В этот момент вошла Омату. В руках она несла какой-то странный предмет.

– Привет, – тихо поздоровалась девушка, как бы не смея тревожить мое священное уединение.

– Привет. Что это у тебя? – почти безучастно спросила я, указывая на сверток.

– О, это от матери. Надо передать одному жрецу, живущему в долине цитланцев. Только вот у меня совершенно нет времени – я же готовлюсь к вступлению во второй ранг.

– А где живет этот жрец? – решила уточнить я. Странное предчувствие уже согревало душу.

– В Цитлановке, вернее, в пещерах за ней. Ах, ты можешь и не знать…

Да, многие студенты делали ссылку на то, что я – Милоа, причем новенькая. Поэтому некоторые сторонились меня, а те, кто был вынужден общаться, делали это как-то осторожно и неуверенно, как будто боялись, что я не пойму их или пойму неправильно.

– Я знаю, где Цитлановка. Это самое большое поселение цитланцев, и оно не так уж далеко отсюда. Хочешь, я отнесу сверток?

– Ты? – удивленно переспросила Омату. Затем немного подумала и произнесла – Хотя, ты ведь только начала обучение и можешь себе позволить прогулять. Тем более мне кажется, тебе надо развеяться. Пребывание здесь едва ли пошло тебе на пользу.

И девушка улыбнулась. Она напоминала мне дикую газель. Хотя нет, ее можно было даже назвать очень крепкой и выносливой лошадкой в лучшем смысле этого слова: атлетическое телосложение, длинные сильные ноги, темные волосы, всегда зачесанные в высокий хвост, точеные черты лица и необычайно загорелая кожа. Если бы не решительный нрав, заставлявший молодых людей испуганно отскакивать с ее пути, Омату была бы настоящей королевой этой школы, и никакая Альберта не смогла бы с ней сравниться.

– Да, я с тобой согласна, – улыбнулась я в ответ, хотя чувствовала себя достаточно вымотанной, чтобы не показывать никаких эмоций.

Итак, что же произошло дальше?

Мне нужно было какое-то событие, какой-то особый знак или ритуал, с помощью которого я смогла бы вырваться из своего состояния. Что делать человеку, который все потерял? Забыть свое прошлое! Быть здесь и сейчас – великое искусство, но оно стоит затраченных на него усилий. Как только я поняла, что именно это мне и надо, что, возможно, мой жизненный путь не откроет мне никаких новых поворотов, если я не овладею этим искусством, силы вновь наполнили меня. Хотя, следует признать, эта энергия не могла сравниться с той, которой обладала я, только прибыв на Эбери.

Я встала ни свет ни заря, когда девушки еще крепко спали. Сверток был у меня. Натянув коричневые бриджи из плотного материала, меховую жилетку поверх бежевого джемпера и кожаные ботинки, я выскользнула из общежития и, оставив объяснительную Баджеру (он принимал короткие письма от студентов с личной подписью в специальной корзине у входа), отправилась в путь.

Я планировала управиться за одни сутки, переночевав в одном из гостевых домов Цитлановки, и следующим утром вернуться в школу.

На Земле я редко попадала в передряги, ведя размеренную и лишенную больших неожиданностей жизнь. Но мир Эбери явно решил изменить мою судьбу.

От Школы разведчиков вглубь лесов вела такая же тропа, какая привела меня сюда из Вегарда. Углубившись в чащу, я без особого энтузиазма вспомнила прошедшие за последний месяц тренировки, благодаря которым эти места были исследованы как свои пять пальцев.

Я ускорила шаг.

«Надо вырваться. Дать свободу не только своему телу, но и духу. Сделать так, чтобы все эмоции освободились и забылись, оставив сухую, фактическую память».

И я начала разговор с собой.

