Говорю, можно избавиться, например, от морщин. Убрать двойной подбородок. Можно выровнять нос, увеличить губы. Поправить овал лица. Да все, что угодно. Все возможно, если очень захотеть. Можно стать совершенно другим человеком. Таким, каким пожелаешь.

Я вижу, как заинтригованы зрители. Наконец-то я нашел тему, с помощью которой могу занять их уши и потянуть время.

Теперь они смотрят на меня иначе. С заинтересованным презрением. Упитанные, розовощекие, с обвисшими складками под одеждой, они готовы отложить казнь маньяка, мою казнь, до конца рассказа. Они хотят узнать мой секрет.

Не нервничать.

Просто продолжать говорить, объяснять и ждать. Рита сорвется. Ей сейчас тяжелее, чем мне. Пусть мне мало о ней известно. Но я знаю точно, как сильно она любит кровь. Немного подождать, немного терпения.

Кончиками пальцев плотно прижми кожу у наружного края бровей, не оттягивай, только прижми. Затем зажмуривай и открывай глаза, не отпуская пальцев.

– Лучше этим заниматься перед зеркалом. – Я показываю, как правильно выполнять упражнения.

Я показываю и смотрю строго перед собой, на Федора Петровича. Зажмуриваюсь и чувствую, как меня буравят взгляды присутствующих. Они ловят каждый жест, внимают каждому слову.

Сложи пальцы в замок, помести их на лоб и прижми как можно плотнее. Попытайся поднять брови, задержи напряжение на десять секунд, расслабь лоб. Так повторяй минимум три раза.

– С этим комплексом главное не переусердствовать.

Рита куда-то ушла, и я весь день просидел у зеркала, изучая новые упражнения. Я, наверное, идеалист: если уж решил – выжимаю из себя максимум.

В те дни я с головой погрузился в профессию. Все, что меня занимало, стать не просто дешевым подражателем, а профессиональной стопроцентной копией.

Рита куда-то ушла, но меня это только обрадовало. Больше времени на тренировки мышц.

Ушла и ушла…

Тогда я же и подумать не мог, с кем вот так вот живу под одной крышей.

– Мы, кстати, с Ритой обсуждали те самые убийства. Называли маньяка больным психом, конченым ублюдком, зверем, нелюдем.

Мое замечание не оказало должного эффекта. Собравшиеся мне не верят. Все еще не верят.

Но это чистая правда.

Мы разговаривали с ней, вместе осуждающе качали головой. Попадись он нам, этот монстр, говорила Рита, непременно лично разорву его в клочья.

На тумбочке краткий анатомический атлас. Развернут на странице мышцы лица.

Я читаю: «Малая скуловая мышца. Медиальные пучки этой мышцы переплетаются с мышечными пучками круговой мышцы глаза».

Пробегаю глазами врачебные термины.

Меня не интересуют названия, мне не важно устройство. Я лишь хочу узнать функцию и каким образом натренировать конкретную часть.

Бла-бла, мышца вплетается в кожу носогубной складки, бла-бла-бла, при сокращении. Тянет верхнюю губу вверх – вот. Тянет верхнюю губу, углубляет носогубную складку.

Я ощупываю пальцами зону на лице, где должна быть малая скуловая мышца. Она участвует в мимике, она важна для моей новой профессии, и я записываю на зеркале ее название и условное расположение.

Двигаю бровями, губами, ноздрями.

С первого раза избирательно задействовать лишь одну мышцу не простая задача.

Не получается.

Я читаю дальше: «Мышца, опускающая угол рта».

Пригодится. Полезно уметь пользоваться уголками рта.

Я пробую скривиться. Это кажется проще, чем шевелить малой скуловой. Рот послушно изгибается в перевернутую улыбку. Левая сторона заметно ниже опускается, и ей мне легче управлять.

Хм.

Мышца начинается широким основанием от передней поверхности нижней челюсти, ниже подбородочного отверстия. Направляясь вверх, мышца суживается, бла-бла-бла, достигает, вплетается в кожу угла рта, бла-бла, в толщу верхней губы, бла-бла, тянет к низу угол рта и делает носогубную складку прямолинейной.

Опускание углов рта делает на лице выражение печали.

Пишу на зеркале: печаль, и рисую схематически мышцу.

