Стук исходит из камер. Это монотонный звук. Я представляю, как заключенный, лежа на полу, снова и снова бьет ногами в носках по металлической двери камеры. Крики издает возбужденный заключенный, который, похоже, пытается пробить головой стол сержантов. Его «поработители» в униформе стоят по обеим сторонам от него и держат за предплечья, закатывая глаза. Смеется Тони, частично скрытый из виду на маленькой кухне. Он уставился в свой телефон. Я пробираюсь на крошечную кухню, забитую упаковками пакетированного чая и кофейными чашками, и разогреваю еду для заключенных.

– Большой Эл! – хохочет Тони. – Ты должна это увидеть.

Он дает мне телефон, и я смущенно улыбаюсь при виде мужчины в очень узких плавках, прыгающего в замерзшую воду. Вместо того чтобы проломить лед, он приземляется на копчик и корчится от боли, чем очень веселит своих друзей. Это забавное видео, и оно гораздо приятнее многих других видеозаписей, которые мне совали в лицо после того, как я стала работать в Службе столичной полиции. Возможно, я бы смеялась громче, если бы впереди меня не ждали восемь часов в изоляторе. После того как я прошла обучение уличному патрулированию, меня направили в группу быстрого реагирования. Я провела там два месяца, а потом мне сказали, что пришла моя очередь четыре недели исполнять обязанности тюремного надзирателя. Это означало, что мне каждый день придется проводить восемь часов в изоляторе временного содержания, но я вовсе не хотела показывать, как расстроена. Всегда будь любознательной. Это делали все стажеры по очереди, и я с интересом познавала, как обстоят дела в заключении, хотя и подавляла завистливые вздохи, слушая по рации обо всех интересных событиях, происходящих на воле, пока я сидела в сыром помещении без окон, провонявшем грязными носками.

– Сегодня ты надзиратель? – спрашиваю я Тони, возвращая ему телефон.

– Это расплата за мои грехи, – отвечает он, кивая в сторону «аквариума», где сидят сержанты.

Мое настроение слегка поднимается при мысли о хорошей компании, но затем резко падает, когда я узнаю, кто из сержантов сегодня дежурит. Обычно в ночную смену в изоляторе их дежурит четверо. Я смотрю на сержантов, мысленно сопоставляю их лица с именами, обращаю внимание на номера на погонах и стараюсь не вздыхать, как наглый подросток, когда узнаю сержанта Дебдена. Работать надзирателем в пятницу вечером не так уж плохо – гораздо хуже работать надзирателем в пятницу вечером под руководством сержанта-придурка. Да, это гораздо хуже. Я вежливо ему улыбаюсь и планирую держаться от него подальше.

Вечерняя смена, с 14 до 22, самая оживленная. А сегодня у нас в изоляторе несколько задержанных, которых нужно регулярно проверять.

Комната надзирателей совсем маленькая и расположена прямо в центре изолятора. Три из четырех ее стен стеклянные, поэтому ее и называют аквариумом. Здесь одна смена передает дела другой: сообщает наиболее важные данные о задержанных и докладывает об инцидентах, которые произошли. Мы дежурим с 14:00 до 22:00 – самое оживленное время.

– Слушайте внимательно, ребята, – говорит один из сержантов, дежуривших в утреннюю смену.

Тони закрывает дверь «аквариума», и гомон задержанных сразу становится приглушенным. В этом маленьком помещении находятся двенадцать человек, большинство из которых непринужденно прислонились к столам, комодам и полкам с документами. На собрании присутствуют два сержанта и три стажера из утренней смены, четыре сержанта из нашей, надзиратель, я и Тони. Сержант, передающий нам дела, стоит перед большой белой доской, на которой написаны имена задержанных и номера камер, где они находятся. Еще там указана разная дополнительная информация: проблемы со здоровьем, опасность для надзирателей и причина ареста. Как обычно, на доске полно кривых букв, неразборчивых пометок и красных предупреждающих знаков. Практически у каждого задержанного есть проблемы со здоровьем, связанные с употреблением алкоголя или наркотиков. Многие ведут себя агрессивно.

– Итак, – продолжает сержант, – на данный момент у нас семь задержанных, включая женщину в Ж3 и двух подростков в МД1 и МД2.

Он делает паузу и просматривает записи. Девушка-стажер из утренней смены широко зевает. Мне завидно, что ее смена уже завершилась.

– Я буду говорить только о тех, кто требует отдельного внимания, – продолжает сержант. – Троим необходим контроль каждые пятнадцать минут. Мистер Трангмир из М3 – алкоголик-диабетик, а это сложное сочетание.

В комнате раздается смешок.

– Он оказался здесь за публичное распитие спиртных напитков, но в камере ведет себя тихо. Его нужно регулярно проверять из-за проблем со здоровьем. В М7 находится мистер Браун, у него психическое расстройство и суицидальные наклонности – думаю, тут все ясно. В МД1 содержится Адам Лейси. Я уверен, вы все слышали о нем, это один из известнейших грабителей в округе. На воле со своими дружками он смелый, а в камере рыдает, как младенец. Ему всего тринадцать, поэтому его тоже нужно контролировать на всякий случай.

Я открываю блокнот и делаю пометки о Трангмире, Брауне и Лейси. Мне, как надзирателю, придется проверять их состояние каждые пятнадцать минут. Это означает, что я не просто буду бросать на них взгляд через щелку, а поднимать их, наблюдать за движениями и задавать им вопросы. В прошлом в изоляторах временного содержания умирало очень много наркоманов и алкоголиков, и мы не можем позволить им долго оставаться без контроля. Из-за необходимости проверять алкоголиков, наркоманов и задержанных с суицидальными наклонностями мне придется все время быть на ногах. На самом деле так даже лучше. Нет ничего хуже нудной смены в изоляторе.

Все начинают беспокойно ерзать, когда сержант приближается к концу своего доклада.

– Подождите, ребята, я должен сказать кое-что еще, – сержант вытирает пот со лба и бросает взгляд на доску, вероятно, желая вспомнить, что он хотел добавить. – Ах да, М10. Мистер Диксон.

Тони издает громкий стон.

– Похоже, ты уже знаком с ним, Тони?

– Этот парень только зря место занимает, – фыркает он.

– В общем, да, – продолжает сержант. – Диксон крайне агрессивен и известен нападениями на полицейских. Хуже всего то, что он нападает исключительно на женщин.

Я чувствую, что у меня желудок сводит от страха.

– Я не хочу, чтобы кто-то из женщин разговаривал с ним один на один, и абсолютно никто не должен открывать дверь его камеры без подмоги. Все ясно?

В комнате раздался гул одобрения.

– Ладно, леди и джентльмены, мы пошли.

После этих слов сержанты передают эстафетную палочку нашей смене, и те, чья смена уже завершилась, направляются к двери. Мне на ладонь кладут связку толстых ключей от камер, и я сжимаю пальцами крепкий нож для рыбы, на кольце которого держатся все ключи. Ярко-желтый цвет пластика свидетельствует о его важности. Это складной нож, и вы не порежете им руку, но он придется кстати, если возникнет необходимость перерезать петлю на шее заключенного, решившего покончить с собой. Такой нож должен быть на каждой связке. Сами ключи выглядят именно так, как вы их себе представляете: длинные, старомодные, из темного металла и с крупной резьбой. Стажеры, чья смена завершилась, выходят из комнаты, чтобы вдохнуть наконец чистый воздух внешнего мира. Тем временем я убираю ключи в глубокие карманы полицейских брюк.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.