«Так, Ли, ты попала на Эбери и уже почти два месяца как-то держишься. Твое существование здесь похоже на бегство раненого зверя – даже бежать достойно не можешь, а ползешь, прячась в кустах. И это в то время как внутри тебя обитает грациозное животное – пантера или волчица, олицетворение силы и опасной красоты. И выбор невелик. Либо я сейчас бреду до ущелий и падаю в одно из них, либо продолжаю существовать, как раньше, испытывая невыносимые муки совести, либо беру себя в руки и становлюсь хозяйкой своей жизни. Интересно, докладывают ли обо мне учителя Айму или кому-то из вышестоящих? К примеру, Айм, прохаживаясь по своему кабинету, спрашивает: «Ну, как там Самуэла Лилиан?», а какой-нибудь из наших тренеров-преподавателей отвечает: «Она переживает адаптационные ломки, дело временное». И Айм участливо кивает, тут же забывая обо мне. Психологи несчастные. Иногда кажется, что такого мира и такого общества просто не может быть, и я либо брежу, либо нахожусь в коме».

– Но почему я должна думать, какого обо мне мнения другие? Я – это я, и я сама – творец своей жизни.

Подчиняясь неожиданному порыву, я побежала. Как будто мало мне было бега во время тренировок. Но тут было другое – тут я убегала от своего прошлого. И забежала далеко за пределы знакомых мне лесов, стремясь лишь к одному – вытрясти из себя все отчаяние, всю печаль и уныние.

Неожиданно по спине пробежал холодок. Я ускорила бег, мчась уже так, будто меня преследуют черти из преисподней. Заслышав странный шум, я обернулась и обнаружила, что меня и вправду преследуют! Серая тень выскочила на тропу.

«Неужели волк? Мне в жизни не удрать!» – думать ясно едва ли удавалось. Да и долго бежать, еще и боясь, что тебя могут схватить, тоже вряд ли получится.

Понимая, что на тропе меня быстро нагонят, я инстинктивно свернула в лес. Тело начали хлестать ветки, ноги – царапать кустарник.

Я не могла понять, гонятся ли за мной, и как определить, где находится преследователь. Силы были на исходе. Рюкзак, в который я положила сверток для жреца и свои пожитки, скакал на спине, словно я была ездовой лошадью, а он – наездником.

Развязка произошла, когда я сбавила шаг и практически вывалилась из кустарника на открытое пространство. В лицо пахнуло прохладой, и одновременно что-то задержало мою ногу, из-за чего я упала, отчаянно дергаясь в попытке вырваться. Перед глазами промелькнула земля, я покатилась по песку, нога вроде как высвободилась, но в ту же минуту я со всего маха рухнула в воду. Холод сковал тело, я захлебнулась.

Одному Богу известно, как я выплыла. Протерев глаза, я увидела, что меня поглотило небольшое лесное озеро, чьи берега вплотную примыкали к густому лесу. Мой преследователь исчез, но я убедилась, что это был волк, по отпечатку лапы на мягком откосе и резкому запаху.

«Наверное, старый матерый хищник, и, наверное, больной, раз не смог поймать меня» – подумала я, еще не осознав, какой опасности избежала.

Я поплыла на другую сторону, где увидела более пологий берег. Нога саднила, и мне не терпелось посмотреть, что с ней.

«Главное, чтобы умный волк не придумал обежать озеро и закончить дело», – с безразличием, свойственным болевому шоку, подумала я.

Мокрая и порядком продрогшая, я выбралась на сырую плотную землю. От пережитого меня начало колотить. Причем не только потому, что на меня напал хищник. Отчаяние от того, что в этом мире даже нет человека, который смог бы утешить меня, вызвало истерику.

«Где же ты, волк? Приди и загрызи меня, кому я нужна в этом Триниане?»

Слезы обиды сдавили горло, и я зарыдала, и рыдала тем громче, чем больше понимала, что в такой глуши никто не услышит меня и не придет на помощь.

Нога оказалась прокушенной, что еще раз убедило меня, что преследовавший меня зверь был волком или одичалым псом.

Бинта с собой не было, но был платок. Перевязав им ногу, я разделась, выжав при этом свои горячо любимые бриджи, джемпер и жилетку. Полной смены одежды у меня не было, я взяла только пижаму, намереваясь остаться в Цитлановке на ночь.

С неприязнью натянув сырые бриджи и разобрав вещи в рюкзаке, я потрясла сверток, который сама же вызвалась передать жрецу.

«Если содержимое испортится, тем хуже для меня», – мрачно думала я.

Как всегда бывает со мной после припадков отчаяния, я обозлилась. Обозлилась на мир, который никак не помогал мне, только подсовывал трудности и неудачи, на себя, что не сумела завести друзей и стала такой недоверчивой трусихой.