Глубоко внутри зарождается боль. Голос Сабина всегда проникал в самую душу, вызывал самые прекрасные и сладкие муки. В этот вечер я чувствую, что наступает переломный момент, болезненный для нас обоих. Но, должно быть, именно в этом он и нуждается.

Даже когда слова заканчиваются, Сабин продолжает играть, словно с концом песни исчезнет нечто большее. Я позволяю ему медлить, потому что это дает мне время подумать.

Вздрагиваю от прохлады вечера, а возможно, и не только.

– Холодно? – спрашивает он, не переставая бренчать.

Я киваю.

Он поднимается, чтобы сесть рядом со мной, но я останавливаю его.

– Сабин?

– Да, любимая?

– Ты же не планировал переезд в Сан-Диего еще несколько недель назад, правда?

– Конечно, планировал! Я умею хранить секреты. Не замечала такого за мной, да?

Он продолжает наигрывать на гитаре ту же песню, которую я нахожу прекрасной, но невыразимо печальной.

– Нет. Три дня назад ты обещал отогнать мою машину в город для замены масла. А вчера заказал зимнюю парку с отвратительной подкладкой под зебру. Еще сказал, мол, пускай я и считаю ее нелепой, цыпочки клюют на такие принты, а потому ты собирался щеголять ею направо и налево.

– Это все часть моего плана, – поясняет он, постучав по виску между аккордами.

– Ты говорил Эстель, Эрику и Джеймсу, что на День труда будешь вечером фотографировать лодки в заливе, пока над ними вспыхивают фейерверки и освещают небо. Потому что я рассказывала, как это красиво. Ты с нетерпением ждал, чтобы пойти со мной и Крисом на уличный фестиваль. Поэтому я думаю, что ты только что решил уехать. Сегодня, в крайнем случае, вчера. И это вовсе не тщательно спланированное решение, которым ты огорошил нас сегодня вечером. – Сабин, не глядя на меня, снова запел, а значит, я оказалась права. – Что-то случилось?

Я не спешу. Жду, пока он не будет готов.

В конце концов, музыка замедляется и затихает. Сабин шумно выдыхает и откладывает гитару.

– То, что я говорил прежде – правда. Просто пришло время. Мне стало ясно, что пора найти свой путь и перестать сидеть на шее у вас с Крисом. – Нетерпеливым жестом он прерывает мои попытки спорить. – Да. Знаю, что вы меня любите и все такое, но для меня слишком тяжело оставаться.

Его слова еще больше путают и смущают меня.

– Я не понимаю.

– И не должна. Просто поверь: я знаю, чего хочу и… – он наклоняет голову набок и приподнимает мой подбородок, – что для меня лучше. Для нас.

– Что ты имеешь в виду – для нас?

– Послушай, у тебя здесь своя жизнь рядом с Крисом. Вы практически женаты, и не нужно, чтобы я вам мешал.

– Да типун тебе на язык за такие слова! Ты ничему не мешаешь. Мы не женаты и не собираемся жениться. Это не для нас. У нас более чем достаточно места для тебя, и я сейчас не о куче спален в этом доме.

– Я не очень хорош в объяснениях, – разочарованно выдыхает он. – Понимаю, ты хочешь, чтобы я был рядом. Правда, понимаю.

Я с минуту пристально его разглядываю.

– Но ты не хочешь оставаться здесь.

Сабин берет мою руку в свои ладони.

– Не сейчас, нет.

– Почему? Что изменилось?

– Блайт…

Ответ явно мучает Сабина. Он несколько раз начинает, но тут же замолкает, а после лишь качает головой.

– Тебе просто нужно, чтобы я приняла твое решение. Что переехать в сказочный город Сан-Диего и при этом разбить мне сердце – для тебя самое лучшее.

Он поднимает мою ладонь и утирает ею слезу на моей щеке.

– Да.

– Хорошо.

– Спасибо. Спасибо, что притворяешься, будто поняла. – Сабин улыбается. – Уже поздно. Тебе стоит поспать. Ты должна встать пораньше, чтобы попрощаться.

– Я не хочу.

– Тогда ты не обязана вставать, сладкая. Тебе все равно не хочется грустных сцен. Это слишком скучно, верно? Ох, я знаю, почему. У тебя не было времени подготовить прощальную поэму в стиле Доктора Сьюза?[3] Мне не нравится вяленая говядина. Мне не нравится провожать Сабина. Мне не нравится…

Теперь я действительно смеюсь.

– Нет! Я имею в виду, что не хочу вставать рано утром и прощаться, потому что не хочу ложиться.

Его глаза загораются.

– Хочешь не спать всю ночь?

– Ага.

– Устраивать бардак и бесчинствовать?

– Да.

– Наблюдать, как я до последней минуты откладываю сборы, и хихикать, когда стану бросать в чемодан все подряд и забывать самое необходимое, как, например, трусы и журналы с порнушкой?

– Именно.

– Ну что ж, можно.

Этим мы и занимаемся.

Утром приезжает микроавтобус, чтобы забрать людей, которых я люблю больше жизни. Я буду ужасно скучать по Джеймсу, Эстель и Эрику, но особенно по Сабину.

Осень на заливе Френчмен пронизана тишиной. Отсутствие хаоса, устраиваемого близнецами, выносить можно, но мною и Крисом оно все равно ощущается очень остро. Повседневные дела постоянно напоминают, что мы остались одни. Например, когда впервые после отъезда компании я отправилась по магазинам. Вернулась домой с таким количеством покупок, что пришлось заморозить лишнее мясо и продукты. Теперь не нужно ждать очереди, чтобы принять душ или разобраться со стиркой. Меня не отвлекают в любое время суток ни заливистый смех, ни визги, ни хихиканье, ни топот ног по всему зданию.

За почти три месяца мы привыкли к переполненному дому, а потому возвращение к спокойной жизни вдвоем одновременно облегчение и шок для нас. Даже Джон выглядит беспокойным и недовольным с первой же недели, постоянно подбегает к двери и ищет по спальням своих друзей.

Этим вечером воздух прохладен для конца сентября и прекрасен для пробежки. Я завязываю шнурки и несколько раз приподнимаюсь на цыпочки, чтобы убедиться, что кроссовки удобно сидят на ноге. Меня это беспокоит, ведь если затянуть слишком сильно или слишком слабо, то буду отвлекаться всю пробежку. А сейчас нужно, чтобы все было идеально.

Закрыв глаза, я на вдохе поднимаю руки над головой и на выдохе опускаю. Обычную растяжку делаю на автомате, слишком сосредоточенная на предстоящем беге. Ощущаю себя нервной и взвинченной, а потому надеюсь, что тренировка избавит от плохого настроения и звенящей пустоты, которая меня не отпускает.

В наушниках звучит музыка, и я начинаю. Требуется немало времени, чтобы привыкнуть к бегу по холмистой и каменистой местности. Покрытие проселочных дорог тут далеко от совершенства. От постоянного наклона дороги ноги болят, а легкие обжигает огнем, но мне это нравится. Мне следует много бегать и становиться сильнее.

Бег – это часть моего спасения. Даже сейчас, когда я уже не то хрупкое, запутавшееся создание, каким была несколько лет назад, понимаю, что никогда не брошу тренировки. Пусть бег и считается одиночным видом спорта, он никогда не заставлял меня чувствовать себя одинокой. И не заставит. Пока существуют лишь я, музыка и маршрут, он побуждает думать и анализировать.