– Не знаю, – отвечала Регана, улыбаясь, хотя глаза ее затуманились от радости при виде храма ее детских воспоминаний. Это место всегда было здесь… всегда. Без сомнения, в начале времени Луг построил его для себя – с помощью магии. Так говорит Конн Лир. Я знаю только, что люди древности молились здесь так же, как мы теперь.

Да, конечно, какая-то магия есть в этих мощных камнях, думал Квинт по мере приближения. Он попытался сосчитать молчаливые мегалиты – девяносто? Сто? Двести? Перед глазами у него все расплылось, и не только от солнца. Виной было странное ощущение, наплывавшее из каменного леса.

– Да, – сказала Регана, взглянув на него. – Ты чувствуешь чары. Здесь всегда так. Отсюда мы должны пойти пешком, – добавила она более резко.

Они достигли ограды из деревянных столбов с северной стороны огромного рва, окружавшего Стоунхендж.

Квинт и Регана спешились, привязали пони в загоне, полном белых священных быков, и вернулись, чтобы присоединиться к людям, по одному проходившим в ворота, мимо плоского камня за оградой, к которому они прикасались. Затем они начинали молиться.

– Луг! – пели люди. – Луг, даруй благословение! Они вскидывали лица к сияющим небесам и брели так, простирая руки, среди гигантских камней.

У. входа стоял высокий молодой человек в лиственно-зеленых одеждах и наблюдал за проходящей толпой. В руке он сжимал серебристый березовый жезл, а за спиной у него висела небольшая арфа.

– Это бард, – сказала Регана с радостным узнаванием. – Я должна с ним поговорить.

Бард, принадлежавший к низшему разряду друидов, —улыбнулся и приветливо коснулся руки Реганы, когда девушка показала ему свою пряжку. Она робко спросила о Верховном друиде, и бард слегка нахмурился.

– Конн Лир, – ответил он, кланяясь при этом имени, – в тайном убежище, готовится к церемонии. Его нельзя беспокоить ни сейчас, ни до заката, пока не завершатся все обряды. – Он говорил на очень чистом и торжественном кельтском языке, поскольку его, как и всех бардов, обучали искусству декламации.

Квинт жадно прислушивался к словам барда, и был так огорчен, что не задумываясь, воскликнул:

– Но, Регана, я не могу ждать так долго! Ты же знаешь. Я должен добраться до…

Он проглотил последнее слово, потому что его захлестнула жаркая волна страха. Ибо он заговорил по-латыни. А молодой бард повернулся к нему, грациозно, как кошка, и окинул его пронзительным леденящим взглядом.

– Странно слышать этот язык у врат нашего храма, – тихо произнес он. – Мы не приветствуем здесь римлян… неважно, как… искусно замаскированных.

«Дурак, проклятый пустоголовый дурак!» – выругал себя Квинт. Он понимал, что сейчас бесполезно притворяться силуром. Бард явно отличался незаурядным умом, и на свой лад был гораздо опаснее, чем любая банда диких кельтов.

Холодные, изучающие глаза барда обратились к Регане, так же покрасневшей и напуганной.

– Ты, дева! Я нахожу крайне удивительным, что привела сюда переодетого римлянина и что ты спрашиваешь Конна Лира. До моего слуха дошло, что в других землях сотворили с друидами римляне… и что там не обошлось без предателей и шпионов. – Его взгляд, внезапно ставший угрожающим метнулся в сторону Пендока, стоявшего неподалеку, затем к отряду мужчин в южном боевом вооружении, собравшемуся за воротами. Квинт с ноющим сердцем заметил, что среди них находятся подъехавшие бельги.

– Ты ошибаешься, о бард, в своих подозрениях, – воскликнула, наконец, Регана дрогнувшим голосом. – Отведи меня немедленно к Конну Лиру, ибо я его внучка.

Губы молодого барда сжались, когда он взглянул на иценский тартан Реганы.

– Я никогда не слышал, чтоб у Верховного друида была внучка, – невозмутимо сказал он. – Никто не может тревожить сейчас Конна Лира. Думаю, лучше будет, если ты не потревожишь его вообще. Думаю… – он снова поднял руку и взглянул на воинов.

Он собирается приказать взять нас под стражу или хуже того! – подумал Квинт, но Регана, поняв то же самое, вдруг схватила его за руку.

