- Слушай, Маш, ты с сумками постой, -- предложила Леся, -- а я схожу в буфет, еды какой-нибудь добуду. Нам тут теперь ещё два часа торчать.
Из дневника Санжи:
"Батагай -- Егор Мих. Петров (эвен), Аксинья Егор. Петрова (якут.), Ульяна Алексеевна Илларионова (якут.?), Алёна Петр. Илларионова, спросить Марту Альбертовну Кунц (коллекция).
Эсэ-Хайя -- Епросинья Кузьмовна Николаева (якут.) (писать всё!)".
<p>
2. Июнь, Батагай -- Эсэ-Хайя. Очевидное-невероятное</p>
В Верхоянске отряд встретил проводник -- Кожаный Чулок, как его за глаза прозвал Петя. В аэропорту, маленьком и каком-то очень уютном, к отряду прямо на лётном поле подошёл сухопарый невысокий якут и, щуря хитрые глаза, спросил:
- Это вы?
Экспедиция переглянулась:
- Наверно, мы, -- осторожно ответил Петя.
- Ну, раз вы, то давайте грузиться -- вон машина стоит, -- якут подхватил один из рюкзаков, забросил его на спину легко, словно авоську (девушки переглянулись -- это был рюкзак Санжи, и сам он его поднимал осторожно и с трудом), и зашагал в сторону дыры в заборе вокруг лётного поля. За забором стоял армейский "Урал" -- кузов у него был выкрашен, как обычно, в защитный цвет, а вот брезентовый тент был почему-то ослепительно белым. Только оказавшись внутри, приезжие поняли, что до такого состояния брезент просто выгорел здесь, в долгий полярный день; края тента, на которые не падали солнечные лучи, оставались зелёными.
Из-за белого тента в кузове было светло и уютно. Рюкзаки распихали под широкие лавки, прибитые вдоль бортов, а на сами лавки по совету водителя (совсем молодого русского парня) расстелили спальники -- водитель предупредил, что ехать придётся всю ночь, благо будет светло. Когда все разместились и машина тронулась, якут сказал:
- Я Вася. Василий Петров Алексеев, если по метрике, но вы зовите Вася. Без полных титулов обойдёмся.
Когда все перезнакомились, Вася достал из-под лавки громадный термос литров на пять и пакет, из которого вкусно и заманчиво пахло:
- Ужинать будем. Кружки есть?
Экспедиция вытащила из сумки посуду, Вася налил всем из термоса чаю. В пакете оказались бутерброды гигантского размера -- похоже, стандартную булку хлеба резали вдоль на три ломтя и на каждый накладывали по солидному куску жареного мяса с жёлтыми прослойками жира. Санжи потянул носом и довольно улыбнулся:
- Жеребятина?
- Она, -- подтвердил Вася. -- Жуйте, у меня ещё есть.
Ни Маша, ни Леся конину, а тем более жеребятину раньше не ели, поэтому налегли на бутерброды с любопытством. Маше, впрочем, хватило одного куска, а Леся без усилий расправилась с двумя; мясо было свежее, очень мягкое, а хлеб -- какой-то особенный на вкус, непохожий на магазинные булки. На вопрос про хлеб Вася объяснил:
- Это у нас в Батагае пекут. В магазин хлеб не привозят -- завоз-то раз в неделю, кому недельный хлеб нужен? У нас пекарня своя, хорошая.
Петя, большой любитель готовить, стал выяснять, как мясо получается таким нежным. Вася и тут раскрыл маленькую тайну:
- Это на огне, на печке жарили. Сковородка очень горячая, мясо сразу сверху запечётся -- и сок уже не выходит, весь внутри остаётся. Ну, и жарить надо тоже на жеребячьем жире.
- Класс, -- оценил Петя и потянулся за следующим бутербродом.
Когда бутерброды кончились, выяснилось, что у запасах у Васи остались ещё вкусные вещи: сметана и морошка в меду. Пир в кузове продолжался до поздней ночи, а когда водитель сделал привал -- самому отдохнуть и пассажирам прогуляться, -- Вася накормил и его.
Наевшись, члены экспедиции один за другим стали засыпать под мерное покачивание машины. Дорога была, против ожидания, довольно ровной, грузовик практически не трясло, и скоро весь отряд отключился. Леся, которая заснула последней, видела, как Вася пристроился к борту в том месте, где полог распахивался и было побольше света, вынул маленькую книжку и погрузился в чтение. Когда девушка наконец задремала, проводник всё ещё сидел с книгой, время от времени отрываясь от страниц и поглядывая на большую голубоватую луну, плывшую низко над дорогой.
Жаркий золотистый луч засиял прямо у лица Маши, и она проснулась. Солнце, поднимающееся над сопками, заглядывало в машину сквозь маленькое окошко в брезенте, в луче кружились пылинки, машину потряхивало, и было так тепло и удобно, что не хотелось двигаться. Но Маша всё же высвободила из-под спальника руку и посмотрела на часы. Была половина восьмого утра, значит, ещё через полчаса, самое большее -- через час они будут в Батагае.
День, когда они вылетали в Верхоянск, казался далёким-далёким, а ведь это было вчера. Суета со сборами, путаница со временем вылета, изматывающее ожидание рейса уже забылись, вспоминалась только Лена -- широченная голубая лента под крылом АН-24, серо-зелёные приленские долины, изрезанные протоками, дымка гор на северо-востоке, на самом горизонте, и напоследок, прежде чем река осталась позади, -- весь Якутск внизу, чёткий и одноцветный, как на плане, ленский порт, длинные баржи, похожие с такой высоты на спички, плывущие в ручье, песчаные косы, вклинившиеся в русло, берёзовые островки вокруг города... Петя взял с собой в салон один из фотоаппаратов и без устали снимал всё, что мог, через иллюминатор. Иллюминатор попался не очень грязный, так что фотографии могли получиться вполне приличные. Маша на минуту представила себе фотографию Лены с высоты, распечатанную в панорамном формате -- длиной в полметра. Мечтать не вредно, но, может быть, и удастся так смонтировать...
Рядом заворочался Санжи, выбрался из спальника, куда ночью спрятался с головой, протёр глаза, нашарил в кармане очки: