Оба привратника в глубине души презирают свою работу, но уважают и гордятся местом, в котором живёт Великая История Жизни. А он неназываемый, третий, смотрящий за ними.

Авром шёл и думал, как мудро воспитывают в семьях Джудех и Нусейбе, если арабы справились с отвращением и осознали, как приятно просто копить ненависть, и незаметно вымещать её на других.

Сегодня Святой День. Праздник. Сегодня он не встретит вечно спорящих приблудных литваков, гордо носящих лапсердак и меховую шапку, но, так и не научившихся себя вести. Мимо не проскользнут тенями бледные, всегда серьёзные дети из расположенного неподалёку хасидского садика. Только Аврому было позволено в Субботу, нарушив традиции, идти по серым, яростно прогреваемым солнцем древним плитам.

***

Вязко обволакивающая сырая болезненная тьма давно забралась под мокрые футболки.

— Ээээ… — начал Ванька, судорожно нащупав для начала теплое плечо друга. — Ты свет-то включи!

— Сейчас. Я ориентируюсь, подожди минуту.

— Угу, лаконичненько. Я вот тоже ориентируюсь. Внизу в районе колен вода. От жажды не помрём. Правда, судя по всему, кроссовки в грязи. Значит, помрём от поноса. Это хорошо. Потому что от голода дольше. Сверху очень темно. Руки упираются в камень. Мы в каком-то каменном мешке…

— Цистерна.

— Что цистерна?

— Я определился. Связь тут хорошая. Мы в Старом Иерусалиме. Приземлились правильно. Находимся в цистерне-водосборнике под фундаментом монастыря Святого Антония. Через кладку расположен колодец Святой Елены. Но нам надо наверх. Сто метров, и будет проход мимо Часовни Вардана и далее, под фундаментом Церкви Обретения Креста. Если всё пойдёт хорошо и нигде не будет завалов, мы через шестьсот метров попадём в катакомбы под Пределом Тернового Венца, а там, как говорит дядя Андрей, и «рукой подать».

Дима старался объяснять последовательно. Курчатовы уважали порядок. Все непредвиденные обстоятельства всегда раздражали Андрея Дмитриевича. Иван был его сыном и, несмотря на отношение, оставался его хозяином. В случае возникновения неприятностей, последствия могли быть ужасными, и живущий настоящей человеческой жизнью, киборг это хорошо понимал.

Ванька оглушительно чихнул, прервав повествование и невеселые мысли друга. Вытер нос локтем и, вздохнув, постановил:

— Ну, наверх, так наверх. А то, не хватало, чтобы через сто лет два заглянувших в это болото археолога нашли здесь наши российские внутренние паспорта!

***

Любой профессиональный скалолаз убедительно бы разъяснил Ивану, что забраться по каменной тысячелетней римской кладке без снаряжения наверх — практически невозможно. Но Ванька, как нормальный московский студент, имеющий опыт пеших походов, этого не знал. Редкие контакты с горными вершинами ограничивал посещением Ай-Петри и горнолыжным курортом Азау в районе Нальчика. Поэтому, когда Димон пригласил его, пристроится у него на спине, без споров, согласился и быстро повис мешком, закрепив для надёжности ноги на груди друга, в районе подмышек. Предварительно, бережливо сняв кроссовки, он повесил их у себя на шею за шнурки.

Производители, тьму веков назад создавшие киборга, тоже поставили бы сто к одному против того, что Димон никогда не поднимется с такой ношей по отвесным стенкам. К счастью, и Димыч не задумывался об этом. Ведь киборги не умеют волноваться по пустякам!

Поэтому ребята не сомневались в своей способности вылезти из каменного мешка.

Дима трижды глубоко вздохнул и, нащупав какой-то незначительный выступ, прыгнул. Попытка удалась с первого раза и, практически прилипнув к отвесной стене, парень бодрым пауком полез наверх.

Широко расставив руки, он карабкался, отрывая по очереди то правую, то левую руку, цепляясь ногами за практически незаметные приступки. Такие действия вызвали бы у профессионалов смех, но «жаба прилипала» через десять минут достигла горизонтальной шахты. Ванька слез. И Димыч распластался на влажном полу, передохнуть.