Читаю:

«Подбородочная мышца начинается рядом с мышцей, опускающей нижнюю губу. Вплетается в кожу подбородка.

Функция: поднимает кверху кожу подбородка, образуются небольшие ямочки, и подает кверху нижнюю губу, придавливая ее к верхней».

Читаю, пробую, записываю.

Снова и снова. Читаю и пробую.

Надо сказать, есть мышцы, которыми без труда удается управлять сразу, и есть те, о существовании которых раньше и не подозревал.

Читаю, пробую двигать, записываю.

Вскоре на зеркале не осталось места. Лицо ноет, словно на нем поработали отбойным молотком. Через синие черточки фломастера я с трудом различаю уставшее отражение начинающего подражателя.

– Пародиста? – хочет поправить Федор Петрович.

– Нет. Именно подражателя. Я так называю свою профессию.

К моему удивлению, на лице человека, на моем лице, больше пятидесяти мышц. И каждую из них я обязан изучить и научиться ею пользоваться. Я знаю, я уверен, что с их помощью можно не просто разгладить парочку морщин. С их помощью можно менять внешность.

Так я просидел весь день. Согнувшись над записями, перед зеркалом.

Без перерыва.

Пару раз отошел в туалет – и все.

Просидел за работой практически до утра.

– В ту ночь, кстати, Рита снова не ночевала дома.

Я в этом уверен на все сто. Делаю пазу. И хочу, чтоб лжепсихиатр это зафиксировал у себя в журнале.

Я заснул под утро, а проснулся около полудня.

– Я это хорошо помню. Удивился еще, что так долго проспал, скрючившись перед зеркалом, это на меня не похоже.

– Что было дальше? – Фальшивка считает, что мой рассказ ничего не стоит. Он думает, что я все сочиняю, но продолжает записывать.

Она вернулась, и я проснулся от щелчков замка. Замок у меня старый, не услышать его невозможно.

Она вернулась, а я притворился, что уже давно не сплю.

– Можно я задам всего один вопрос? – Голос за спиной уже более уверенный и настойчивый. – Федор Петрович, всего один вопрос.

Помощник фальшивки. Что он может спросить? Трусливый ассистент безмозглого. Да пусть уже спросит, е-мое, если неймется. Петрович, разреши ты ему. Видишь, свербит у паренька.

Я делаю паузу.

Жду, что же ему ответит мой дорогой лжепсихиатр. А фальшивка красный, что тот рак вареный. Сейчас испепелит взглядом дерзкого выскочку.

– Как так вышло, что вы едва познакомились и уже живете вместе? – спрашивает голос, собрав остатки храбрости и не дожидаясь разрешения. – Как так?

Стук кулака Федора Петровича о стол глушит последние слова вопроса молодого ассистента.

– Выведите его отсюда! – Лжепсихиатр кричит и встает с места. – Что ты о себе возомнил? Уберите этого сейчас же!

Я представляю, каких сил стоит моему фальшивому врачу сдерживаться от нецензурной брани. Он кричит уведите, и слышу, как за спиной сначала быстро приближаются, затем также быстро отдаляются чьи-то шаги.

– Ответь! – не унимается голос. – Федор Петрович, скажите, пусть ответит. Ответь, скотина! Почему вы вместе жили?

Я слышу, как открываются и сразу закрываются двери. Слышу, как пластиковая пустышка уже совсем смелым тоном требует, чтобы от него убрали руки.

Доктор ждет, когда стихнет шум за дверью. Затем невозмутимо поправляет воротник.

– Прошу прощения за моего помощника. Прошу вас, продолжайте. Рассказывайте.

Он снова переходит на «вы».

– Может, хватит уже?

Лжепсихиатр смотрит на меня в недоумении.

– Вы же не верите ни единому моему слову. Никто из вас не верит! К чему весь этот цирк?

Думаю, фальшивка и сам не знает к чему. А вот я прекрасно знаю, зачем мне этот спектакль. Я прекрасно знаю, к чему приведет моя подобная фраза. И я прекрасно знаю, чему учили фальшивку в его вшивом университете.

– Мы вам верим. Верим. Продолжайте, пожалуйста, рассказ. Если бы мы вам не верили, сейчас бы с вами беседовали другие люди. Совершенно другие. Нам важно узнать все подробности. Мы хотим узнать все, чтобы полностью разобраться.