывчивым человеком. Он никогда не предавался эмоциям, никогда не испытывал угрызений совести. Всего две недели назад он даже не был уверен, сможет ли дать точное определение чувству вины.
И всё же сейчас всё, что он чувствовал, была вина. Теперь, наконец, он понял то неведомое чувство, что мучило Драко с тех пор, как начались его липкие, запутанные отношения с Поттером.
Наконец-то Блэйз всё понял. Но больше всего он осознал, что натворил. И это новое чувство ему это определённо не нравилось.
Да он его просто ненавидел! Он ненавидел своё чувство вины, он ненавидел проснувшееся беспокойство за своего лучшего друга, он ненавидел ходить на цыпочках вокруг Драко, не зная, что сказать и что сделать, лишь бы его любимому альбиносу стало легче. И он понятия не имел, как всё исправить. Больше всего на свете он хотел, чтобы всё вернулось на круги своя, как и должно быть. Он хотел, чтобы Драко и Поттер снова были вместе, и он хотел, чтобы Поттер вернулся в их жизнь, в их крошечную банду сломленных неудачников, в которую он так неожиданно хорошо вписался.
Он просто хотел, чтобы все перестали быть такими охеренно несчастными, включая его самого. Драко почти ничего не ел и еле доползал до занятий. Всё, что он делал, это смотрел сквозь… стены, свои записи, своих друзей, всё, что оказывалось перед ним. Пэнси всё время была окутана густой пеленой беспокойства, принимая эмоции Драко как свои собственные и говоря максимально скупо, сохраняя всю свою энергию для обеспокоенных взглядов, которые она бросала в сторону блондина. Её губы теперь походили на лохмотья от того, как часто она жевала их, постоянно покусывая, когда она печально смотрела на Драко, так же не зная как помочь своему любимому ёжику, как и Блэйз.
Гарри по-прежнему отказывался смотреть на них.
Что ж, поклялся себе Блэйз, выпрямляя спину, скоро всё изменится. Если Поттер будет продолжать строить из себя обиженку и отказываться говорить с кем-либо из них, то у Блэйза не будет другого выбора, кроме как взять дело в свои руки, чёрт возьми. Он сыграет роль того самого храброго гриффиндорца, раз на данный момент Гарри Поттер решил сложить ручки. Теперь настала очередь Блэйза Забини спасать мир, его очередь исправлять ошибки. Возможно, раз уж он и заварил всю эту кашу с дурацким планом, ему и расхлёбывать. Но это уже мелочи. Так ведь?
Блэйз был уверен, что он прав.
Маршировать по коридору было приятно – хоть какая-то продуктивность. Он ощущал каждый дюйм своего внутреннего самоотверженного героя, каким, как он всегда знал, однажды вырастет и станет. Даже его шаги звучали альтруистически и героически, пока он шёл по коридору. Возможно, не самое благородное занятие давать шагам оценку, но почему бы и не да. Сейчас Блэйз мог позволить себе любую прихоть.
Дойдя до библиотеки, он замедлился, успокаивая свои смелые шаги, его мужество вытеснило тишину, и вот он уже решительно переступает порог читального зала. Оглядевшись, он сразу же заметил трёх гриффиндорцев за их обычным столиком в глубине комнаты. Сделав глубокий вдох, Блэйз расправил плечи, как мог, прежде чем направиться к их столу. Он чувствовал, как сердце бешено колотится в груди, как не уступает ему пульс, и на секунду он спрятался за книжным стеллажом, чтобы успокоиться. Он никогда бы не признался в этом вслух, но ему было чертовски страшно. Ну, может быть, просто немного волнительно, поправил он себя, прежде чем в следующую секунду передумать. Нет, он определённо был напуган. Он никогда раньше не боялся Гарри Поттера, но опять же, Блэйз никогда и не испытывал на себе ярости Избранного, кроме как того злополучного случая в подземельях две недели назад. Он наивно считал Поттера безобидным парнем, пушистым улыбающимся медвежонком панды, которого не стоит бояться.
До тех пор, пока он не увидел, как ярость Гарри Поттера вырвалась на свободу во всей своей гневной славе, потрескивая, как молния. До тех пор, пока он не почувствовал пекло его взгляда, каким-то образом мулат ощущал одновременно ледяной холод и обжигающий жар, что заставили его безучастно наблюдать за крахом отношений. Никогда прежде Блэйз не видел, чтобы кто-то, кого он считал своим близким другом, смотрел на него с таким бурлящим презрением. Никто из тех, кто ему нравился и о ком он заботился, никогда раньше не посылал его к чёрту. Это было так больно, так неожиданно. И глядя, как Драко погряз в апатии, как он плачет, как он разваливается на части последние две недели, что-то надломилось в Блэйзе. Смотреть было больно. И Блэйзу до смерти надоела эта боль. Его буквально тошнило от того, что его лучший друг так сильно страдает.
