Землетрясение сильно повлияло на мыслителей эпохи Просвещения. Многие философы того времени упомянули это событие в своих произведениях, особенно Вольтер в романе «Кандид, или Оптимизм» и «Поэме на бедствие в Лиссабоне». Прихоть стихии навела вольтерова Кандида на сатиру в адрес идеи, что мы живем в «лучшем из возможных миров»; как написал Теодор Адорно, «Лиссабонское землетрясение излечило Вольтера от теодицеи Лейбница».

Некоторые исследователи (например, Вернер Хамахер) утверждают, что землетрясение воздействовало не только на умы философов, но и на их язык. Именно землетрясение дало дополнительный смысл словам «основы, фундамент» и «сотрясение, толчок».

Заметим, что за год до описываемых событий землетрясение произошло в Стамбуле. Погибло около 400 человек, но в христианском мире никто их особенно не жалел. Впрочем, и масштаб потерь против предполагаемых 90 тыс. жертв в Португалии был ничтожным. Но век Просвещения был веком, ориентированным в основном на Европу, а восток и Турцию в столицах этого континента воспринимали не иначе как экзотику или дань моде. Вспомните знаменитый «Турецкий марш» Моцарта, который каждый образованный человек знает с детства. Португальский историк Руи Тавареш писал: «Катастрофы в землях неверных казались естественными, ибо они происходили в беспорядочном хаотичном пространстве, лишенном веры в Бога истинного». Лиссабонское же землетрясение произошло в самом центре христианского мира, в самой Европе, в одном из богатейших в то время государств. И масштабы этой катастрофы были поистине огромными.

Многие современные исследователи считают, что по влиянию на философию и культуру Европы лиссабонское землетрясение превзошло даже Первую мировую войну. Великое лиссабонское землетрясение 1755 года навсегда изменило мир.

С давних пор во многих странах можно услышать рассказы о чудовищах, буквально терроризировавших целые области и внушавших ужас не только детям, но и взрослым. Упыри и вампиры долгое время были «региональными» чудищами, но получили всемирную известность после выхода в 1897 г. знаменитой книги Брэма Стокера «Дракула». Однако малоизвестны, например, якутские абаасы – дети-людоеды, рождающиеся из черных камней; индийские брахмапаруши – большие ценители человеческих мозгов; Черная Аннис, пожиравшая детей в Лестершире, и обитавшие на границе Шотландии и Англии «красные шапочки» – гоблины, умирающие сразу, если высохнет человеческая кровь, которой они смачивают свои колпаки. К.Г. Юнг в свое время объяснял эти феномены массового помешательства в виде животного страха перед чудовищами проявлением коллективного бессознательного. К подобным явлениям массовой истерии можно отнести и увлечение НЛО, например. Нечто подобное произошло и во Франции в век Просвещения, в век Разума и Света.

В середине XVIII века в цивилизованной Франции, в разгар века Просвещения, развернулись невероятные события, наделавшие много шума. В историю эту было бы трудно поверить, если б весь ее ход не был подробно задокументирован.

В лесах Лангедока завелся страшный зверь-людоед, которого прозвали Жеводанским чудовищем, потому что первую свою жертву, 14-летнюю девочку, монстр задрал в провинции Жеводан. Случилось это весной 1764 года.

Свидетели описывали некое животное крупнее волка, но меньше медведя, с рыжеватой шерстью, огромной тупорылой башкой и закрученным хвостом. И большую роль в этом деле сыграли газеты, которые буквально нагнетали атмосферу всеобщего страха. Грамотные люди эпохи Просвещения с восторгом читали о том, будто Жеводанское чудовище было послано самим адом. На протяжении трех лет (1764–1767 гг.), которые во Франции получили официальное название «Годы Зверя», неведомый монстр держал в страхе население целой области. Писатель Роберт Льюис Стивенсон почти сто лет спустя в своей книге 1879 года «Путешествие с ослом в Севенны» рассказывает о Звере следующее: «Это была земля незабвенного ЗВЕРЯ, этакого Наполеона Бонапарта среди волков. О, что у него была за карьера! Он прожил десять месяцев на свободе между Жеводаном и Виваре; он ел женщин, детей и «пастушек во всей их красе»; он гонялся за вооруженными всадниками; видели, как он среди бела дня преследовал дилижанс с верховым по королевскому тракту, и карета и верховой удирали от него в ужасе, галопом. Повсюду с ним расклеивали плакаты, как с политическим преступником, и за его голову было обещано десять тысяч франков». По замечанию французского историка Жана-Марка Морисо, шумиха вокруг Зверя была дополнительно раздута газетами, как местной Courrier d’Avignon, так и национальной La Gazette, после окончания Семилетней войны испытывавшими потребность в сенсациях для повышения продаж.