***

Последние три метра, и помидорные кусты, щедро одаривавшие Курчатовых мясистыми красными плодами, приказали долго жить. Но эти метры были самыми трудными! Металлический остов теплицы, в начале казавшийся совсем близким, паразитически маячил вдалеке в течение двух часов, как вершина Джомолунгмы. Андрей Дмитриевич решил, что за свои пятьдесят с хвостиком лет он ещё никогда не чувствовал себя таким старым и уставшим.

С раздражением хватая разжиревшие за лето помидорные ветки, он безжалостно выдёргивал их из увлажнённой потом земли и швырял в кучу. На теле прокурора уже имелись многочисленные шрамы — немым укором смотрящие кровавыми полосами на бездействие аккуратно заворачивавшей в туалетную бумагу яркие плоды жены. Наташка не желала прерывать трудовой подвиг сельскохозяйственного героя.

Впрочем, несмотря на бурно проведённый отпуск, организм функционировал вполне удовлетворительно. По приезде Андрей даже решил бросить курить и значительно ограничил приём алкоголя, лишь в выходные дни, позволяя себе бутылку пива перед сном.

Однако, если бы его вдруг спросили, с какой целью он решил принять такое решение, он не нашёл бы на вопрос ответа. Прокурор то ли в силу характера, или, может быть, в результате особенностей работы, не привык воспринимать жизнь, как игру, всегда стараясь доискиваться до причин не только происходящих событий, но и своих собственных поступков.

Выход из теплицы уже манил к свободе и оставался последний особенно мощный куст. Рука сомкнулась на одеревеневшем стебле, и судорожно сжатые пальцы дёрнули помидорное тело. Рука предательски заскользила, ноги разошлись, в следующую секунду он уже летел, всей своей массой подминая растительность, и, понимая неотвратимое приближение к голове мощной железной поперечной балки, лично приваренной им по весне.

***

Сквозь вязкую дымку возвращалось сознание, в которое, словно из горного разлома врывался свежий морской ветер, прочищая лёгкие. Андрей торопился, увязая в песке, успеть нырнуть в дымящуюся серым туманом открытую дыру прохода.

Но, к его удивлению, из него ему навстречу вышла высокая статная женщина. Пышные пряди золотых волос выбивались тугими кольцами из сложно закрученного на затылке узла, и закутанная в белое фигура переливалась золотом от этих тяжёлых густых волос.

— Радуйся, смертный! — ворвался в сознание голос. Она бесцеремонно рассматривала человека, словно покупая его. Брезгливо кривящийся рот делал молодое прекрасное лицо гадким.

«Словно гадюка», — подумал Андрей. И резко спросил, глядя незнакомке в глаза:

— Надо-то что?!

— Убей его, и спасёшься! — последовал ответ. Женщина резко развернулась, возвращаясь в проход.

— Я расследую убийства и наказываю виновных, мадам! Вам ещё не поздно одуматься! — прокурор автоматически сообщил ей свое решение и удивлённо смотрел, словно со стороны, как серебряные нити прохода увлекают в свою пустоту огромное извивающееся тело змеи.

— Анаконда! — подумал он и шагнул следом…

Голова закружилась, Андрей Дмитриевич резко сел, схватившись за голову руками.

— Ну вот, перегрелся на солнце-то, всё потому, что без кепки… а я говорила! — услышал он родной голос тёщи.

«Не анаконда, кобра ядовитая», — подумал прокурор, поднимая бренное тело с грядки.

— Всё, дамы! Я больше не огородник на сегодня, — категорично сообщил пострадавший на уборке урожая.

— Наташа, где мое пиво? И вообще, мы обедать сегодня будем, или нет?!

========== Глава 34 ==========

День обещал быть жарким.

Тем не менее, Авром не торопился возвратиться к себе в уютный дворик под разросшиеся ветвистые маслины. Он никогда не торопился. Поэтому всегда и везде успевал.

Последний поворот, и Авром оказался на старой площади. Привычно оглядев её, он остолбенел от неожиданности.

Из открытого настежь окна, расположенного на фасаде Храма, спускались по приставной лесенке две невероятно грязные мужские фигуры. Старая лестница шаталась, и Аврому даже показалось, что он слышит её натужный болезненный треск. Между тем, люди спрыгнули, прошлись по карнизу, неторопливо перелезли вниз, очутившись почти у входа.