– Иди. Удачи, – прошептала она.

Галина Михайловна сидела за рабочим столом и что-то писала. Увидев Лёшу, она посмотрела на него поверх очков.

– Присаживайся, Алексей, в ногах правды нет. – Директор кивнула на стул у стены и, продолжив писать, добавила: – У нас с тобой разговор будет долгим.

Лёша сел, сложив руки на коленях, как примерный ученик, и застыл в ожидании, точно мраморное изваяние, приготовившись выслушать лекцию и наставления директора. Наконец она положила авторучку и, сняв очки, посмотрела на него.

– Ну что мне с тобой делать, Истомин? – спросила Галина Михайловна. – Почему ты систематически прогуливаешь алгебру и геометрию?

Лёша молчал, потупив взгляд. Не мог же он сказать ей, что терпеть не может эти предметы.

– Алексей, я понимаю, тебе не нравится математика, – будто прочитала она его мысли, – но ты должен понять, это основа образования. Если и дальше будешь продолжать в том же духе, не сдашь ОГЭ, и я буду вынуждена оставить тебя на второй год. Ты это понимаешь?

– Да.

– Ты ведь умный парень, до восьмого класса неплохо учился. Почему теперь скатился на двойки и тройки? Что стало тому причиной? – поинтересовалась директор.

– Не знаю, – вздёрнул Лёша плечами.

Всё это время он сидел, уставившись на маленькую щель между узкими полосками ламината. Лёша не знал, что сказать в своё оправдание. Он и сам не понимал, почему перестал учиться и начал прогуливать уроки. Мать говорит, всему виной его лень, которая, как она выражается, родилась вперёд него.

– Я не хочу вызывать в школу твою маму. Ты уже не маленький и должен сам отвечать за свои поступки. Поэтому давай поговорим не как директор и ученик, а как два взрослых товарища, – предложила Галина Михайловна, – согласен?

– Согласен, – буркнул Лёша.

– Алёша, поставь себя на место своей матери. – Услышав столь неожиданное обращение от директора (так его называла только мама), он вскинул голову и посмотрел на неё.

– Она растит тебя одна, тянет из последних сил. Надеется, что сын вырастет и станет ей надёжной опорой в старости, – продолжала Галина Михайловна. – Какая из тебя будет опора, если ты не хочешь учиться? Кем станешь? Даже для рабочей профессии нужно образование. Пойдёшь улицы подметать, вагоны разгружать? Там много не заработаешь. Ты себя не сможешь прокормить, не то что мать. Представь на минутку: вот ты живёшь всю жизнь ради близкого человека, посвящаешь ему все своё свободное время, отдаёшь ему свою душу, сердце, а он тебя в грош не ставит и наплевательски относится к твоим стараниям. Скажи честно, тебе будет обидно? – Она вперила в него пристальный взгляд. – Тебе не жалко мать?

Слова директора зацепили сильнее угроз и криков. Глаза предательски защипало от набежавших слез. Лёша вспомнил свою маленькую, хрупкую маму, и ему стало невыносимо стыдно. С тех пор как погиб отец, она полностью посвятила себя ему. У неё не было личной жизни, он никогда не видел в их доме посторонних мужчин. А ведь она ещё молодая, ей всего лишь тридцать пять, к тому же красивая женщина. Лёша не раз замечал, какими взглядами провожают её мужчины, когда вместе с ней выбирался по семейным делам. Она могла бы ещё устроить свою судьбу и жить в своё удовольствие, но вместо этого положила себя на алтарь сына и полностью растворилась в нем.

– Жалко, – пробормотал он, стыдливо опустив глаза.

– Тогда даже не ради себя, а ради неё возьмись за ум. И прошу тебя, Алексей, давай больше не будем возвращаться к этой теме, – сказала директриса и, показав на его разбитую губу, добавила: – и перестань биться, как гладиатор, драки тебя до добра не доведут.

Лёша мог пообещать, что не будет прогуливать уроки и станет лучше учиться, но такого обещания дать не мог. Он не какой-то безбашенный драчун, который дерётся ради удовольствия. Лёша никогда не начинал драку первым, он всегда защищался. Как в ситуации с Фроловым. Получается, дай он такое обещание, должен был стерпеть удар в лицо и проглотить обиду. Это только в Библии написано: «Ударили тебя по левой щеке, подставь правую». В жизни всё по-другому: выживает тот, кто умеет за себя постоять.