В основном эта история была тщательно задокументировала и, несмотря на всю свою фантастичность, выглядела весьма правдоподобно, что свидетельствовало об еще одном, наряду с Лиссабонским землетрясением, теневом событии века Просвещения. Оказывалось, что всякого рода суеверия и бессознательные страхи могли обретать характер национального бедствия. Получалось, что реально не Разум правит миром, как это хотелось просветителям, а коллективное бессознательное, то есть иррациональное. По этому поводу известный последователь идей Вернадского А.Л. Чижевский выдвинул предположение о существовании психопатических эпидемий. Так, он пишет: «Вся общественная жизнь человеческих коллективов протекает под знаком массовых психозов и массовых психопатий. Чем интенсивнее бьет ключ общественной жизни, тем чаще и глубже охватывают ее коллективные безумия…». Следовательно, можно сделать предположение о существовании некого психического механизма в любом обществе, который и способствует повальному увлечению одной идеей, не всегда воспринимаемой критически.

Можно привести и другие примеры массовых психозов, которые приводит в своей книге А.Л. Чижевский. Так, из истории Византии нам известно, что несмотря на благополучное существование страны, могущество императора Юстиниана I было потрясено в один прекрасный день возмущением партии цирка. Император оказывал покровительство болельщикам, поддерживавшим команду, упряжь которой была выкрашена в голубой цвет. Но вот вспыхнуло восстание тех, кто предпочитал голубому – зеленый. В результате этой вспышки безумия и жизнь самого императора, и судьба трона оказались в опасности. Материальным свидетельством этого безумия можно считать собор Святой Софии в Стамбуле, архитектурные принципы которого нашли свое продолжение и в Софии Киевской, и во всей Древней Руси.

Массовый психоз перед Жеводанским чудовищем во Франции в век Просвещения и Разума – это яркий пример разбушевавшегося коллективного бессознательного. С одной стороны оказалась «подогретая» газетами сенсация, а с другой, – королевская власть. Страх постепенно достиг такого апогея, что в далекую южную провинцию были направлены лучшие охотники и отряд егерей, а облава на Зверя осуществлялась силами в несколько сотен участников, и облава эта напоминала настоящие военные действия.

Впервые Зверь дал о себе знать 1 июня 1764 г., когда он напал на пастушку из города Лангонь. Женщина рассказала, что собаки, сопровождавшие ее, лишь скулили и дрожали, не смея напасть на чудовище, но она успела спрятаться за быками, которые, выставив рога, не подпустили к ней монстра.

А вот 14-летней Жанне Буле не повезло – именно она 30 июня того же года стала первой официально подтвержденной жертвой Зверя. Впрочем, к тому времени уже числились пропавшими 10 человек – возможно, таинственный Зверь был причастен к их исчезновению.

В августе Зверь убил еще двух детей; местные охотники, осмотрев их тела, предположили, что животное, которое напало на них, должно быть крупнее волка, но меньше медведя. В сентябре при нападении Зверя погибли 5 человек, в том числе – сын графа д’Апше.

6 сентября 1764 года Зверь впервые показался людям: около 7 часов вечера он вошел в деревню Эстре, напав на 36-летнюю крестьянку, что работала в саду возле дома. Соседи попытались отогнать хищника от несчастной, и он ушел, оставив мертвое тело.