– Бежим, Квинт! – закричала она. – Бежим в храм!

Прежде, чем ошеломленный бард смог остановить их, они пронеслись мимо, и Регана, подтащив Квинта к наклонному камню, закричала:

– Я призываю защиту! Защиту Луга! Бард подъехал к ним и остановился.

– Ты не можешь коснуться нас! – выдохнула Регана.

– Вижу, тебе известен древний закон, – хмуро ответил бард. – Тогда ступай к камню убежища, и оставайся там, не двигаясь или… наказание тебе известно?

Она склонила голову и молча повела за собой

Квинта по узкой дорожке, пока они не достигли границы великого круга мегалитов. Здесь находился валун, отличавшийся от других формой и цветом. На нем лежала ветка омелы.

– Мы должны оставаться здесь, – сказала Регана, усаживаясь на камень. – Пока длится церемония, мы в безопасности.

– А потом?

– А потом мы должны добраться до Конна Лира.

Квинт стиснул зубы и глянул за ограду, где рыжеволосая голова Пендока возвышалась среди рогатых шлемов бельгов. Значит, они все же взяли Пендока…

– Регана… это бесполезно говорить… но, когда я думаю, как навлек на тебя опасность… почему я не смог прикусить свой проклятый язык… как я мог забыть… я всегда сначала делаю, а потом соображаю… – Он ударил по камню кулаком.

– Неважно, – нежно прошептала она. – Что было, то было. И все будет хорошо, как… как только мы сможем встретиться с Конном Лиром.

Квинт немного поразмыслил.

– Верховный друид будет вести службу, так? Когда ты увидишь его там, – он указал на алтарь, смутно видневшийся сквозь концентрические ряды мегалитов, – не сможешь ли ты добежать до него и сообщить ему, кто мы?

Она покачала головой и печально вздохнула.

– Посмотри за тот камень и за этот.

Тогда он увидел две полускрытые в тени фигуры в белых плащах, молча наблюдавшие за ними – и перед каждой поблескивало золотое копье.

– Они не дадут мне убежать далеко, – мрачно сказала Регана. – Это друиды Правосудия. Камень убежища, где мы сейчас сидим, назывался раньше Камнем Убийств, и может стать им снова.

Да сжалятся над нами боги! – подумал Квинт. Он не призывал ни римских, ни кельтских богов – это просто была отчаянная молитва о помощи.

Припекало солнце, из каменного круга, куда все еще прибывал народ, доносилось ритмическое моление Лугу. Пришел бард в зеленом, не оглянувшись на них, извлекая из своей арфы резкие монотонные звуки! Он исчез в храме. Туда же ушли воины-бельги, все, кроме тех, кто остался охранять Пендока. Квинт и Регана остались одни, если не считать белых фигур в тени. Если бы не они, Квинт взял бы ее руку и сжал в своей. Он не мог больше сдерживать нежности к ней, нежности, смешанной со жгучим стыдом за собственную глупость, ввергшую их в беду. Сидя рядом с ним на камне, она казалась очень маленькой и беспомощной, голова ее поникла, солнечные лучи играли на мягких, волнистых волосах. Несмотря на все опасности, сквозь которые они прошли, он ни разу не видел, что она потеряла мужество, но по напряженности ее взгляда, по тому, как плотно были стиснуты алые губы, он понимал, что сейчас она с трудом сдерживает страх.

– Сага… – по-латыни это означало «дорогая», но он прошептал это слово так тихо, что она не расслышала. – Не надо бояться, – добавил он уже громче. – Мы оба побывали в худших переделках.

– Знаю, – она попыталась улыбнуться, – но так страшно, что мы не сумеем добраться до него… видишь ли, он милосерден, но друиды Правосудия – нет. Думаю, меня из-за моей пряжки они не тронут, разве, что я сойду с камня, но тебя… в тот же миг, когда церемония завершится…

Она сцепила руки и умолкла.

Да, подумал Квинт, они меня прикончат. Римлянину, конечно, не будет дозволено увидеть священные обряды и остаться в живых. Прекрасный тайный агент из тебя получился! Миссия в Глочестер! Он был так уверен в успехе, когда они выезжали из крепости… когда? Меньше двух дней назад. А кажется, месяц прошел. И он еще только на полпути – если, разумеется, путь был бы ему открыт.