Ему не хотелось давать пустых обещаний, которых он не смог бы исполнить. Лёша посмотрел в глаза директрисы и честно сказал:

– Я постараюсь.

Во время перемен самым популярным местом среди учеников становился второй этаж. На первом находились охрана, гардероб, столовая и администрация, там не повеселишься, на третьем – кабинет классного руководителя Натальи Александровны, тоже особо не побесишься. Шла перемена между четвёртым и пятым уроками. Школьный коридор, точно большой муравейник, кишел народом. Все учителя знали, что во время перерывов второй этаж превращается в игровую площадку, но закрывали на это глаза. Они считали, лучше пусть ученики отдыхают между уроками в школе, чем разбредутся кто куда, потом ищи-свищи их, как ветра в поле. Ругались они только в том случае, если кто-то приносил мяч. Если преподавателям удавалось поймать нарушителя, то его ждало суровое наказание. Да и как можно было не наказать, когда уже несколько раз горе-футболисты во время игры разбивали стёкла. Когда Костя Данилин, одноклассник Истомина, вытащил из рюкзака футбольный мяч, ученикам оставалось только молиться, чтобы никто из учителей не заглянул на «вечеринку».

– Леший, иди мяч попинаем, – предложил Данилин.

– Не, Костян, без меня, – отмахнулся Лёша, – мне надо химию списать.

Парни разбились на команды, а с двух сторон коридора поставили на шухере мальчишек из младших классов. В воображаемых воротах, границы которых обозначались рюкзаками, тут же выросли вратари, и начался матч. Некоторые девчонки стояли у стеночки, шептались и хихикали, поглядывая на игроков. Другие зависали в гаджетах, сидя на диванах в небольшом кармане коридора. Одна из старшеклассниц включила музыку на телефоне, и девушки начали танцевать. Лёша примостился на подоконнике. Пока пацаны играли в футбол, он списывал домашнюю работу, поставив за спиной Антона в качестве наблюдателя на тот случай, если неожиданно появится классный руководитель. Лёха на автопилоте перекатывал в свою тетрадь задачи, не вникая в суть, при этом искоса поглядывал на один из диванов, где сидела одноклассница Варя Котова. Её пшеничные волосы были собраны в высокий хвост, несколько прядей выбились из причёски, придавая ей соблазнительно растрёпанный вид. Она увлечённо читала книгу, на обложке которой Лёша прочитал: «Гордость и предубеждение». Девушка беспечно покачивала тонкой ножкой в нейлоновом чулке, обутой в изящную туфельку. Несмотря на все свои грехи, Истомин пользовался уважением в классе среди пацанов и популярностью у девчонок. Своим высоким ростом, спортивным телосложением, выразительными чертами лица, слегка вьющимися каштановыми волосами, а главное – врождённой непринуждённостью манер он разительно отличался от других парней, вытянувшихся и возмужавших к девятому классу. Не только одноклассницы, но и девушки из старших классов заглядывались на него. И лишь одна Варя не замечала его. Лёше порой казалось, она даже не знает, что он учится вместе с ней в одном классе. А когда удостаивался её вскользь брошенного взгляда, то думал, что она смотрит сквозь него на кого-то другого. Пару раз Лёха даже оборачивался посмотреть, не стоит ли кто за его спиной. И ещё, как назло, в классе Варя сидела прямо перед ним. Шелковистые волосы каждый день маячили у него перед лицом, сводя с ума своим клубничным запахом. Ему так и хотелось пропустить блестящие пряди между пальцев и провести рукой по всей длине. Однажды он не сдержался и осуществил свою мечту. Почувствовав прикосновение, Варя возмущённо обернулась, Лёша подмигнул ей и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, от которой, насколько ему было известно, ни одна девчонка не могла устоять. Но Варя другая: она раздражённо фыркнула, будто лошадка, и, окинув его презрительным взглядом, тут же отвернулась. «Хоть бы идиотом обозвала, – подумал он, – не так обидно было бы. А то проигнорировала, точно к её волосам не одноклассник прикоснулся, а муха села». У Лёши никогда не было комплексов по поводу своей внешности, он был уверенным в себе молодым человеком и только рядом с ней чувствовал себя каким-то уродцем. Несмотря на это, втайне любил её самой высокой любовью, на которую был только способен, и верил: придёт время, и она обратит на него внимание. Варя была для него идеалом девичьей красоты. Он так увлёкся разглядыванием, что совсем забыл, почему торчит у подоконника, и спохватился, только когда услышал звонок. Оставалось переписать последнюю задачу.